стр. 25

     О. М. Брик

     ЗА НОВАТОРСТВО!

     У нас странное отношение к заграничной продукции. Нам прожужжали уши, что западная культура разлагается, что мы ничего оттуда взять не можем, а между тем, берем в огромном количестве и как раз самое гнилое.
     Когда к нам попадают заграничные фильмы, то это самые скверные. Когда появляются переведенные книжки, то это самые бульварные. Когда у нас рекламируются иностранные художники, то это самые бездарные. Когда к нам в гости приезжают Дуглас Фербенкс и Мери Пикфорд, то мы не знаем, куда их посадить от телячьей радости; а между тем, заграница ждет от нас каких-то новых культурных достижений и, казалось бы, что если действительно Запад остановился в своем культурном развитии, а мы движемся вперед, то не мы должны ввозить к себе заграничный культурный товар, а наоборот вывозить на запад свою идеологию.
     Успех наших книг, наших театров, наших художников за границей, успех "Броненосца Потемкина" подтверждает, что если случайно за границу попадает что-либо сделанное не в подражание довоенной форме и не в подражание заграничной продукции, а сделанное самостоятельно, по своему,

стр. 26

своими методами, то это имеет огромный успех и принимается как новое слово.
     Культура должна стать для нас экспортным, а не импортным товаром, и баланс должен быть в нашу пользу. Но для этого необходимо, чтобы мы прежде всего поняли современное положение западной культуры.
     Нужно бросить такие огульные, ничего не объясняющие определения, как разложение, гниль, упадочничество. Нужно понять, что на Западе происходит чрезвычайно сложное культурное движение, что если там в огромном количестве имеются остатки доживающих свой век культурных форм, то, с другой стороны - имеются зачатки иной культуры, иных культурных путей.
     В этом нужно разобраться; нужно быть настолько осведомленным в механике западной культуры, как осведомлены мы в условиях западной экономики и политики; и, имея эти знания, можно будет совершенно точно знать, чем можно воспользоваться на Западе и чем нельзя. И тогда не будет того потопа хламной культуры, которая сейчас под общей маркой - заграничная - затопляет не только наши рынки, но и наши мозги.
     У нас очень радуются, когда какая-нибудь фильма похожа на заграничную. У нас очень радуются, когда в витрине какого-нибудь бельевого магазина на Петровке выставляется рубашка, напоминающая заграничную. У нас очень довольны, когда в театральной постановке режиссер под видом разложения буржуазии показывает нам фокс-тротт.
     Во всем этом есть совершенно недостойное нас лицемерие; лицемерие, основанное на тайном пристрастии ко всему заграничному и к оффициальному тезисному признанию его гнилостности. И, конечно, не случайна и не греховна эта тяга к Западу, потому что действительно на Западе есть много такого, чему мы можем поучиться, - но только не то что попадает к нам.
     Избавиться от этого неосознанного влияния Запада мы должны двумя путями: во-первых, тем, что, зная культурное положение Запада, взять от него то, что действительно ценно, а, во-вторых, - перебивая его продукцию нашей.
     Москва была в 1918 - 1919 году культурным гегемоном, теперь она постепенно начинает свою гегемонию терять.
     Действительно, какая может быть гегемония, когда все помыслы и все старания направлены не к тому, чтобы играть руководящую роль в культурном строительстве, а к тому, чтобы как никак достичь довоенной нормы или удачно скопировать заграничные образцы.
     Когда иностранцы приезжают в Москву, когда им начинают показывать наш Большой театр, наши выставки, нашу

стр. 27

кино-продукцию, они вежливо улыбаются, великолепно сознавая, что во всех них изменились только названия; - раньше все это называлось императорским, теперь это называется советским, но что в этом нового, руководящего ничего нет.
     Но, когда им показывают такие вещи, как фильма "Броненосец Потемкин", как некоторые из уцелевших еще клубов, когда они присутствуют при демонстрации пионерских отрядов, когда они слушают стихи Маяковского, тогда они уже не улыбаются, а смотрят, серьезно чувствуя, что здесь есть что-то другое, что-то такое, чего не было в довоенное время и чего нет сейчас на западе.
     У нас происходит серьезная путаница, у нас не разбираются, не понимают разницы между культурной проблемой и очередной культурной задачей.
     Ликвидация неграмотности - это, конечно, громадная культурная задача, но это не проблема. Никто против этого не спорит, никто не сомневается в необходимости эту задачу разрешить, но и никто не станет утверждать, что, ликвидируя безграмотность, мы ставим какую-то культурную проблему.
     Поэтому ошибочно ставить все культурные силы страны на разрешение такого рода задач, как ликвидация безграмотности. Ошибка - мобилизовать все на одно какое-нибудь очередное дело.. Ошибка - требовать, чтобы каждая культурная работа могла быть помножена на сотни миллионов народонаселения.
     У нас любят говорить: "Кому это нужно. Это может интересовать сотню другую людей, а нам необходимо, чтобы заинтересовать миллионы!" Но как раз эти триста-четыреста человек и есть те, которые ставят новые культурные проблемы, и, не будь этих 300 - 400 человек, никакая постановка культурной проблемы и никакое ее разрешение не были бы возможны.
     Нам, лефовцам, неоднократно говорили, что "всем вы хороши, но вот только массам вы непонятны". На это мы возражали, что если сегодня мы непонятны всей массе, если сегодня мы понятны только небольшой группе лиц, то эта группа лиц с течением времени передаст свое понимание еще большей группе лиц, а эта большая группа лиц передаст ее массам.
     И наши расчеты оправдались полностью: то, что 9 лет тому назад казалось ненужным, верхушечным, то сегодня уже стало обиходным. Те методы культурной работы, которые 9 лет тому назад были понятны немногим, сегодня уже усвоены всеми. Пример лефовской работы показывает, что происхождение культурных ценностей от производителя к массам не так просто, как представляют себе

стр. 28

наши культпросветчики, что дело вовсе не в том, чтобы в момент зарождения какого-нибудь нового культурного факта, этот культурный факт был бы массовым, - важно, чтобы он в конечном случае стал массовым.
     Нас, лефовцев, любят обвинять в "кружковщине", любят говорить, что то, что мы делаем, в конце концов, нужно только нам самим; впрочем, так "говорили", сейчас уже редко, кто так говорит.
     Верно, что опасность "кружковщины" всегда имеется в той изобретательской работе, которую ведут такие группы, как Леф. Очень не трудно выродиться в кучку чудаков, которые наперекор всему и только для перекора выдумывают всякие небывалые штуки.
     Но в том-то и заключается культурная проницательность, чтобы уметь отличать нужную лабораторную работу от бессмысленного чудачества. И если наши культпросветчики не умеют различать этих явлений в момент их рождения, то пусть они, по крайней мере, внимательно отнесутся к результатам этих лабораторных опытов. И пусть не повторяют бессмысленно, что лефовцы непонятны массам!
     Совершенно ясно, что если мы хотим бить западную культуру и если мы хотим вывести на Запад какое-то свое новое слово, то мы можем это делать, только использовав лабораторные работы такого типа, как их проделывает Леф. Только такого рода лаборатория и может заинтересовать Запад, может дать ему толчок к разрешению современных культурных проблем.
     Не вывозить же наши буквари, предназначенные для чрезвычайно важной и необходимой задачи - для ликвидации безграмотности; - но на Западе-то безграмотность давно ликвидирована, и в нашей помощи Запад не нуждается. А вот вывезти такие книжки, как "Теория прозы" Шкловского, такие постановки, как "Рычи, Китай" Третьякова - Мейерхольда, такие стихи, как стихи Маяковского, такие фильмы, как "Броненосец Потемкин", - в этом Запад нуждается.
     Мы должны сделать ставку на культурное новаторство. Мы должны всячески поощрять такое культурное новаторство. Мы должны уметь отобрать из культурных работников тех, которые могут быть не только передатчиками накопленных ценностей, но и производителями этих ценностей.
     Если до Октябрьской Революции, у пролетариата был лозунг "Отнять и распределить!", то после Октября лозунг решительно изменился. Отнимать не у кого и нечего. Все возможности производства в наших руках; значит надо производить! За нас никто производить не будет! Если же мы производить не будем, то нам придется дорого покупать чужую продукцию.