стр. 151

     Ашмарин

     АГИТАЦИЯ ГРАФИКОЙ

     Мы до сих пор не без основания считали художника Добужинского одним из лучших знатоков Петербурга, сумевшим искусно передать в ряде четких и совершенных рисунков все стильное великолепие и разнообразие форм этого города. Мы полагали, что Питер потрясенный гражданской войной, разрухой, голодом жителей, угрозами белогвардейских наступлений, Питер, город величайшей в мире революции, не потеряет искусного художника, любовно запечатлевавшего его формы, когда он был пышным императорским Санкт-Петербургом, когда он был сытым буржуазным Петроградом.
     Мы ошиблись. Для пролетарского Питера, перенесшего неслыханные страдания, Питера, ущербного и опустевшего, у художника Добужинского нашлись лишь графические линии тенденциозной и злобной ненависти и клеветы.
     Альбом рисунков Добужинского*1 внушает ужас и отвращение. Злобно и злостно клевещет Добужинский в духе фельетонистов и "собственных корреспондентов" из "Руля" и "Дней", явно подлаживаясь под стиль, усвоенный нашими изгоями, когда они живописуют ненавистную им рабоче-крестьянскую "Совдепию".
_______________
     *1 "Петербург в двадцать первом году". Рисовал на камне М. Добужинский. Вступ. статья С. Яремича. Изд. Комитета популяриз. худож. изданий при Российской Академии истории материальной культуры. Петербург. 1923 г.

стр. 152

     Литературный спутник художника - Яремич, предпославший альбому вступительную статью, доходит до крайних пределов... либо наивности, либо цинизма, явно издеваясь над читателем и провоцируя его.
     Яремич заявляет: "Главная прелесть нынешнего Петербурга состоит в том, что он утратил черты чопорности, сухости и надменности... Оглянемся кругом: неправда-ли, как все посвежело и похорошело?.." И дальше слащаво говорит о травке и цветочках среди камней, о руинах Колизея и прочей романтической патоке.
     А в альбоме Добужинского изображен Питер, занесенный снегом, безлюдный, покинутый, с исковерканными уличными фонарями и киосками, с полуразрушенными домами.
     В двух-трех летних рисунках есть пресловутая травка, но это как раз наиболее жуткие, наиболее страшные пейзажи, поражающие зрителя чувством безысходной тоски и покинутости.
     Мы хорошего мнения о художественной зоркости Добужинского, как специфически городского живописца, и нам не верится, чтобы он не сумел разглядеть в обстрелянном и израненном Питере пульса новой жизни, нового созидающегося быта. Добужинский не мог не увидеть, что город хотя и медленно, но выправляется, зализывает свои раны, ревниво бережет свои художественные сокровища.
     Всего этого не захотел увидеть Добужинский: очевидно злая воля художника

стр. 153

оклеветать и унизить "большевистский Питер".
     И это становится совершенно ясным и убедительным, если мы сравним рисунки альбома с иллюстрациями того же Добужинского к "Белым ночам", помеченными тем же 1922 годом*1. Здесь мы найдем, помимо лирики Достоевского, лирику самого Добужинского, влюбленного в улицы и задворки старого Петербурга, в чугунные узоры его оград, в гранит его набережных, в стильные формы его зданий.
_______________
     *1 Ф. М. Достоевский. "Белые ночи". Рисунки М. Добужинского. Книгоизд. "Аквилон". Петербург 1923 г.

стр. 154

     Резюмируя все вышесказанное, мы с величайшей горестью вынуждены констатировать, что в рисунках Добужинского, посвященных революционному Питеру, мы усмотрели не наивные цветочки и романтическую травку Яремича, а самый махровый чертополох самой наглой и развязной антисоветской идеологии в области изобразительного искусства. Агитпроп эмигрантщины в Берлине или Париже воздаст должное превосходной и ловкой антисоветской агитации, проделанной бывшей Евгениевской общиной, ныне Комитетом популяризации худож. изданий при Российской (!) академии истории материальной культуры.