стр. 70
В. Шкловский
ИПЕРИТ
(Отрывок из романа)
Это отрывок из романа "Иперит", который я писал со Всеволодом Ивановым.
Судя по стилю, написан отрывок мной.
Задачей романа было заполненье авантюрной схемы не условным литературным материалом, как у Джим-Доллара (Мариэтты Шагинян), Валентина Катаева и т. д., а описаньями фактического характера.
Мне кажется, что кризис жанра может быть изжит только привлечением нового материала.
Жанр авантюрного романа сейчас берется нами, как стилизация. Происходит игра штампами и подделка перевода.
Эстетический момент вторичен и является результатом последующего осмысливания.
Романом я доволен не совсем, так как в нем много места занял пародийно иронический материал.
В дальнейших попытках я надеюсь провести линию преобладания подробностей над конструкцией гораздо резче.
---------------
стр. 71
Глава, рассказывающая о негре, который не спит, перед этим даны сведения о городе, в котором будут происходить невероятные события.
Мир лишается своих достопримечательностей.
Были в Константинополе собаки.
Жили они без хозяев и ели они всякую дрянь и падаль. Каждая собачья стая имела свой район и в чужой не заходила.
Ехали путешественники в Константинополь и знали, что они там увидят бродячих собак.
Но случилась война, турки были на стороне немцев, а у немцев обычай все мыть и чистить: они мостовую в Берлине два раза в день чистят резиновыми щетками. Немцы сказали - этих собак нужно убрать.
Турки отвечали: - Эти собаки достопримечательность города и убивать их мы не позволим.
Немцы не растерялись и ответили: их убивать и не будем, а переловим и отправим на дачу.
И действительно они отправили на маленький каменный остров по середине Босфора, здесь был источник воды, но есть, конечно, было нечего.
Собаки дрались, визжали, грызлись и ели друг друга. Их становилось все меньше и меньше.
Выживали только сильные.
Говорят, что в конце концов остался один громадный могучий пес - победитель.
Он стоял на скалах и выл, выл так громко, что его слыхали во всем Константинополе.
Потом пес-победитель лег и сдох.
Да послужит эта история уроком империалистам: они едят друг-друга и уничтожают друг-друга, но что будет есть победитель в разоренной Европе?
Так погибла достопримечательность Константинополя - бродячие собаки.
Лондон славится своими туманами.
Лондон стоит в полуторах часах езды от моря.
Поперек Лондона езды на автомобиле часа два. Город обрывается лачугами и начинается снова, в сущности говоря это не один город, а несколько слившихся городов.
В центре города находится его торговая часть или Сити.
Здесь не живут, а только работают: днем сюда приезжает до 1.500.000 человек, ночуют здесь только 17.000.
Но зато здесь все банки и конторы, здесь сосредоточена вся венозная кровь мира.
стр. 72
Это тот же московский Кремль, только наоборот: в Кремле источник алой артериальной крови, обновляющей землю.
Но и за Сити и далее город продолжается.
Всего в Лондоне свыше миллиона домов и 7 с 1/2 миллионов людей. Это цифра 1923 года.
Население пригородов каждые 20 лет удваивается.
Дома в Лондоне не такие как в остальных городах, а маленькие на одну семью, в два, три и четыре этажа. Внизу кухня и гостиная, наверху спальни. В каждой комнате камин, у каждого камина труба и из каждой трубы, конечно, идет дым...... иначе для чего бы ее ставить.
Вы меня еще спросите, а фабрики ведь тоже с трубами. Фабрик, читатель, в Лондоне очень мало, это не фабричный, а конторский город.
Лондон посылает ежегодно во все концы мира миллиард писем и 26 миллионов телеграмм. В Лондон приходит 9000 поездов в день.
Лондон может съесть все русские яйца и, намазав на хлеб, проглотить все сибирское масло.
Пусть кушает пока на здоровье.
Но Лондон - не фабричный город.
Только рабочие доков - докеры, разгружающие пароходы, и рабочие городских предприятий составляют в Лондоне большие группы - рабочего населения. Таким образом дым над Лондоном, главным образом, - дым каминов.
Этот дым выносит в воздух мельчайшие частицы угля. Лондон город богачей и конторщиков, а конторщики любят считать, так вот они сосчитали, что в неделю на каждую квадратную милю в Лондоне оседает 1600 пуд. твердых веществ. Прежде, чем осесть, они долго еще летают в воздухе, сгущая туман.
Самый обычный туман в Лондоне, поэтому был желтого цвета, даже немножко с зеленым оттенком. Он наполняет улицы, забивает как ватой, все промежутки между домами, людьми, автомобилями, лезет в комнаты.
Есть и другие туманы - например черный, который приходит редко и закрывает город как крышкой. Но вниз он не спускается. Когда в Лондоне приходит черный туман, то в двенадцать часов зажигают огни на улицах. Город весь покрыт черной рояльной крышкой, только не полированной.
Лондонцы находят, что так даже уютнее.
Есть еще белый туман, очень плотный и густой, но чистый. Вероятно он приходит с моря.
Так было в 1924 году.
Но дело в том, что наш роман происходит не сейчас, а в будущем.
Я собираюсь даже поместить в него своего еще только рожденного сына.
стр. 73
Я заинтересован, поэтому, в будущем и желаю, чтобы там было хорошо.
В будущем Лондоне тумана не было.
Лондон устроил то, что должен был устроить давно: дымовую канализацию.
Было время (для иных мест оно настоящее) когда каждый высыпал мусор и выливал нечистоты перед своим домом.
В роскошном дворце французского короля Людовика XIV, - коридоры были каменные, а у дверей комнат стояли параши.
Ночью они выливались прямо на пол, который специально для этого делали покатым.
Сейчас это кажется грязным свинством, а тогда даже восхищались, как удобно устроились.
Такое же свинство коптить небо дымом. Кроме того это невыгодно, в дыму выпускаются в небо очень ценные вещи.
А об старом времени не жалейте - оно было вонючее, и с париков спутников Великого Петра сыпались вши, это записали тогда в Лондоне англичане.
Англичане, как видите, очень злопамятны. Кроме того они консервативны: у них и сейчас в судах судьи ходят в париках, вероятно, чистых.
Лучше было бы устроить в Лондоне вместо каминов хорошее паровое отопление, но англичане даже короля сами рассчитать не умеют, так что мы послали к ним Словохотова, где уж тут отказаться от каминов.
И сидит себе англичанин в будущем Лондоне перед камином, тыкает в огонь прямой медной кочергой и греет ноги.
Все, как прежде.
Но не дымит труба над его котеджем (так зовут в Англии домики для одной семьи) дым идет по трубам далеко за город на специальную станцию. Сосет станция со всего города дым, и нет над Лондоном ни желтого ни черного тумана. А из дыма получается сернистый ангидрид и каменноугольный деготь, из которого делают и краски и фенацетин и аспирин и... ядовитые газы для войны, чтобы еще больше разбогател Сити, и чтобы все конторщики записали в книги еще большие цифры.
А самим конторщикам от этого ничего не прибавится, даже усики не отрастут от войны, а туда же лезут воюют. Работает дымогарная станция в будущем Лондоне на тепло, которое приносит ей дым по трубам.
Так вот каким способом лишился Лондон одной из своих достопримечательностей - туманов.
Когда-нибудь мир освободится и от другой достопримечательности - войны.
стр. 74
Не будут воевать рабочие с рабочими, крестьяне будут мирно пахать свою землю, ядовитые газы будут отравлять только сусликов и саранчу, а двери на арсеналах мы заколотим крест накрест - серпом и молотом.
Но идем дальше; нас ждет негр. Правда, у него много времени, потому что он не спит.
Впрочем, кажется это не тот: это самый обыкновенный негр. Он уже не молод ему лет 60. Курчавые волосы его седы, но держится он прямо и сложен все еще хорошо - как негр: негры хорошо сложены, особенно кафры.
Нашего негра зовут Джемс Холтен, хорошая фамилия, негры любят выбирать для себя такие. Он служит в очень хорошем квартале Лондона: недалеко от Гайд-Парка в Мэнфере.
Здесь этот обыкновенный пожилой негр служит в очень обыкновенной должности дворецкого, в доме, который когда то принадлежал графу, а сейчас перекуплен коммерсантом - разбогатевшим на спекуляции искусственной нефтью.
Должность негра обыкновенная, но почетная: он обучает коммерсанта аристократизму.
Он следит за тем, чтобы все было как в лучших домах:
Первоначально коммерсант хотел пригласить на эту должность одного бывшего украинского посланника, но у того оказалась странная привычка оббивать сургуч с бутылок об стенку.
Тогда один знаменитый профессор, научный консультант фирмы, рекомендовал на эту должность негра.
И негр пришолся ко двору. Синие, проданные вместе с домом, ливреи были ему к лицу.
Он выглядел поглощенным какой-то другой мыслью. Часто другие слуги видели его рассматривающим чей-то портрет, в медальоне на браслете.
В шесть часов вечера негр переодевался и уходил. Если бы кто стал следить за его фигурой в светло-песочном пальто и ботинках, то увидел бы, что Хольтен не спеша проходит через широкие лужайки Гайд-Парка и, не спускаясь в тюб, идет походкой человека, которому некуда спешить, через уже опустевшее Сити, мимо башен Тауер в Уатчепель - квартал бедняков.
Здесь улицы становятся грязней, худые женщины с озабоченными лицами разговаривают друг с другом на углах около ларьков, торгующих баранками, сельдями и солеными огурцами, странно выглядящими в Лондоне.
Беднота живет здесь густо у самых ворот города богачей.
Негр не спеша и не смотря по сторонам, идет все дальше, пешком, очевидно ему некуда торопиться.
Наконец, он останавливается перед дверью с матовыми стеклами одного из кабаков, привычно входит, раздевается,
стр. 75
не смотря на крючек, вешает на него свое пальто, одевает передник и становится за стойку.
С шести до двенадцати Хольтен наливает виски и пиво быстро говорящим и мало пьющим евреям, молчаливо пьющим белокурым рабочим и много говорящим и пьющим больше всех - женам рабочих. Все пьют, стоя не задерживаясь.
Но вот наступает 12 часов. Лондон засыпает.
Неизменившейся походкой выходит негр из кабачка.
Улицы пусты, одни безработные тяжелой походкой полуспя идут без ночлега.
Спать им нельзя, им нужно итти.
Бездомный рабочий, идущий без цели по улице, в Лондоне называется "носильщиком знамени".
Тяжелой походкой несут они невидимое черное знамя нищеты.
Полицейский стоит и смотрит. Он не хочет зла этим людям, он хочет только, чтобы они шли, на улице спать нельзя.
И среди этих людей, которые должны притворяться, что у них есть дом, идет Хольтен.
В темных и узких переулках шепчутся пары, шепчутся, жмутся и тянутся друг к другу.
Полицейский смотрит. Он знает, у этих тоже нет дома. Но все равно, пускай они ведут себя прилично.
Негр идет мимо. Ночное небо так черно, как его кожа.
Как его отчаяние.
Он идет к докам, как будто преследуя в затихающем городе последние отблески дневного шума.
Здесь есть таверны, где пьют и пляшут всю ночь, где всю ночь взвизгивает музыка.
В одну из них заходит негр.
Опять он снова снимает пальто и через четверть часа в черном парике и клетчатом костюме, всю ночь на столе бьет чечетку ногами, уже 16 часов идущими по асфальтам Лондона.
В 6 часов открываются ворота парков.
"Носильщики знамени" тянутся к ним, ложатся на траву, усталость мешает им спать.
И тоже бессонный, но как-будто совсем не усталый, идет мимо них Хольтен, по росистой траве, он идет на свою дневную службу, является первым. Он аккуратен.
Что за странная тайна у этого человека?
Что заставляет его вести три бессонных жизни?
Не знаем.
Может-быть, знает тот, кто часто звонит по телефону на одну из служб Хольтена и, вызвав его говорит всегда одно и то же: "Явись немедленно".
стр. 76
Тогда негр сереет, как-то худеет сразу и, какое дело ни было бы у него сейчас на руках, уходит немедленно в большой город, где 7 с 1/2 миллионов людей, где нет больше туманов, но так много тайн и невидимых черных знамен, над согнутыми плечами невольных знаменоносцев.
А мы пока знаем одно: каждый месяц в Иоганнесбурге Коммунистическая Негритянская Фракция получает ежемесячный взнос.
Величина этого взноса колеблется, но она всегда равна сумме трех жалований бессонного негра.
И каждый раз на сопроводительном бланке, одном из миллиардов бланков выходящих из Лондона, написано одно и то же:
- "От человека, который очень виноват и очень несчастен". -
Нет, еще не все туманы рассеялись над Лондоном.