стр. 205

     Под рубрикой: "КНИГА."

     Г. Винокур.

     ФОРМАЛЬНАЯ ХАЛТУРА.

     Творческий путь Тургенева. Сборник статей под редакцией Н. Л. Бродского. Изд. Сеятель. Петроград, 1923.

     В высокоученом обществе наших историков литературы завелось что-то явно неладное. Свидетельством этому может служить сборник с выше выписанным заглавием. Просмотрев оглавление сборника, читатель начинает недоумевать: очевидно, он не туда попал. На первом месте статья Энгельгардта, но называется она не "Тургенев и таинственное в природе", не "От Клары Милич до Незнакомки", а ..."Методика Тургеневской прозы". За Энгельгардтом идет Истомин, заглавие статьи которого - "Роман "Рудин", - могло бы успокоить, если бы не потрясающий подзаголовок: "Из истории тургеневского стиля". Дальше - еще удивительнее: один из приемов композиции Тургенева, тема страсти у Тургенева, анализ "Песни торжествующей любви", параллельный анализ "Свидания" Тургенева и "Егеря" Чехова, и ни одного слова о "типах", о "быте эпохи", об "общественных идеалах". В самом деле, что случилось с нашей наукой?
     Об этом нам поведает редактор сборника Н. Бродский. "В этом обилии "стилистических работ по Тургеневу, пишет он в предисловии, не только знамение времени, столь пристально всматривающегося в формальные особенности художественных произведений: этот интерес к стилю Тургенева, к его творческому пути является естественной реакцией на тот историко культурный подход к его писаниям, который так долго тяготел над ними". Господ историков литературы потянуло на капусту: где уж тут говорить об общественных идеалах, если "боевая публицистика" объявляется "чуждой подлинной науке", а ученым - "остается только мечтать о той истории литературы, где творческий гений будет виден только своими преодолениями традиции, революционной борьбой (!) с установившимся литературным шаблоном".
     Итак, "Опояз" трубит победу на профессорском фронте. Но уже одна первая статья сборника показывает, сколько внутреннего лицемерия, какого издевательства над самими собой и аудиторией понадобилось нашим ученым, чтобы снизойти до "преодоления традиций" и "революционной борьбы с шаблоном". При всем нашем уважении к печатному слову - покаемся: и мы, прочитав статью Энгельгардта, также подумали, что не туда попали, - так силен аромат этой статейки. Ничего более отвратительного, наглого и беззастенчиво-бездарного, чем статья Энгельгардта о прозе Тургенева - нам читать не приходилось. Сей почтенный исследователь хочет доказать, что Тургенев писал свои повести и рассказы не прозой, а стихами. Вы удивлены? Но ведь это так просто: немного шарлатанства, несколько передернутых карт, а пуще всего побольше претенциозности в слоге и издевательства над бедными мозгами читателя - и вам ничего ровно не помешает сделать из прозы Тургенева стихотворную окрошку, на любой вкус: хотите - с пиррихиями, хотите - с пэонами. Насколько "тонка" эта работа - можете судить по следующему хотя бы примеру:

          Молодые деревья росли очень тесно,
          ничей топор не коснулся до их стройных стволов,
          негустая,
          но почти сплошная,
          тень ложилась,

и т. д. и т. д. Если же вам встретится фраза: "потом как это у них вышло", где никакой мудрец и следа стиха не сыщет, то и тогда вы не смущайтесь. Пишите, что это натуральнейший ямб, а в скобках оговоритесь: "метрический перебой". Все ясно и все понятно.
     Но наглость наших формалистов не знает границ. Мало ему "метрических перебоев", мало ему шулерской скандовки стихов Полонского, в результате которой простенький, неказистый ямб превращается в какой-то

стр. 206

величественный, торжественный, сплошной спондей, он еще и ноги на стол норовит положить. Автор с очаровательным изяществом заявляет, что "словосочетание" есть "стопосочетание", ибо "проза есть фраза", а "фраза состоит из слов", из которых "каждое есть стопа", и нисколько не трудясь пояснить смысл сей чудовищной ахинеи, предлагает нам опыт того, что он называет "экспериментальной версификацией", и что на деле является просто бессмысленным набором слов, составленных так, чтобы получились те ритмы, которые счастливый взор исследователя различил в тургеневской прозе.
     Надо ли после всего этого доказывать, что 60 с лишним страниц печатного текста, загаженные упражнениями энгельгардтовой экспериментальной музы - есть пример совершенно исключительного бесстыдства, небывалого еще в истории нашей науки и критики. Нет, проф. Бродский. Уж лучше не всматривались бы вы так пристально "в формальные особенности". Куда удобнее и привычнее выписывать такие, напр., фразочки: "тютчевское" и "тургеневское" восходят к некоему единству мироощущения; Тургенев объясняется Тютчевым. Философ-мыслитель Тургенев заблещет ярче, если в его мировоззрении, человека XIX века, века борьбы позитивизма и метафизики, исследователь усмотрит "метерлинковское" (?)...
     Опоязовский трезвон профессорского сборника на поверку оказывается чистейшей и откровеннейшей формальной халтурой*1. Этой компрометации "формального метода", который, несмотря на свойственные ему ошибки, все же сделал и продолжает делать большую работу для приобщения нашей казенной истории литературы к подлинной науке - должен быть положен конец. Формальной халтуре должна быть об`явлена война беспощадная и жестокая. Ни одно, хотя бы малейшее проявление халтуры этой не должно остаться безнаказанным, неразоблаченным. К этому мы зовем всех честных литературных и научных работников.
_______________
     *1 Там, где нет халтуры "формальной", участники сборника с невиннейшим видом протаскивают контробандой, под прикрытием "стилистического" заголовка, все ту же "вечную и самодовольно - пошлую халтуру критическую, "толковательную": Ефрем из "Поездки в Полесье" объявляется напр., "Вечной Изидой", а пейзаж рассказа "Свидание", по причинам неведомым ни читателю, ни автору, почему-то об'ясняется, как вызванный "тягостным субъективным переживанием автора":
     С приятностью в сборнике можно прочесть лишь статью Алексеева о Тургеневе и Марлинском, да статью Белецкого о Тургеневе и русских писательницах 30 - 60 годов.
     Есть также несколько занятных наблюдений в статье Габеля о "Песни торжествующей любви".