стр. 58

     В. Хлебников

     УСТРУГ РАЗИНА.

     Где море бьется диким неуком,
     Ломая разума дела,
     Ему рыдать и грезить не о ком.
     Оно морские удила,
     Соленой пеной покрывая,
     Грызет узду людей езды.
     Так девушка времен Мамая,
     С укором к небу подымая
     Свои глаза большой воды,
     Вдруг спросит нараспев отца:
     "На что изволит гневаться?
     Ужель она тому причина,
     Что меч суровый в ножны сует,
     Что гневная морщина
     Ему лицо сурово полосует,
     Согнав улыбку точно хлам,
     Лик разделивши пополам".

     По затону трех покойников,
     Где лишь лебедя лучи,
     Вышел парусник разбойников
     Иступить свои мечи.

     Умеет рукоять столетий
     Скользить ночами, точно тать,
     Или по горлу королей
     Концом свирепо щекотать.
     Или рукой седых могил
     Ковать столетья для удил.
     И Разина глухое "слышу"
     Подымется со дна холмов,
     Как знамя красное, взойдет на крышу
     И поведет войска умов.

     И плахи медленные взмахи
     Хвалили вольные галахи.
     Была повольницей полна
     Уструга узкая корма,
     Где пучина для почина
     Силу бурь удесятеря,
     Волги синяя овчина
     На плечах богатыря.

стр. 59

     Он стоит полунагой,
     Горит пояса насечка,
     И железное колечко
     Опускается серьгой.
     Здесь все сказочно и чудно.
     Это воли моря полк.
     И на самом носу судна
     Был прибит матерый волк.
     А отец свободы дикой
     На парчевой лежит койке
     И играет кистенем,
     Чтоб копейка на попойке
     Покатилася рублем.
     Ножами наживы
     Им милы, любезны
     И ветер служивый,
     И смуглые бездны.
     Он невидим и неведом
     Быстро катится по водам.
     Он был кум бедноты,
     С самой смертью на ты.
     Бревен черные кокоры
     Для весла гребцов опоры.
     Сколько вражьих голов
     Срубил в битве галах,
     Знает чайка-рыболов,
     Отдыхая на шестах.
     Месяц взял того, что наговор
     На уструге тлеет заговор.
     Бубен гром и песни дуд.
     И прославленные в селах
     Пастухи ножей веселых
     Речи тихие ведут:
     "От отечества, оттоле
     Отманил нас атаман.
     Волга мать не видит пищи.
     Время жертвы и жратвы.
     Или разумом ты нищий,
     Богатырь без головы.
     Развяжи кошель и грош
     Бедной девке в воду брось.
     Куксит, плачет целый день, -
     Это дело дребедень.
     Закопченою девчонкой
     Накорми страну плотвы".
     В гневе праведном серчая
     Волга бьется, правды чая.

стр. 60

     Богатырь поставил бревна
     Твердых ног на доски палубы.
     Произнес зарок сыновний,
     Чтоб река не голодала бы.
     Над голодною столицей
     Одичавших волн,
     Воин вод свиреполиций
     Тот, кому молился челн.
     Не увидел тени жалобы.
     И уроком поздних лет
     Прогремел его обет:
     "К богу - могу эту куклу.
     Девы - мевы, руки - муки.
     Косы - мосы, очи - мочи.
     Голубая Волга - на!
     Ты боярами оболгана".
     Волге долго не молчится.
     Ей ворчится как волчице.
     Волны Волги точно волки.
     Ветер бешеной погоды.
     Вьется шелковый лоскут.
     И у Волги, у голодной
     Слюни голода текут.
     Волга воет, Волга скачет
     Без лица и без конца.
     В буревой волне маячит
     Ляля буйного донца.

     Баба-птица ловит рыбу,
     Прячет в кожаный мешок.
     Нас застенок ждет и дыба,
     Кровь прольется на вершок.
     И морю утихнуть легко
     И ветру свирепствовать лень,
     Как будто веселый дядько,
     По пояс несется тюлень.

     Льются водка и вода.
     Дикий ветер этой лодки повода.