стр. 221

     А. Воронский.

     СОВЕТСКАЯ РОССИЯ В ОСВЕЩЕНИИ БЕЛОГО ОБОЗРЕВАТЕЛЯ.

     I. "Нет иллюзий". "Власть стоит прочно". "Палочка маршала".

     Не так давно писатель-беллетрист Б. А. Пильняк перед отъездом своим за границу в Берлин произвел любопытную анкету. В анкете стоял один вопрос: "Что передать зарубежной эмигрантской русской интеллигенции". Опрос коснулся главным образом интеллигенции: учителей, врачей, техников и т. п. Ответы - числом около 70 - получились крайне поучительные. Лишь один инженер ответил, примерно, в таком духе: передайте, - пусть скорее приходят уничтожить большевистскую нечисть. Общий смысл других ответов был таков: "пусть перестанут играть в дурачков", "пора приниматься за органическую работу", "перестаньте вредить России за границей и возвращайтесь", "нужно возвратиться: здесь огромный недостаток в интеллигенции" и т. д., все в том же духе.
     Ответы свидетельствуют о несомненном некоем сдвиге в кругах старой дореволюционной интеллигенции. Об этом сдвиге говорят и другие факты. Сборник "смено-веховцев" пользуется самым шумным успехом. Ведутся оживленные публичные и непубличные прения (отметим для примера дискуссии в петербургском "Доме Литераторов"). За границей число сторонников "Смены вех" растет с каждым днем, и они вносят яд подлинного разложения в эмигрантскую белогвардейскую среду.
     В свое время Г. В. Плеханов по поводу неустойчивости в настроениях нашей отечественной интеллигенции ехидно заметил: - У Клеопатры было много любовников. - Русская интеллигенция, действительно, имела много любовников. И после октября она не раз колебалась то в ту, то в другую сторону, занимая, впрочем, в отношении октября в общем отрицательную позицию. Нельзя, конечно, и теперь сказать, что нынешний сдвиг вполне отлился в ясные формулы - в определенную политическую и тактическую линию. Об этом, пожалуй, говорить рано и преждевременно. Несомненно одно, - какой-то перелом происходит, какой-то сдвиг явно определяется.
     Какой же?
     Предварительное замечание. Вопрос о сдвиге нас интересует не как таковой, не сам по себе, а как показатель того, что переживает в настоящий момент республика Советов.

стр. 222

     В октябрьском номере "Современных Записок" (орган Авксентьева, Бунакова, Вишняка, Гуковского и Руднева) помещено обстоятельное письмо из России Икса, вводящего в курс нового переломного настроения так называемого русского образованного общества старого покроя. Письмо это нам придется использовать в настоящей заметке довольно широко, ибо оно представляет несомненный интерес и во многих отношениях характерно.
     Икс начинает с себя.

     "Другие, как пассажиры на маленькой захолустной станции, думают, что поезд хотя и запоздал безобразно, все же придет... Я думаю, что поезд не придет. Я думаю, что поезд уже ушел и другого не будет. Я не жду и не вглядываюсь туда, в направлении к Западу и не смотрю на часы без цели и без смысла".

     Ждали американского дядюшку, ждали барина с Запада. Американский дядюшка как будто что-то сулил, а западный барин прямо утверждал, что скоро прибудет с курьерским. Поезд, однако, где-то застрял, американский же дядюшка оказался жуликоватым дельцом. Доходили от него какие-то новые заповеди, новейший завет, долженствующий мир спасти и в человецех благоволение установить, но за всем тем, заповеди оказались не заповедями, а сущим суесловием, елейной пустопорожней болтовней, ибо промежду разговоров о благоволении в "человецех" дядюшка не один дредноут выстроил и вообще, что называется, охулки на руки не клал.
     Спереди - блажен муж, а сзади - всякую шаташеся.
     Дальше-больше. Поведение барина, который обещался приехать с курьерским, стало совсем загадочным и, выражаясь философски, мэт-эмпирическим. С курьерским барин не приехал, но спустя некоторое довольно продолжительное, "безобразно-продолжительное" время без лишнего шума проник в страну "ужаса и насилия", совершенно не приметив по дороге российского интеллигента, не приявшего "бунта рабов и безумцев". Барин проследовал в Кремль. Разумеется, российский праведник попытался разузнать как и что. В Москве это легко, - ох, сколько в Москве слухов и слушков! Результаты обследования оказались довольно неожиданными. По слухам, в Кремле произошел такой, примерно, разговор:
     - Ваши условия? - спросил барин.
     - Отвяжитесь от нас прежде всего, - ответствовала чернь.
     - За сколько? - вполне хладнокровно вопрошал барин.
     - Т.-е. как? - удивилась чернь и охлос.
     - Клади деньги об это самое место, - твердил барин.
     - Позвольте, - возмущалась чернь. - Да они кровавые и награбленные, сами же говорили...
     - Ничего-с. Не пахнут. Кладите об это место.
     - По взаимности? Ежели по взаимности...
     Тут барин начал выговаривать такое, что у российского Симеона-Столпника, созерцавшего все это сквозь замочную скважину - ничего не поделаете - диктатура! - глаза полезли на лоб. Сначала он ответственность за странное поведение барина взвалил по старой привычке на большевиков. Гипотеза была самая простая: барин на Западе был не один: бар было не так чтобы очень много, но и не мало. Большевики действуют среди бар на Западе подобно гоголевскому юрисконсульту из "Мертвых Душ": впутали всех в дело и перессорили друг с другом. Но тут обнаружилось, что барин, должно быть, когда ехал в поезде

стр. 223

с курьерским, стянул какую-то ценную вещь, да не одну; другой барин присвоил себе целый город, а третий объявил искони принадлежащим себе такой кусище земли, что наш праведник только ахнул. Пустили далее слух, что барин сильно где-то продулся, спустил многое из своего имущества. Раздались голоса, что истинные баре на Западе переводятся; это подтвердил "пророк" Мережковский, сообщивший, что западный барин превратился в большевика и что вообще пришел антихрист. Многие этому поверили, стали искать благодатных попов, зажигать лампадку и беседовать с загробными духами о последнем часе. Выяснилось, однако, что "пророк" подвел. Правда, он неопровержимо доказал, что пентограмма и есть печать антихриста, но тут же к чему-то приплел паек и какие-то пустяки, не стоящие ни гроша. Кроме того обнаружилось, что паладины креста, поднявшие знамя против антихристовой печати, по свидетельству очевидца Шульгина, оказались совсем не крестоносцами, а просто-на-просто прохвостами, да еще с большой дороги. Получился конфуз, Симеону-Столпнику пришлось разочароваться:

          ... Разочарованному чужды
          Все обольщенья прежних дней.

     Он изверился, он не верит теперь ни барину, ни пророку, ни даже слухам, которыми полнехонько-полна Москва первопрестольная. Симеон праведник сообщает в своей "зело широкой эпистолии" другу Авксентьеву за границу:

     При встрече знакомые не спрашивают теперь друг друга, таинственно и тоскливо:
     "Ну, когда? "И не назначают сроков - осенью, весной, через три месяца. Это вышло из моды... Они потеряли одну из иллюзий - еще одну из иллюзий, может быть, самую главную... Прежде утешали себя самообманом и, словно мух, разводили слухи, они заменяли нам ту лживую хронику, которой и вы утешаете себя за рубежом, и еще недавно никого не смущало то, что эти слухи систематически проваливались... Теперь слухов стало значительно меньше; их почти совсем нет...

     - Лживую хронику, которой и вы утешаете себя, - каково это слушать гражданину Авксентьеву! Себя-то обманывали - это полдела - а вот надували изо-дня-в-день других - это посерьезней.
     И еще хуже, что вся эта лживая, обманная и продажная хроника называлась свободой печати и слова!..
     Возвратимся, однако, к основному.
     Конечно, господ Авксентьевых интересует вопрос, как дело обстоит теперь с прочностью Советской власти. Услужливый друг и здесь сообщает ряд неприятных известий:

     "Если подходить к власти с критериями 1918 года, то надо признать: она стоит прочно. Может быть, она стоит только на одной ноге; может быть, она повалилась бы от слабого толчка, от бурного порыва ветра. Может быть, она - только колосс на глиняных ногах. Может быть, даже вероятно, это так, даже наверно это так. Но что толку в этом? Никто ее не толкает, - это главное... При таких условиях глиняные ноги не хуже каменных; они хорошо служат свою службу... Проблема управления решена... Коммунисты управляют страной, управляют не хуже, чем правительства многих стран на Востоке и даже некоторых на Западе... Власть свободно и легко управляет страной"...

стр. 224

     Все это совсем не похоже на то, чем была наполнена белая пресса весной, о чем она трубит и по сию пору, - правда, далеко не так уверенно, как раньше. "Банкротство коммунизма", "изоляция власти", "накануне новой эры" и т. д. и т. д. И вдруг как обухом по голове: "власть стоит прочно", "власть свободно и легко управляет страной"... В заявлениях Икса о прочности власти несомненно отразился перелом, происходящий на наших глазах во внутреннем положении Советской власти. Разница между весной, летом и особенно зимой минувшего года бросается в глаза. Начиная с весны, мы переживали период перегруппировки советских сил для новых операций и при новых условиях. Белые разбиты, интервенция пока что потерпела крушение. С другой стороны, явилась необходимость пересмотреть основы соглашения Советской власти с крестьянством, дать простор тому, что называется теперь мелко-буржуазной стихией. Выяснилось также, что враги не сложили оружия, а намерены дать бой в другой плоскости, в плоскости экономической борьбы. Отсюда - перегруппировка, напоминавшая отчасти гигантские перегруппировки армий на фронтах недавней империалистской войны. При таких перегруппировках всегда создается масса путаницы, неразберихи. Одни потеряли связь с частями; многие утратили представление об общем ходе дела, об общих очертаниях и смысле борьбы. Куда-то двигается огромный обоз, - вот люди, безуспешно ищущие свое место. N-ный полк занял совсем не ту позицию. Мало-по-малу, однако, порядок восстанавливается, смысл колоссальной передвижки делается все более и более ясным. Части занимают свои места. И если враг упустил удобный момент, то его бодрое настроение изменяется к худшему.
     Есть много серьезных оснований полагать, что момент некоторой растерянности и неуверенности в советских рядах, связанный с весенней и летней "передвижкой", в большой мере изжит, что он - в прошлом. Общий смысл нового курса сделался осознанным, намечаются пределы "приспособляемости". Несомненен факт уничтожения бандитизма, успокоения в деревне, разрядилась обывательская сгущенная атмосфера в городах, - "слухов стало значительно меньше". - Это не могло не отразиться на настроениях нашей дореволюционной старой интеллигенции. Недавно, еще весной она "колебнулась" сильно в сторону анти-советских настроений. Теперь она почувствовала, что "власть стоит прочно", и делает отсюда надлежащие выводы. Именно в этом ощущении прочности власти следует искать причин перемены в интеллигентских настроениях. Разумеется, здесь прежде преклонение пред фактом, пред тем, что есть. Здесь есть своего рода пассивность, но ведь не может быть пока других настроений у тех, кто ждал недавно западного барина с курьерским. Поневоле сделаешься пассивным, когда барин безбожно обманул, а внутри страны стали вырисовываться факты, весьма красноречивые. Вот, например, рабочие. Гражданин Икс доводит до сведения Авксентьева:

     "Рабочие не испытывают на себе террора в такой степени, как прочие граждане... С ними все-таки считаются. У них хватает решимости устраивать забастовки, "волынки". Террор не мешает им отстаивать свои очень скромные экономические требования... И вот здесь-то и сказывается в полной мере кризис политической мысли, душевное оскудение народа. Рабочие готовы пострадать за пару селедок, они не желают страдать за свободу печати. За паршивую обувь они отдадут любой политический лозунг. Они стали реалистами и практиками на российский манер"...

стр. 225

     То, что наш рабочий класс дезорганизован, распылен, это - правда. Но это - правда, которую преодолевает прежде всего коммунистическая партия. С усталостью, с апатией рабочих масс боролись и борются прежде всего коммунисты. Ее хотели и хотят в первую голову враги коммунизма. В сущности весь план интервенции и блокады построен был на стремлении распылить, дезорганизовать русского рабочего, согнуть его жесткую выю голодом. Не мы держимся апатией, а наши враги. Пользуясь ей, гражданам Авксентьевым иногда удавалось сбивать ту или иную группу рабочих в пользу "свободы печати", приплетая сюда "селедку" и "паршивую обувь". И наоборот, преодолевая "душевное оскудение" в рабочих массах, коммунистическая партия тем самым сводила к нулю влияние ратоборцев "за свободу печати". Полагать, как то делает автор письма, что "духовным оскудением" объясняется равнодушие рабочего "к свободе печати", - значит выворачивать действительность шиворот на выворот. Преодоление "душевного оскудения" в среде пролетариата повлечет за собой такое положение, когда Советская власть получит новую могучую поддержку, а о гражданах Авксентьевых испарится даже воспоминание. Весь смысл нового курса экономической политики сводится к этому преодолению. Кто этого не понимает, тот не понимает сути нового курса.
     Следует все же отметить факт, подчеркиваемый Иксом, что "рабочие готовы страдать за пару селедок и не желают страдать за свободу печати". Свобода печати хуже пары селедок?.. Или рабочие стали такими реалистами, что за селедочную похлебку готовы продать свое право первородства? Думаю, по грешной склонности моей к материализму, что равнодушие рабочих говорит не в пользу той "свободы", за которую печалуются за рубежом Иксы и Игреки контр-революции. Рабочие - правы.
     С рабочими плохо. Но, может быть, дело лучше обстоит с другими слоями населения? Вот Красная армия. Она на девять десятых крестьянская. Что же - в ней? Прочна ли Советская власть в армии? Здесь г. Икс преподносит своим зарубежным "друзьям" открытия столь удивительные, что им после откровений Икса просто следует удавиться с тоски.
     Вот что он пишет:

     "Власть по происхождению близка народу, она демократична по психологии. Невыносимо деспотична, но все же не из дворян и не из купцов все эти исполкомщики и комиссары, а из мужиков и фабричных, и путь к власти, прежде начисто заказанный, теперь открыт для всякого человека из народа. Власть манит... И молодежь из маленьких городов, из деревень тянется инстинктивно к власти, подчас идеализируя ее, прощая ей все грехи за тот блеск, за неограниченную мощь, которыми власть окружена. Револьвер в кобуре, галифе и сапоги обладают чарующей силой; против нее трудно устоять. Красные командиры из крестьянских детей пользуются успехом на провинциальных вечеринках не меньшим, чем юнкера, кавалеристы, гусары на балах минувшего времени. "Краском" не коммунист; но Красная армия вывела его из деревенских парней в благородные люди, Красной армии он обязан своим положением, своею властью. Палочка маршала лежит подлинно в ранце каждого красноармейца; нет привилегий сословия, открыты двери для свежей энергии, для душевной цельности классов, еще не тронутых культурой Европы эпохи упадка; и

стр. 226

пусть это - наиболее дикая армия в Европе, это и наиболее демократическая армия, с генералами из вахмистров, с генеральным штабом из писарей и унтеров, с энергичными, талантливыми людьми во главе. Как же не дорожить им своей Красной армией, не создавать культ нового милитаризма, хотя и красного?.."

     Граждане Авксентьев и Бунаков - плохие редакторы. Правда, поместив откровения Икса, они сделали примечаньице от имени редакции: "Соответствуют ли проникающие письмо пессимизм и бездейственность положению вещей в России", но это нисколько не меняет дела. Дело же в том, что г. Икс на страницах заведомо белогвардейского органа бухнул о таких вещах, которые уничтожают самый смысл существования белогвардейщины. Помилуйте: и шайка насильников, и захватчики-то, и обманщики, и узурпаторы, и немецкие агенты и что еще там - а потом: власть из мужиков и фабричных, и армия, наиболее демократическая в мире. И заметьте - даже с воодушевлением, с искоркой обо всем этом прописано. Но ведь об этом самом пять лет как раз и идет речь, в этом - весь гвоздь вопроса. Из-за чего же тогда граждане Авксентьевы кровь проливали этой, самой демократической, армии в мире и за интервенцию горой стояли? И разве дело только в армии? Вот - "свобода печати и слова". После октября Россия покрылась газетами и газетками. Где их нет теперь? Почти в каждом уезде. Пишут в них, по правде сказать, частенько довольно неграмотно, но в них пишут десятки тысяч "мужиков, фабричных" и "краскомов". Это и есть свобода печати. Из этого выйдет толк и уже выходит. А господа Иксы только и делали, что зубы скалили, да анекдоты скверные сочиняли, и только теперь, ковыряя пальцем в носу, в раздумьи говорят: а ведь - наиболее демократическая в мире...
     Противно все это читать, ибо есть же предел всякой легкости в мыслях, особливо, если из-за этой легкости лилась кровь рекой, да и еще прольется немало; но писания г.г. Иксов характерны для наших дней. Старые формулы потеряли свою силу, от них открещиваются их недавние приверженцы, казалось бы, до гробовой доски. Нет старых иллюзий. Власть стоит прочно, рабочие не хотят бороться за свободу печати по указке Авксентьева, Красная армия - наиболее демократическая. Эти признания вырываются у г.г. Иксов живой жизнью, сложившимся бытом. Красный командир, пожинающий лавры на обывательских провинциальных вечеринках, - это - быт. И быт этот совсем не похож на картину, которую изо дня в день рисовали Авксентьевы: кучка захватчиков, ненавистная всем слоям населения, держащаяся у власти кровавым террором. Кстати. О терроре г. Икс тоже разочаровывает своих зарубежных друзей: "Нечего всю вину взваливать на чрезвычайку, на террор. В городах террор принял теперь наиболее мягкие размеры"...
     Схлынули кровавые волны гражданской войны.
     И вот теперь ясно: интервенция не удалась, белые разбиты, потому что сражались с властью мужиков и фабричных, с армией, где красноармейцу открыт путь в краскомы, в штабы и т. д. Это - прочно, это видно врагам, они не в силах больше повторять старые слова, лозунги. На них никого не поймаешь. Вот откуда перелом, смено-вехистские настроения. А в интеллигентских кругах - "пессимизм" Иксов, их признания. Они интересны прежде всего не сами по себе, а как показатель устанавливающегося прочного советского быта, как крест над прошлыми иллюзиями.

стр. 227

     II. "Вошь, спаси нас!" "Идет чумазый..."

     Старых иллюзий нет. Но без иллюзий трудно жить, особенно группам и слоям, осужденным историей. Старые иллюзии изживаются, но появляются новые. "Мы спасены в надежде".
     Не так давно, некто Н. Ветлугин выпустил за рубежом книжку "Авантюристы русской революции". Авантюристы, конечно, - большевики. Книжонка бесталанная до последней степени. Но замечательны в ней заключительные строки: "Вошь, спаси нас!", молитвенно взывает Ветлугин.
     Такие есть у нас, - за рубежом их больше.
     Голод, мор, тиф... Как для кого... Для некоторых это - якорь спасения, проблеск в более радостное будущее. "Их не свалила интервенция, блокада, белые армии, может быть, свалит голод. - Вошь, спаси нас!"
     Бывает же.

          Не осилили тебя сильные,
          Так подрезала осень черная...
          ... С богатырских плеч сняли голову
          Не большой горой, а соломенкой...

     В голоде, как и в других грозных фактах нашей советской действительности, вскрывается все разложение общественных групп и классов, недавно господствовавших в России. Наши враги стараются изобразить положение в таком виде: в России голод; - виновны в нем, конечно, только большевики. Русская "общественность" изо всех сил рвется как в доброе старое время смягчить ужасы голода, но большевики, точь в точь, как царская деспотия, - мешают этому, не оказывая никакого доверия "общественности", сводя к нулю частную инициативу и добрые почины граждан.
     Об этом шушукаются по углам, а за границей на этом старается белая пресса выбраться из смрадной трясины, куда загнала ее русская революция. Но вперемешку с гражданскими вздохами, сетованиями, негодованием - вы слышите затаенное, идущее "из глубины души и сердца": "вошь, спаси нас!"
     ... Жила-была блоха. Милей родного брата она ему была...
     И это и есть настоящее, подлинное отношение к голоду, мору и тифу той "общественности", которой поперек горла стала русская революция.
     Посудите сами: добропорядочное отношение к нашим бедствиям предполагает наличность некоторых гражданских чувств. К тому, кого постигло бедствие. Но о каком гражданском чувстве можно говорить, когда помимо отвращения, злобы, ненависти, брезгливости, презрения, ничего нет больше. Притом злобы бессильной, ненависти побежденного, брезгливости презираемого. "Так им и нужно... райской жизни захотели, социальной правды добивались, нас вышвырнули... Вошь, спаси нас!.."
     Вшивая иллюзия, такая же маленькая, противная, как сама вошь. Она еще не погибла, еще живет. От прежних иллюзий она отличается как паразит от крупного зверя. В прежних иллюзиях был еще размах, некоторая романтика - великая, единая, неделимая, - непосредственность порыва, своеобразный энтузиазм; - во вшивой иллюзии - полное

стр. 228

бескрылие, припрятанность чувств и настроения, нежелание сознаться даже самому себе, гаденькое фарисейство и какое-то своеобразное отупение, неприкаянная оголтелость, гражданский нигилизм, ничевочество, бездейственность, полная размагниченность. На "другой день", - случись он, - все это вскрылось бы с ужасающей отчетливостью, и выявилось бы такое духовное растление, понесло бы таким трупным смрадом, что голодная, нищая, обглоданная Россия вскоре забилась бы новыми судорогами революции, если в ней осталась бы хоть капля свежих сил...
     Вшивая иллюзия по происхождению своему в сущности - старая знакомая. Родилась она еще во времена, когда Рябушинские заседали в Москве и собирали свои пожитки.
     Новой по-настоящему является другая иллюзия. Как добросовестный регистратор г. Икс подробно останавливается на ней в своем "письме из России".

     "Через армию, через бюрократию, через советы и милицию, через партийных и беспартийных, через всю эту густую сеть прямых агентов, посредников и пособников, верных членов и сочувствующих, перекачивается мелко-буржуазная стихия... организм партии заражен, и борьба с заразой безнадежна... Авторитет имен еще силен, еще нет никого, кто решился бы посягнуть на звездную палату Совнаркома. Но все больше сплачивается и растет слой тех, для кого коммунизм есть в сущности доктринерство, блажь старых вождей, только формула и лозунг, а главное есть власть, закрепление позиций, отвоеванных в гражданской войне новой буржуазией. Растут тенденции к формальному закреплению той власти в политике, которой крестьяне уже добились в экономике... Однако - этот процесс кристаллизации только в самом начале..."

     Наши враги в сущности давно надеялись на внутреннее разложение партии коммунистов. Теперь эти надежды оживились в связи с переходом Советской власти к новой экономической политике, дающей большой простор мелко-буржуазной стихии. Разумеется, опасность - и серьезная - тут есть, и на нее неоднократно указывали руководящие органы партии. Опасность эта существовала и раньше для пролетарской партии, находящейся все время в мелко-буржуазном окружении. Шкурничество, мелко-буржуазная психология с самых октябрьских дней всегда давали о себе знать. Но партия в целом находила до сих пор достаточно сил преодолевать эти центробежные силы. Невзначай это признает Икс в своем письме, утверждая, что процесс кристаллизации мелко-буржуазных элементов внутри партии находится "только в самом начале". Следственно, в отношении прошлого крики бело-эсэровско-меньшевистской прессы о разложении и вырождении партии коммунистов должны быть отнесены к той лживой хронике, о которой мы читали выше в отрывках письма г. Икса. Так оно и было; иначе наша партия не победила бы в гражданской войне.
     Партия, стоящая у власти, не выродилась, не рассыпалась. Нашим противникам это непонятно. "Власть развращает", - твердит буржуазный и мелко-буржуазный интеллигент. Тут органическое непонимание существа нашей Советской власти. Наша власть была и есть в сущности мученическая власть, власть, гонимая всем миром, власть, бившаяся с миром эксплоататоров; власть для нас была и есть в целом голгофа, страда. Поэтому она объединяла, а не распыляла, привлекала,

стр. 229

а не отталкивала, воспитывала революционный энтузиазм. Оттого и приходится Иксам признавать, что процесс разложения "только в самом начале", оттого партии коммунистов в стране мелко-буржуазной сравнительно легко удавалось сохранить пролетарскую дисциплину, сплоченность, дух.
     Новый курс увеличивает опасность разложения. К тому же русский рабочий сильно распылен, дезорганизован, устал от борьбы. Однако, смеем уверить г.г. Авксентьевых и Иксов, что партии неведомы серьезные течения, для коих коммунизм только - вывеска и блажь вождей. Это основное, спаянность одним коммунистическим идеалом партией не утеряна, она в полной наличности в ней, и потому соль не теряет своей солености.
     На мой личный взгляд в чистке партии было много уродливостей, промахов, нелепостей. Она плохо была подготовлена и далеко не всюду как следует быть проведена. Но есть в ней один огромный плюс, за который простятся этой кампании многие грехи: от нее "пахло" здоровым пролетарским духом. Чистка обнаружила это крепкое настроение. Икс говорит о разлагающих настроениях исполкомщиков, советских и партийных работников. Всякие, разумеется, есть. Но дело не во всяких, а в партии как в целостном живом организме. Духовные мещане сколько угодно могут уверять, что большевики идут вспять, что они вступили в полосу безбрежного оппортунизма, для них коммунизм становится блажью вождей. Пусть тешат себя иллюзиями. Мы-то знаем, что оппортунист и беспринципный человек не тот, кто прибегает своевременно к курс-зигзагу, а тот, кто в повседневной деятельности забывает об основных целях и идеалах, не освещает их светом мелкую ежедневную работу. Величайшие оппортунисты - отцы церкви: у них христианские принципы в одном кармане, а житейское в другом, одно до другого "не касаемо". Такого оппортунизма в партии коммунистов нет. Основное живо в сознании их, живо в работе. Да и не может коммунизм превратиться в блажь вождей, пока идет империалистическая склока, пока есть кризис и безработица, пока грозят новые войны, пока существует разлагающийся капитализм. Основное живо. Остальное приложится*1. А вот у наших врагов, - взять хотя бы эс-эров, - дело куда хуже. Полное бездорожье, распыление на ряд групп и подгруппок, какой-то политический ералаш.
     По силе сказанного мы и думаем, что с процессом разложения, который "только в самом начале", мы справимся, если, конечно, русский рабочий будет поддержан своим западно-европейским собратом, в чем мы не имеем основания пока разуверяться, ибо, если тов. Ленин удосужится поехать в буржуазную Каноссу, то ведь не даром же Ллойд-Джордж признал его спецом по части введения капиталистического хозяйства в нормальное русло.

     ---------------

     Повторяем в заключение: мы остановились на письме Икса потому, что оно не является случайным или одиноким. На страницах белой зарубежной прессы то-и-дело помещаются подобные письма, статьи и т. д. Они свидетельствуют о глубоком идеологическом распаде наших врагов, о начавшейся "переоценке ценностей" и о том, что положение республики советов вопреки голоду и кризисам упрочивается.
_______________
     *1 На воображаемом выветривании коммунистического идеала в рядах комм. партии основывают свои надежды и "смено-веховцы". Сознательный тактический шаг они принимают за стихийное беспринципное приспособление к действительности. Впрочем, единого мнения у этой группы нет.

home