стр. 154

     Родион Акульшин

     СОЛНЦЕ НА ЗАВАЛИНКЕ

     ТРИ СОЛНЦА

     Стучат колеса. Кружатся березки, поляны. Мелькают синицы на телеграфных проводах. Тихо на небе, тихо на земле, тихо на сердце. С плеч скатилося бремя столичной сутолоки, последним снегом тает беспокойство, что мелкой литературной сошке жить при настоящих условиях часто невмоготу. Деревни, поселки и белые церкви купаются в солнечном море... Завтра поезд причалит к тихой пристани, гостеприимно встречающей меня многие годы... И снова - бабы, мужики, дети... И снова никогда не прекращающийся разговор на незабываемую тему - как лучше устроить жизнь и кто лучше живет в настоящее время: рабочий или крестьянин; снова жалобы мужиков, справедливые и по привычке; снова уговоры, убеждения и доводы с моей стороны. Все это не ново... Все это наскучило...
     А солнце... Тысячелетия оно горит, не сгорая. Но кто скажет, что оно намозолило глаза! И еще многие миллионы лет солнце всегда будет новостью каждого утра...
     Солнечные брызги осыпали вагонные окна. Девочка с самоваром выбежала к завалинке. Завтра праздник... Блестит чистый самовар. На завалинку поставила его девочка: пусть обсохнет, пусть позолотеет от солнца. Солнце на небе, солнце на самоваре... Красный передник на

стр. 155

девочке, в русой косе лента голубеется... Стряхнула девочка соринки с передника, убегающему поезду рукой махнула и заулыбалась, как солнце, третье милое земное солнце. Три солнца обнялись и закружились, смеются и поют.

     ВЕЧНАЯ СТРАННИЦА

     На станции, кроме меня, с поезда сходит женщина. Вглядываюсь - знакомая. Ах, да ведь это Настя, та самая барышня Настя, которой неизвестно кто дал прозвище: "Сахарный Лобик". Прозвище имеет основание. Спереди Настины волосы до бровей спущены, обрезаны ровно, как по линейке. Через три дня на четвертый вечером смачивает Настя чолку сахарным раствором и частым-пречастым гребешком приглаживает. К утру волосы ссыхаются в гладкий твердый панцырь. Настя говорит, что такая прическа молодит лицо. Правда, волосяная дощечка прикрывает лобные морщинки, а морщинки нужно таить до поры, пока не отыщется жених.
     В поисках жениха и просто так, от нечего делать, с семнадцатого года исколесила Настя весь Союз Советских Социалистических Республик.
     Была в Актюбинске, Ленинграде, Саратове, Харькове, Вятке, Одессе, Чите.
     Много городов по Союзу. Пролетают над городами весною и осенью странницы-птицы: лебеди, соловьи, дрофы... Не каждому человеку доступны пределы далекие, иной от рожденья не видит дальше своего выгона и луга. А бывает, приневолит судьба: не сиди, а скитайся. И не может человек на месте недели одной протерпеть, сосет червяк, чудится невиданное, дразнит дым паровозный, дороги проселочные, облака, гонимые ветром...

стр. 156

     - Прощайте, соседи, счастья хочу попытать...
     А стронулся с места один раз, да не случилось в дороге несчастий никаких - решена судьба... Уж не сидится потом в четырех стенах, хочется летать (эх, скорей-бы аэропланов побольше), захлестывает море людское, знакомства дорожные, разговоры-расспросы о том, о сем.
     Голодные годы решили Настину судьбу. Сначала по нужде поехала, а после разохотилась...
     А теперь приедет откуда - бегут и старый, и малый, в душу каждого любопытство заронено, не у каждого только смелости хватит самому неугомонной жизнью жажду любопытства утолять...
     Самим нельзя, так хоть других-то наслушаться вволю. Чудеса настоящие рассказывает Настя о городах, лесах и морях...
     - Надолго, Настя?
     - С недельку погощу.
     - Откуда?
     - Из Севастополя.
     - Вот что, Настя, у вас много новостей, и у меня есть, что сказать крестьянам. Завтра праздник, соберемся у нашей завалинки на бревнах и потолкуем с мужиками. Согласны?
     - Что ж...
     И вот следующая глава, действие которой происходит

     НА БРЕВНАХ, У ЗАВАЛИНКИ

     Все село в тот же день узнает о нашем приезде. Но солнце ушло до завтра, и суббота к тому же... По субботам не слышно песен по селу и мужики не сидят у завалинок.
     Утром на зов колокола в церковь идут к утрени старухи, да две-три девицы, а все остальные - мужики,

стр. 157

ребятишки, свободные от печки бабы - рассаживаются на траве в тени изб и заводят разговоры, прерываемые только отходом обедни.
     Пока не кончится церковная служба, никто не пьет, не ест... А лишь покажутся по дороге из церкви редкие молельщики, собрания мужиков пустеют, все поднимаются на обед... Это приблизительно бывает в девять часов утра... После обеда - разговоры на улице до полдня, а потом снова до петухов...
     Мне приходилось говорить с мужиками на собраниях, созываемых официально, а разговоры у завалинок - мое любимое занятие с детства. Одни и те же мужики и бабы собираются на сходку и к завалинкам, но совсем разный характер бесед непроизвольно создается там и тут.
     На докладчика, приехавшего специально на собрание, смотрят, как на очередного болтуна, который болтает по должности или в порядке всяческих дисциплин. Отношение к такому докладчику недоверчивое, презрительное: "Мели Емеля, тебе за это жалование идет... На нашей спине сидишь, что не поболтать, язык не размять"...
     У завалинок не то... К завалинке подходишь, как равный, присаживаешься и слушаешь... Если же подходишь к мужикам в первый раз по приезде, после взаимных приветствий всегда услышишь:
     - Ну, что новенького?... Не забыли там про нас?...
     С такого вопроса начинается беседа и в этот раз, в холодке, на бревнах, в шесть часов воскресного утра, в то время, когда на церковной колокольне перезвон колоколов тревожит сон галчат в гнездах.
     - Что вы? Как же можно забыть о вас? Всегда о вас помнят, всегда думают и работают над улучшением крестьянского положения...

стр. 158

     - Чудно... Улучшают, говоришь, почему-же она, жизнь-то наша, не улучшается?
     Стоит ли приводить здесь трехчасовые диалоги утром, натощак, и многочасовые разговоры после обеда и полдника? Говорить с мужиками трудно. Рассказываешь им о мероприятиях правительства, а они кроют тебя конкретными фактами: есть нечего, надеть нечего, земли нет.
     - Было по две десятины на душу, и осталось столько же... Прежде брали в аренду кузьминский участок... Теперь этот участок в ведении государственного земельного фонда. Прежде платили Кузьмину, теперь - государству. Прежде арендованная земля не подлежала обложению налогом, а теперь за аренду заплати, продналог заплати, а себе остается шиш без масла.
     - Но прежде вы платили Кузьмину, а теперь своему государству, которое каждую копейку, взятую с вас, постарается употребить с пользой для вас же и для всей рабоче-крестьянской республики...
     Однако эти доводы крестьяне понимают с трудом.
     Вот на беседу торопится лохматый мужик Анненков, в руках у него развернутая книга, его лицо возбуждено.
     - Ты думаешь, если мы живем в берлоге, так - медведи... Нет, милый мой, жизнь наша берложья, а головой мы смекаем малость... На, читай... Не смотри на обложку, а читай вот это место... Вслух, да погромче, чтобы все слыхали...

     "Они доказывали, что в будущем обществе не должно быть богатых и бедных, что там все должны быть равно сыты"*1.

     - Запомни эту страницу - 71-я под цифрой 38, а теперь скажи: есть у нас равенство? Все у нас сыты?...
_______________
     *1 Коваленский. "Вчера и завтра"

стр. 159

     Мужики настораживаются, ждут моего ответа, но подходит Настя и все:
     - С приездом, Настасья Васильевна, чем ты нас порадуешь?..
     Настя - увлекательная рассказчица. Постоянное общение с людьми, всегда свежие дорожные впечатления сделали из деревенской девицы бывалую, энергичную женщину и приятную собеседницу.
     Она говорит о море, меняющем свои краски в зависимости от ясности или облачности неба, о знаменитой панораме севастопольской обороны на Малаховом кургане, о городе Севастополе, который ничуть не похож на Самару и Саратов...
     Слушая Настю, мужики развесили уши, позабыли о налогах, о земле, о крестьянской нужде... Они превратились в детей, слушающих чудесную сказку. Кум Никифор не выдерживает напора нахлынувших на него чувств и восклицает:
     - Вот что надо в наших деревенских школах - всем языкам надо детей обучать. Тогда бы люди не бедствовали так, как теперь... Невмоготу в России - в Англию поезжай, трудно в Англии - в Америку катнуть можно... А там еще Япония есть, Франция, Италия... Весь бы свет об'ехал, а где бы нибудь счастье нашел...
     Не единичное это желание - обучить детей всем языкам, всем наукам...
     Из 47 газет и журналов, получаемых в селе, крестьяне узнали о разных курсах и даже о такой школе, "где на артистов выучивают".
     Тяга к школе в деревне колоссальная. Крестьяне согласны определить своих детей в какие угодно школы... Раз школа, то будет толк: учителем, фельдшером, агрономом, артистом - пусть кем угодно, только не прежним мужиком выйдет из школы крестьянский сын...

стр. 160

     И может быть, читателям грустно, что в школе ищут не света, а облегчения, освобождения от "проклятой крестьянской должности".
     На мои вопросы, почему не учили детей раньше, крестьяне отвечают:
     - Прежде жизнь была полегче, без ученья было возможно...

     ЛЕТАЮЩАЯ КОРОВА

     Таков уж порядок обмена новостями: сначала приезжие крестьянам, потом крестьяне приезжим...
     Новостей в деревне много, только слушай, и рассказ о летающей корове не анекдот, а самая подлинная быль о мужицкой незадачливости. Поехали на базар муж с женою, корову по нужде повели продавать. Ну и продали за семьдесят рублей. Распределили выручку по статьям расхода: тридцать рублей за колеса, двадцать рублей на ремонт косилки, десять рублей на штаны и рубахи, десять туда-сюда... Из статьи "туда-сюда" пришлось пряников сынишке купить. Домой уже собрались, а тут нелегкая подвернула этого - с шарами разноцветными, специально из губернского города приехал народ соблазнять...
     Колышатся на ниточках малиновые, желтые, зеленые, колеблются ветром, под небеса вырываются, цветистой прозрачностью дразнят. Красота и удивление. Впервой такие на сельском базаре!
     Баба думала, - бычьи пузыри раздуты и покрашены, а городской бес подлетает и ну бисером рассыпаться:
     - Воздушная забава для детей, возбудительное средство для летательных инстинктов... Дешево и сердито...
     - Семен, купим Кольке...
     - Да ее, поди, не укупишь?..

стр. 161

     - Тридцать копеек, любезный гражданин, какой извольте - оранж, бирюзу, яхонт, изумруд...
     - Чего болтаешь, отвяжи-ка вон энтот зеленый...
     - Без рекламы не продашь, любезный... Извольте...
     - А, так ты с рекламой, - не настоящие значит, поддельные?
     - Не в том направлении понимаете, гражданин... Реклама - это в роде того, что не нужно, а бери... Досвиданьица...
     - Держи, Алена, игрушку, а я вспомнил, гвоздей еще нужно купить, дай-ка мелочь то, а червонцы в платок завяжи.
     Увязала Алена червонцы, а эта штука зеленая так тебе и вырывается...
     - Погоди-ка - не вырвешься, прикую тебя, - улыбнулась Алена и к платочку с двумя тридцатирублевыми бумажками ниточку от шара прикрутила... Прыгает шар, как бешеный, лошадь оглянулась, дерг с испуга... Покачнулась Алена, вылетел шар с узелком... Вылетел, - и кверху... Взвыла баба:
     - Ой, караул, корова улетела...
     Народ бежит, Семен с гвоздями вернулся:
     - Что орешь?
     - Ох, головушка моя горькая, корова-то, деньги-то коровьи к облакам взвиваются, вон, вон к лесу полетели...
     И смех и грех. Мужики орут:
     - Стрелять надо, прострелить его...
     Ох, да где-ж ружье найдешь...
     Пока искали ружье, далеко улетела игрушка, над зеленым лесом совсем ее незаметно...
     - Красную бы надо покупать, красную за сколько верст видно, а зеленая заденет за дерево - ищи ее...

стр. 162

     - Куда-ж она теперь, ой, головушка моя несчастная... Так и улетит за облака...
     Знатоки возражают:
     - Атмосфера не допустит... Лопнет и упадет... Теперь ищите в окружности.
     - Эй, кому, кому, изумрудные, бирюзовые!
     - Вон, вон... через него, он, мошенник, он, соблазнитель, погубил, зарезал! - взвыл хозяин коровы. - Помогите мужички, отверните ему башку...
     Еле спасся торговец, а шар с неделю искали по окрестным лесам... Ничего не нашли, кроме старой холщевой рубашки, растянутой на сучьях - ворожил кто-нибудь, кого хворь доняла... Оставили рубашку в лесу: "Пусть с рубашкой и недуг под дождями небесными, под ветрами буйными изойдет, истлеет".
     Нельзя такую рубашку брать: болезнь на того перекинется, кто наденет ее...
     Пропали шестьдесят рублей, улетела корова...

     ПО ВИНТИКУ, ПО ГАЕЧКЕ

     Как лучше устроить жизнь, почему она несладка, злоупотребления начальников, упущения бесхозяйственных хозяйственников, - вот темы разговоров на завалинке, и теперь, когда необходимо экономить каждую полушку, заметка о тракторе в губернском журнале и подробный рассказ о том очевидца повергают мужиков в уныние.
     Трактор этот приобрело правление Заволжского кооперативного товарищества.
     Нанял член правления первого попавшегося шофера, уплатил ему за доставку трактора от города до места назначения полностью, а сам на тарантасе вперед покатил, торжественную встречу организовать...

стр. 163

     Стряхнули пыль с плакатов, выстроились колоннами, ждут, слушают, - вот запыхтит гроза сох деревянных, вот нагонит ужас на старух. Долго прождали, - ни слуху, ни духу, пришлось члену правления лично навстречу трактору скакать...
     А трактор стоит себе, постаивает недалеко от города, след простыл неизвестного шофера...
     - Жулик, - изругался добродушный член правления, и нового возницу нашел, только с уговором, чтобы этот не надувал, а побоялся бога...
     - Доставишь трактор на место, на чай прибавка будет...
     Закружилась пыль под колесами тарантаса.
     - Сейчас приедет...
     Но и второй не приехал, не спец он по тракторным винтам, затормозилась машина, - плюнул и ушел.
     - А ну тебя к чорту... задаток получен... Хватит гульнуть, и то хорошо...
     До заката прождали граждане, руки затекли у держателей плакатов... А тут коров, овец гонят...
     - Пес с ним, и с трактором... Он может быть через неделю доплетется, и жди его тут...
     Через неделю! Это бы хорошо, но трактор не предстал пред очами жаждущих на него взглянуть ни через неделю, ни через две, ни через несколько месяцев.
     Осенью это было. Пораскинули мудрыми мозгами кооператоры и решили: пусть до весны стоит, что с ним сделается, не сахарный, не растает...
     Но когда поехали весной за трактором, от него остались (не рожки и ножки - это ведь не козлик), а только колеса и рама... По винтику, по гаечке для хозяйственных надобностей растащили обыватели трактор за время его полугодовой стоянки на чистом воздухе.

стр. 164

     ВЕСЫ С ПОХОДОМ

     Эта глава тоже о кооператорах...
     Действующие лица этой главы - коровы, разные коровы: одна самая обыкновенная деревенская, красной шерсти, с белыми пятнами, с грязным хвостом, с грязным выменем, но с хорошими удоями, потому что это корова заведующего потребилкой... Другие - без хвостов, без рогов, с двумя ногами. Неравнодушная к соли (кто же не знает, что коровы любят соль и что у хороших хозяев всегда на дворе соляной ком с вылизанной ямкой в середине), соблазненная открытыми воротами в соляной сарай потребилки, корова заведующего зашла в солехранилище и расположилась, как дома... Вволю налакомившись, она оставила там и тут следы своего пребывания, в виде темных пахучих кругов... Один из кругов, между прочим, остался на весах... Остался и застыл, затвердел... Заведующие потребилкой не придали этому значения - вот невидаль! - и коровий круг на весах приобрел все права гражданства. Жена нашего заведующего - нравная баба, попробуй ей поперечить - костей не соберешь... К ней нужно с улыбочкой, тихонечко подкатиться...
     Нашелся такой:
     - Арина Михайловна, как будто непристойно на такое вещество соль насыпать, счистить бы надо...
     - Не господа, сожрете...
     Что ж, раз такие кооператоры, приходится все жрать.
     Соседнее село - Павловка - мужиками зовется Рожновкой, по фамилии заведующего торговым отделом волостного о-ва потребителей "Труд и борьба". Не потому Павловка стала Рожновкой, что большие революционные заслуги перед республикой у Рожнова, - уменьем жить Рожнов увековечил свое имя... Как же: из небольшого

стр. 165

жалованья человек умудряется кутить, играть на биллиарде, покупать за две с половиной тысячи дома... Неужели, - удивляются мужики, - кооперация такая хорошая корова, что за три-четыре года позволяет человеку надоить в карманы тысячи?.. Что за диковина? А мы вот целый век чертомелим, а ходим разутые, раздетые... А чтоб кого-нибудь подоить - где там?.. Нас все доят...

     СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС

     После того, как рассказано о нужде и лишениях, о хорошей жизни доильщиков, разговоры переходят в другую плоскость... Злоба дня последних двух месяцев - северный полюс и полет Амундсена.
     - Ну, как - перелетели?.. Что там на полюсе? Как летели, благополучно? Прежде-то моряки на кораблях не попадали на полюс, льдами затирало...
     За два месяца моего пребывания в деревне о северном полюсе приходилось беседовать много раз...
     Один раз меня остановили старухи, ковылявшие от вечерни:
     - Постой-ка, да что, слышно, будто машина полетела новую планиду открывать... А на планиде-то вечно зима, говорят, лютая... Прилетели, что ль?..
     Восьмилетняя девченка спрашивает:
     - Дяденька, Мутсен прилетел?..
     - Прилетел, прилетел.
     - Не замерз?..
     - Нет, не замерз...
     - То-то, а то говорили замерзнет.
     Амундсен вскружил голову всем, о нем хотят знать, хотят читать, им интересуются больше, чем английскими событиями, и какой успех имела бы книжка о полете

стр. 166

Амундсена! Но такой книжки я не знаю, и жажда знания крестьян неутолена.
     В Москве есть такие авторы, которые умеют предвосхищать события. Забастовка в Англии - и в этот же день готова книжка о забастовке... Избран президентом Гинденбург - получайте книжку о Гинденбурге. Торжество авторского пера и типографской машины. Но в деревню до сих пор нужные книги попадают с большим запозданием, да и сколько их попадает... Здесь неуместно делиться соображениями о книгах для крестьян, а поделиться мне есть чем, и кое-что я мог бы посоветовать издателям деревенской литературы.
     На столе передо мною письма крестьян с просьбой выслать нужные для них книги. Подробнее об этом будет в другом месте, здесь только расскажу о том, что интересует крестьян.
      1) "Скотолечебники".
      2) "Рассказы про духовенство, одурманивающее народ".
      3) "Географическое расположение всего земного шара, население народов, быт и нравы".
      4) "Жизнь и описание путешественников и мореплавателей".
      5) "Что говорит наука о библии".
      6) "По садоводству, уходу и прививке".
      7) "Карта СССР с указанием с.-х. районов".
      8) "Научные книги о природе".
      9) "По пчеловодству".
     10) "По политике и экономике".
     11) "По технике и разным ремеслам".
     12) "По естествознанию и юношескому движению".
     13) "Про любовь".
     14) "Песельники".

стр. 167

     15) "Словари и каталоги".
     16) "Как улучшить самогон".
     17) "Письмовники, или как любезным писать письма"
     и т.д. и т.д.
     Просьбы прислать все существующие каталоги поступают от многих граждан в письмах и беседах.
     - По каталогу мы узнаем, какие есть книги и по карману ли нам они...
     В каждом гизовском магазине на прилавках горы каталогов и бюллетеней. А вот в пяти селах за два месяца я не видал ни одного каталога ни в школах, ни в читальнях...

     ЗОЛОТАЯ ГОРА

     На лето горожанин едет в деревню отдыхать, для горожанина деревня - дача, он наслаждается чистым воздухом, завидует крестьянину, живущему всегда на лоне природы, деревенскую жизнь, даже проживая в деревне, представляет себе такой, как она изображается на раскрашенных открытках: речка, лужок, коровки, мужички в лаптях, ребятишки без порток.
     Горожанин отдыхает в деревне, но тому, кто не только скользит своим любующимся взором по поверхности, а смотрит поглубже, кто не отказывается покипеть в котле крестьянской жизни, всегда зависимой от стихий природы, - отдыхать в деревне нельзя.
     Нельзя отдыхать, когда жаждущие поля изнывают от бездождья, когда крестьяне ходят, как потерянные и с тоскою смотрят на небо: не покажется ли темное облачко, не загремит ли желанный гром...
     Вянут огуречные плетни на огородах, поедает капусту блошка, - и нет никакого спасения, и горько качают головами хозяйки, и ребятишкам не хочется играть... С молоком

стр. 168

матери впитывают в себя дети страх перед небом, и непонятна для горожан величайшая радость деревни, когда дождь идет во-время.
     Горожане, кушающие крестьянский хлеб, не чувствуют в нем привкусов мужицкой тревоги, радости и горя...
     Горожанам дождь часто помеха.
     А мне понятно, почему люди, зависимые от природы, создали себе добрых и злых богов. Представьте, что вы на краю пропасти, что вам грозит смертельная опасность, и кто-то вас спасает, выхватывает из лап смерти. Ведь вы слов не находите отблагодарить благодетеля!
     Теперь подумайте о крестьянине. Солнце печет... Два-три дня посевы могут протерпеть, а дальше - конец надеждам... Но вот дождь, хороший дождь, как раз во-время... Крестьяне спасены. (Горожане не задумываются над тем, что раз спасен урожай, то спасены не только крестьяне, но и они - горожане).
     Нынешняя весна в наших краях была на редкость благоприятная для посевов... Дождей было много, дожди были во-время - тихие, старательные дожди.
     Трогательно было смотреть на лица мужиков, расцветающих блаженством, и слушать всего два слова, произносимых с восторгом:
     - Золотая гора!.. Золотая гора!..
     Гора, горы золотого хлеба, веселые лица сытых мужиков, бесконечные подводы у ссыпных пунктов, длинные ленты товарных поездов, оживленная жизнь морских портов, залихватские гудки заводов, - все это с неба падает мелкими светлыми крупинками, падает после сева, сыплется накануне цветения ржи... И росы, росы... Уходит солнце, а поля, как океаны теплой росы...
     Зелень на выгоне, муравой постелена улица... И так хочется бабам, мужикам и детям встать на колени и

стр. 169

благодарить подобревшее небо, благодарить, не вспоминая его прежнюю жестокость...
     Когда будут придуманы дождевые машины, благодарность будет им, благодетелям мужицким, а пока их нет, глаза невольно устремляются к небу.

     ЦЕНА СТРАДАНИЙ

     В один из воскресных дней беседу на завалинке прерывает подошедшая баба:
     - Слыхали? Артист приехал, зубами стол подымает, а на столе самовар горячий... А еще на разбитые стеклянки головой ложится, а на него восемь человек встают...
     - Наверно из цирка, надо поглядеть...
     И вот пришли смотреть циркача, гастролирующего по деревням... Из Владивостока едет артист, останавливается в больших деревнях, зарабатывает от рубля до десяти за представление... Обычный заработок - три-четыре рубля в вечер... Надо как-нибудь жить... Сорок три года артисту, прежде в цирке работал, но на фронте контузию получил, в тридцати местах под кожей шрапнельные осколки застряли, через каждые три недели бывают припадки падучей; как инвалид, получает в месяц девятирублевое пособие, но на девять рублей жить нельзя, и приходится переносить нечеловеческие страдания.
     Артист городского цирка не заставляет зрителя страдать: он здоров, он одет в соответствующий костюм, он намазывает руки и тело мазями, он показывает свои номера, работая на ковре.
     А тут... Больное, все в рубцах, тело, грязные трусики... Артист ложится животом на пол и поднимается черным... Толстый слой пыли прилипает к вспотевшему телу.
     Номера один страшнее другого.

стр. 170

     Голова у артиста курчавая. На прядь волос надевает он двухпудовую гирю, танцует с гирей, а когда номер кончается, с головы сыплются волосы... Ложится на стекло, держа на себе восемь здоровых мужиков... А потом показывает спину зрителям: в тело впились стеклянные занозы... Толстую доску разбивает пополам ударом о свой лоб, в зубы берет железную полосу, которую закручивают у него на спине четыре мужика...
     В середине представления в зрительный зал врываются безбилетные и начинают свистать... С артиста льется пот, он обращается к свистунам:
     - Вы не свистите в храме?.. Для меня это место важнее храма, я кровь свою проливаю здесь.
     Пять рублей заработал инвалид, из них полтора рубля комсомольцам пришлось отдать за помещение нардома, три рубля за двухдневную квартиру со столом... Остался полтинник. Живи, как хочешь...
     Мужики идут с представления грустные.
     - Да... Оказывается, есть жизнь хуже нашей... Чорт ее знает, эту жизнь, как она устроена...

     ПИСЬМО КРЕСТЬЯНКИ

     Если бы сохранить миллионы писем, пишущихся корявыми мужицкими руками, миллионы воплей в большинстве случаев, - какой богатейший материал достался бы в наследие потомкам...
     Письмо Владимира Я. и ответ на него Калинина в "Крестьянской Газете" взбудоражили деревню, придали смелости мужикам, вселили надежду, что их могут услышать, могут откликнуться... Крестьяне пишут; пишут мужики и бабы, бабы меньше, чем мужики, и мне хочется, чтобы следующее письмо крестьянки было напечатано:

стр. 171

     "Письмо к товарищам, редакциям и вообще ко всем, которые состоят в партии.
     Дорогие товарищи, в журнале я прочитала, что вы и после перевыборов все еще заботитесь о том, как бы вовлечь женщин, особенно крестьянок, и заставить их участвовать в сельсоветах и других учреждениях. Правда, я поняла из всего этого, что это и есть ваш прямой долг и обязанность, раз вы имеете счастье называться ленинцами, то и должны исполнить все заветы нашего дорогого вождя, Владимира Ильича Ленина. И, прочитавши этот журнал, я решила написать вам письмо. Мне ужасно хочется познакомиться с вами и на возбуждавшие вопросы получить ответы, а еще больше того, хотелось бы, как перед сознательными товарищами, открыть свою душу, чтоб они могли видеть, какая буря может бушевать в груди несчастной бедняцкой и угнетенной женщины, и как хотелось бы стать работницей за улучшение жизней жалких, ничтожных и угнетенных людей, и особенно за пробуждение крестьянских женщин, которые до сих пор через свою спячку несут тяжелый гнет своей притеснительной жизни, и поэтому я должна сказать вам то, что крестьянскую женщину трудно возбудить журналом или газетой, крестьянские женщины чтение газет и журналов откладывают в долгий ящик, и из этого, товарищи, ясно видно, какой нужен журнал для крестьянки в деревню. Ей нужен живой журнал, который называется делегаткой, и чтоб эта женщина-делегатка ездила не один раз в год, а чтобы посещала деревню чаще и раз'ясняла бы им все их тяжелые положения, с которыми они сами до сих пор не могут разбираться и не должны посылаться разные делегатки на одну и ту же

стр. 172

деревню, а нужно, чтоб была одна и знала всю деревню, как свою семью, а не то, чтобы, как прошлый год в селе Тростянке, - приезжает делегатка и об'являет женское собрание. Конечно, женщины плохо откликнулись на это, и пришли только те, за которыми не тянулся хвост, провели собрание и по неопытности своего дела провели в председатели женотдела ту женщину, которая состоит церковным членом и занимает должность псаломщика и просвирни, и может ли та женщина обслуживать противоположный ей интерес, который ей доверили? У ней только и соображения, как бы поаккуратнее просвирку испечь да погромче "господи помилуй" спеть, да побольше народу к себе заманить, чтоб им с попом не пришлось голодать.
     Это дело прошу поставить на заметку, чтоб крестьянки знали и не выбирали в председателей псаломщиков и просвирен.
     А еще, товарищи, вы пишите в журнале, что ваше передвижное кино про кооперацию массу возбудило народу, которые до сих пор не могут понять из слов, то ясно рассмотрели на картине, какие выгоды для трудящихся масс от кооперации, и поэтому, дорогие товарищи, я думаю, что не плохо бы вам составить картину под кино, как тяжела и ничтожна еще до сих пор жизнь бедного класса, и на какой еще низкой и грязной ступени до сих пор находится бедняк. Вы должны ясно и точно разрисовать его жизнь, и как выйти из такого положения. Да, товарищи партийные, ваш долг и обязанность во что бы то ни стало возбудить угнетенный народ. Пора народу взяться за дело и не смотреть на даденное ему слово Свободы, как на колючего ежа.

стр. 173

Если взяться за него голыми руками, то он, пожалуй, уколет, а пока надеваешь рукавицы, он убежит. Вот как еще до сих пор смотрит на это спящий народ.
     Да, дорогие товарищи, я верю в заветы В.И. Ленина, я верю во все то, что предсказал он, что придет время - правда победит неправду, а труд поборет капитал, и сотрет с лица земли всю ложь и самолюбие, которые до сих пор стоят преградой к движению начатого дела. Я уверена, что мы добьемся того, чтобы у одних не была вечная масляница, а у других - вечный пост, и чтобы один не получал двести рублей, а другой - десять.
     Вот в этом смысле я бы и хотела быть активной работницей, но по своей собственной силе я не могу этого сделать. Первая помеха - это есть мое семейство, во-первых, я не могу бросить своих несчастных детей, которые и без того обижены своей несчастной судьбой, а во-вторых, я не имею ни обуви, и даже такой одежи, в которой бы я могла быть в обществе людей. Меня ведь тоже убивает совесть быть на людях в лохмотьях.
     О религии я убедилась, что она от правды далеко ушла в сторону, в смысле этого я и пишу вам свое стихотворение:

          "Плотью помер, духом жив, -
          Ленин разделился.
          И как-будто Ленин дух
          Во мне возродился.
          День тоскую я о том,
          Что бедняк ничтожен,
          Ночь мечтаю я о том, -
          А изжить, ведь, можно.

стр. 174

          Только взяться бы нам всем
          Поскорей за дело,
          Тогда зло и капитал
          Вниз бы полетело.

     Крестьянка с. Тростянки, Обмаровской области, Самарской губ., Зинаида И. Мичурина.
     Откликнитесь, дорогие товарищи. Отзовитесь, дорогие женщины-партийки".

     СОЛНЦЕ, СОЛНЦЕ!

     Долгие годы беседуют мужики на досуге у завалинок... Можно ли мне наговориться с мужиками за два месяца, можно ли вычерпать бездонные колодцы?
     Скоро начнутся полевые работы: терпи спина, терпите руки... Было-б что работать, а мужицкая натура крепка, закалилась она вьюгами и жарами, все перенесет...
     Урчит гром в отдалении. Солнце к закату клонится... Две радуги, одна яркая, другая - побледнее, расцвели на темной туче, пролившейся над полями...
     Вот мужик пучок стеблей ржи приносит показать собравшимся. Каждый встает, к себе примеряет...
     - Эх, как вытянулась... Митрошке выше головы, Никифору по плечо... Как-бы не свалилась... уж больно добра... Давно такой не было...
     Молодеет умытая трава... Солнцу не хочется уходить, но, улыбаясь, оно дрожит лучами:
     - "До завтра, до завтра... Спите спокойно"...

     Виловатое.
     Июнь, 1926 год.

(Перевал: Сборник. М. Молодая гвардия. 1927. Сб. 5)

home