стр. 135
Мих. ЗОЩЕНКО
КОЗА
Рассказ
стр. 136
[Пустая страница]
стр. 137
I.
Без пяти четыре Забежкин сморкался до того громко, что нос у него гудел, как труба иерихонская, а бухгалтер Иван Нажмудинович от испуга вздрагивал, ронял ручку на пол и говорил:
- Ох, Забежкин, Забежкин, нынче сокращение штатов идет, как бы тебе, Забежкин, тово... под сокращение не попасть... ну, куда ты торопишься?
Забежкин прятал платок в карман и тряпочкой начинал обтирать стол и чернильницу.
Двенадцать лет сидел Забежкин за этим столом. Двенадцать лет! Подумать страшно какой это срок не маленький. Ведь если за двенадцать лет пыль вот, скажем, со стола ни разу не стереть, так и чернильницы не видно будет.
В четыре ровно Забежкин двигал нарочно стулом, громко говорил - "четыре", четыре костяшки отбрасывал на счетах и шел домой. А шел Забежкин всегда по Невскому, хоть там и крюк ему был. И не потому он шел по Невскому, что на какую-нибудь встречу рассчитывал, а так, любопытства ради: все-таки людей разнообразие и магазины, да и прочесть смешно, что в каком ресторане люди кушают.
А что до встреч, так, конечно, бывает всякое. Ведь вот, скажем, дойдет Забежкин до Садовой сейчас, а на Садовой, вот там, где харя черная сапоги чистит - дама вдруг... Черное платье,
стр. 138
вуалька, глаза... и подбежит эта дама к Забежкину... "Ох, скажет, молодой человек, спасите меня, если можете. Ко мне пристают, оскорбляют меня вульгарными словами и даже гнусные предложения делают"... - И возьмет Забежкин даму эту под руку, так, касаясь едва и вместе с тем с необыкновенным рыцарством и пройдут они мимо оскорбителей гордо... А она, оказывается, дочь директора какого-нибудь треста. Или еще того проще - старичок. Старичок в высшей степени интеллигентный идет. И падает вдруг. Может быть - головокружение... Забежкин к нему... "Ах, ах... где вы живете?" Под ручку. Извозчик... А старичок, комар ему в нос - известный американский подданный... "Вот, скажет, вам, Забежкин, трилльон рублей".
Конечно, все это - так, вздор, романтизм, бессмысленное мечтание... да и какой это человек может подойти к Забежкину? Тоже ведь и наружность значит много. А у Забежкина и шея тонкая, и прически нет никакой, и нос загугуленкой. Ну еще нос и шея - куда ни шло - природа, а вот прически, это верно, никакой нет. Раньше, впрочем, была. Раньше Забежкин бобриком носил волосы, да только однажды парикмахер, мусью Митрофан, так, смеха ради, подстриг Забежкина под нуль. Так с тех пор и пошло.
И будь у Забежкина общественное положение значительное, будь Забежкин квартальным надзирателем, что ли, то и помириться можно с наружностью. Но общественное положение у Забежкина не ахти было какое.
Да вот если делать сравнение, при этом смеясь невинно, если бухгалтера Ивана Нажмудиновича приравнять к щуке, а рассыльного Мишку сравнить с ершом, то Забежкин, даром что коллежский регистратор бывший, а будет, - ну, никак не больше шелишпера или даже колюшки мелкой.
Так вот, при таких-то грустных обстоятельствах могли Забежкин на какой-нибудь романтизм надеяться?
II.
Но однажды приключилось событие.
Однажды Забежкин захворал. То-есть не то, чтобы слишком захворал, а так, виски заломило это ужасно как.
стр. 139
Забежкин и линейку к вискам тискал и слюнями лоб мазал - не помогает.
Пробовал Забежкин в канцелярские дела углубиться.
- Какие это штаны? Почему две пары? Не есть ли это превышение власти начальствующих лиц? Почему бухгалтеру Ивану Нажмудиновичу шинелька отпущена и куда это он, собачий нос, позадевал шинельку эту?
Виски заломило еще пуще.
И вот попросил Забежкин у Ивана Нажмудиновича домой пораньше уйти.
- Иди, Забежкин, - сказал Иван Нажмудинович. И таким он печальным тоном сказал, что и сам чуть не прослезился. - Иди, Забежкин, но помни - нынче сокращение штатов...
Взял Забежкин фуражку и вышел. И вышел он, по привычке, на Невский, а на Невском, на углу Садовой, помутилось у него в глазах, покачнулся он, поскреб воздух руками и от слабости неимоверной прислонился к дверям магазина. А из магазина в этот момент вышел человек (так обычного вида человек в шляпе и в пальто коротеньком) и, задев Забежкина локтем, приподнял шляпу и сказал: извините.
- Господи, - вскричал Забежкин, - да что вы? Да пожалуйста... Пихайте меня дурака, пихайте...
Но прохожий ушел.
"Что ж это? - подумал Забежкин. - Чудной какой прохожий... Извиняюсь, говорит. Да разве я имею что-нибудь против? Да разве он пихнул меня? Ведь это же моль, мошка, мошкара крылами задела... И кто ж это? Писатель, может быть, или какой-нибудь всемирный ученый... Извиняюсь, говорит. Ах, ты штука какая! И ведь лица даже не рассмотрел у него".
- Ах, - громко сказал Забежкин и вдруг быстро пошел за прохожим.
И шел Забежкин долго за ним - весь Невский и по набережной. А на мосту Троицком вдруг потерял его из виду. Две дамы шли - шляпы с перьями - заслонили, и, как в Неву, сгинул необыкновенный прохожий.
А Забежкин все шел вперед, махал руками, сиял носом, просил извинения у встречных и после неизвестно кому подмигивал.
стр. 140
"Ого, - вдруг подумал Забежкин, - куда ж это такое я зашел"?
Каменоостровский... Карповка... Силин мост...
"Странно, - подумал Забежкин, - почему же Силин мост, а я думал, называется - Карповский".
- Сверну, - сказал Забежкин. И свернул по Карповке.
И вот - трава. Петух. Коза пасется. Лавчонки у ворот. Деревня, совсем деревня...
"Присяду", - подумал Забежкин и присел у ворот на лавочке.
И стал свертывать папиросу. А когда свертывал папиросу - увидел на калитке об'явление -
- Сдается комната для одинокого. Женскому полу не тревожиться.
Три раза кряду читал Забежкин об'явление это и хотел в четвертый раз читать, но сердце вдруг слишком забилось, и Забежкин снова опустился на лавку.
"Что ж это, - подумал он, - странное какое об'явление. И ведь не зря же сказано: одинокому. Ведь это что же? Ведь это значит - намек. Это, дескать, в мужчине нуждаются. Ведь это мужчина требуется, хозяин. Господи, твоя воля, так ведь это же хозяин требуется".
В волнении Забежкин прошелся по улице и вдруг заглянул в калитку.
- Коза, - сказал Забежкин, - ей богу, коза стоит. Дай бог чтоб коза ее была... коза! Ведь так, при таком намеке, и жениться можно. И женюсь. Ей богу, женюсь. Ежели, скажем, ее коза - женюсь. Десять лет ждал и вот - судьба. Ведь ежели рассуждать строго, ежели комната внаймы сдается - значит квартира есть. А квартира - хозяйство значит... Поддержка в жизни. Фикус на окне. Занавески из тюля. Занавесочки тюлевые. Покой... Ведь это же ботвинья по праздникам. А она, жена скажем, дама солидная, порядок обожает, порядком интересуется. И сама в сатиновом капоте павлином по комнате ходит. И все так великолепно, все так благородно. И все только и спрашивает: не хочешь ли покушать, Петечка, или кофею, или молока с черным хлебом? Молока! Ах, ты штука какая! Хозяйство
стр. 141
ведь. Корова, может быть, или коза дойная. Пускай лучше коза дойная - жрет меньше.
Забежкин открыл калитку.
- Коза, - сказал он, задыхаясь, - у забора коза. Да ведь ежели коза - так и жить не страшно. Ежели коза, - то смешно даже. Пускай Иван Нажмудинович скажет завтра: "вот, скажет, слишком мне тебя жаль, Забежкин, и вообще каждый кушать хочет, но уволен ты по сокращению штатов". Хе-хе. Ей-богу, смешно... А женскому-то полу плюха какая - не тревожиться. Не лезь, дескать, комар тебе в нос, тут мужчина требуется.
Тут Забежкин прочел еще раз об'явление и, выпятив грудь, вошел во двор.
III.
У помойной ямы стояла коза. Была она безрогая и вымя у ней висело до земли. Она тупо смотрела на траву, но траву не ела.
"Жаль, - с грустью подумал Забежкин, - старая коза, дай Бог ей здоровья".
Во дворе мальчишки играли в "чижика" - кричали. У крыльца какая-то девка столовые ножи чистила. И до того она с остервенением чистила, что Забежкин, забыв про козу, остановился в изумлении.
Девка эта яростно плевала на ножи, изрыгала слюну прямо-таки, вонзала ножи в землю и, вонзая, сама качалась на корточках и хрипела даже.
"Вот дура-то", - подумал Забежкин.
Девка изнемогала.
- Эй, тетушка, - сказал Забежкин громко, - где ж это тут комната внаймы сдается?
Но вдруг открылось окно над Забежкиным, и чья-то бабья голова с флюсом, в платке вязанном, выглянула во двор.
- Товарищ, - сказала голова, - вам не ученого ли агронома Пампушкина нужно будет?
- Нет, - ответил Забежкин, снимая фуражку, - не имею чести... Я насчет комнаты, которая внаймы...
- А если ученого агронома Пампушкина, - продолжала
стр. 142
голова, - так вы не ждите зря: он нонче принять никак не может, он ученый труд про что-то пишет.
Голова обернулась назад и через минуту снова выглянула.
- Несколько слов в защиту огородных вредителей"...
- Чего-с?, - спросил Забежкин.
- А кто это спрашивает? - сказал вдруг агроном сам, подходя к окну. - Здравствуйте, товарищ. Это статья: "Несколько слов в защиту огородных вредителей". Да вы подымитесь...
- Нет, - сказал Забежкин, пугаясь, - я комнату, которая внаймы...
- Комнату? - спросил агроном с явной грустью, - ну, так вы после комнаты... Да вы не стесняйтесь... Третий этаж... Ученый агроном Пампушкин.
Забежкин кивнул головой и подошел к девке.
- Тетушка, - сказал Забежкин, - это чья же, например, коза будет?
- Коза-то? - спросила девка. - Коза эта из четвертого номера.
"Из четвертого номера, - охнул Забежкин, - да это не там ли, извиняюсь, комната сдается?"
- Там, - сказала девка, - только сдана комната.
- Как же так? - испугался Забежкин. - Не может того быть. Да ты что опупела, что ли? А об'явление? Как же сдана ежели я и время потратил, проезд и хлопоты.
- А не знаю, - ответила девка, - может и не сдана.
- Ну, то-то - не знаю. Дура такая. Не знаешь, так и не говори. Ты вот про кур лучше скажи - чьи куры ходят?
- Куры-то? Куры Домны Павловны.
- Это какая же Домна Павловна? Не комнату ли она сдает?
- Сдана комната, - с сердцем сказала девка, в подол собирая ножи.
- Врешь. Ей-богу, врешь. Об'явление есть. Ежели бы об'явления не было, тогда бы другое дело - я бы и не сопротивлялся. А то об'явление есть. Колом не вышибешь. Ты лучше скажи - вот индейский петух, наверное, уж не ее?
- Ее.
стр. 143
- Ай-я-яй, - удивился Забежкин, - так ведь она же богатая дама?
В ответ девка икнула в ладонь и ушла.
Забежкин подошел к козе и пальцем потрогал ей морду.
"Вот, - подумал Забежкин, - ежели лизнет в руку - счастье, моя коза."
Коза понюхала руку и шершавым, тоненьким языком лизнула Забежкина.
- Ну-ну, дура, - сказал задыхаясь Забежкин, - корку, наверно, хочешь? Эх, была давеча в кармане корка, да не найду что-то. Вспомнил: с'ел я ее, вот что. Извини, пожалуйста. Ну-ну, после дам.
Забежкин в необыкновенном волнении нашел квартиру четыре и постучал в рыжую ободранную клеенку.
- Вам чего? - спросил кто-то, открывая дверь.
- Комнату, извиняюсь...
- Сдана комната, - сказал кто-то мягким басом, пытаясь закрыть дверь.
Забежкин дверь держал руками.
- Позвольте, - сказал Забежкин пугаясь, - как же так? Позвольте же войти, уважаемый товарищ. Как же так? Я время теряю, проезд, хлопоты... Ведь об'явление...
- Об'явление? Иван Кириллыч! ты что же об'явление неснял?
Тут Забежкин поднял глаза и увидел, что разговаривает он с дамой. И дама размеров огромных. И нос у ней никак не меньше, чем нос Забежкина, а корпус такой обильный, что смело можно двух Забежкиных выкроить и еще кое-что останется.
- Сударыня, уважаемая мадам, - сказал Забежкин, снимая фуражку и для чего-то приседая, - мне бы хоть чуланчик какой-нибудь отвратительный, конурку мерзкую, конуренышку.
- А вы из каких будете? - спросила Домна Павловна.
- По письменности. Из бывших коллежских регистраторов.
- Ну, что ж, - сказала Домна Павловна вздыхая, - пущай тогда. Есть комнатушка - не обидьтесь только.
Тут Домна Павловна повела Забежкина.
- Вот, - сказала она - смотрите. Прямо скажу: дрянь комната. И окно дрянь. И вид никакой, а в стену. А с хорошей
стр. 144
комнатой запоздали, батюшка. Сдана. Военному телеграфисту сдана.
- Прекрасная комната, - воскликнул Забежкин. - Мне очень нравятся такие комнаты. Позвольте мне завтра переехать?
- Что ж, - сказала Домна Павловна, - пущай. Переезжайте.
Забежкин низенько поклонился и вышел.
Он подошел к воротам, еще раз с грустью прочел об'явление, сложил его и спрятал в карман.
- Да-с, - подумал Забежкин, - с трудом, с трудом счастье дается. Вот иные и в Америку очень просто ездят и комнаты снимают, а тут... Да еще телеграфист. Почему телеграфист? А ежели, скажем, этот телеграфист да помешает? С трудом, с трудом счастье дается.
IV.
Забежкин переехал. Было это утром. Забежкин вкатил тележку во двор и тотчас все окна в доме открылись и бабья голова с флюсом, высунувшись из окна на этот раз уж по пояс, сказала: ага. И ученый агроном Пампушкин, оставив статью "Несколько слов в защиту вредителей", подошел к окну. И сама Домна Павловна милостиво сошла вниз.
Забежкин торжественно развязывал добро.
- Подушки, - сказали зрители.
Точно: две подушки, одна розовая с пятном, другая синенькая в полоску, были отнесены наверх.
- Сапоги, - вскричали все в один голос.
И перед глазами изумленных зрителей предстали четыре пары сапог. Были эти сапоги новенькие и сияли они носками и с каждой пары бантиками свешивались шнурки.
И бабья голова с флюсом, выплюнувши слюну, сказала с уважением: ого. И Домна Павловна милостиво потерла полные свои руки. И сам ученый агроном прищурил свои ученые глаза.
- Книги, - сказал конфузясь Забежкин, вытаскивая пару запыленных книг.
- Книги?
И ученый агроном спустился вниз.
стр. 145
- Очень приятно познакомиться с интеллигентным человеком, - сказал агроном, с любопытством рассматривая сапоги. - Это что ж, - продолжал он, - это не по ученому ли пайку вы изволили получить сапоги эти?
- Нету, - сказал Забежкин сияя, - это, в некотором роде, частное приобретение и так сказать движимость. Иные, конечно, в бриллиантах деньги держат... Но извиняюсь, что такое брилльянты? Только что блеск да бессмысленная игра огней.
- М-м, - сказал агроном с явным сожалением, - то-то я и смотрю - что такое? - будто бы и не такие давали по ученому. Цвет, что ли, не такой.
- Катюшечка, - крикнул агроном голове с флюсом, - вынеси ка, голубчик, сапоги, что давеча по ученому пайку получили.
Сожительница агронома вынесла рыжие сапоги необыкновенных размеров. Вместе с сожительницей во двор вышли все жильцы дома. Вышла даже какая-то очень древнего вида старушка, думая, что во дворе раздают сапоги. Вышел даже военный телеграфист, задумчиво ковыряя в зубах спичкой.
- Вот, - закричал агроном, обильно брызгая в Забежкина слюной, - вот, милостивый государь, обратите ваше внимание.
Агроном пальцем стучал в подметку, подбрасывая сапоги вверх, даже бросал их на землю - они падали как поленья.
- Необыкновенные сапоги, удивительные, - орал агроном на Забежкина таким голосом, точно Забежкин вел его расстреливать, а он упирался. - Умоляю вас, взгляните только! Нате! Бросайте, бросайте об землю.
Забежкин сказал:
- Да. Очень необыкновенные. Но ежели их на камни бросать, а не на землю, то они могут не выдержать.
- Не выдержать? Эти сапоги-то не выдержат? Да чувствуете ли вы, милостивый государь, какие говорите пустяки? Знаете ли вы, что меня оскорбляет это? Не выдержат! - горько усмехнулся агроном, наседая на Забежкина.
- На камни безусловно выдержат, - с апломбом сказал вдруг телеграфист, вылезая вперед, а что касается... под тележку, если, например, и тележку накатить враз - ни почем не выдержат.
стр. 146
- Катите, - захрюкал агроном, бросая сапоги, - катите на мою голову.
Забежкин налег на телегу и двинул ее. Сапоги помялись и у носка лопнули.
- Лопнули! - закричал телеграфист, бросая фуражку на земь и топча ее от восторга.
- Извиняюсь, - сказал агроном Забежкину, - это нечестно и не тактично, милостивый государь. Порядочные люди прямо наезжают, а вы боком. Это подло даже боком наезжать. Нетактично и по хамски с вашей стороны. Извольте отвечать теперь полностью.
- Хорошо, - ответил Забежкин, рассматривая телеграфиста.
- Возьмите мою пару.
Телеграфист выплюнул спичку изо рта и, склонившись над сапогами, хохотал тоненько с повизгиванием, будто его щекотали под мышками.
- Красавец, - с грустью думал Забежкин. - И шея хороша, и нос нормальный, и веселиться может.
Так переехал Забежкин.
V.
На другой день все стало ясно: телеграфист Забежкину мешал. Не Забежкину несла Домна Павловна козье молоко, не Забежкину пеклось и варилось на кухне и не для Забежкина был надет сиреневый капот. Нет. Все это варилось, и пеклось и делалось для военного телеграфиста Ивана Кирилловича.
Телеграфист лежал на койке, тренькал на гитаре и пел нахальным басом. А Домна Павловна смеялась.
- Смеется, - думал Забежкин, - смеется и наверное, наверное в ногах телеграфистовых сидит. А если смеется - значит ей, дуре, весело. А весело - значит ощущает что нибудь... Так ведь и опоздать можно.
Целый день провел Забежкин в тоске необыкновенной. На утро же пошел на службу. Работать не мог.
Какая же к чортовой матери работа, ежели, скажем, такое
стр. 147
беспокойство! И мало того, что о телеграфисте беспокойство, а и так, вообще - хозяйство все-таки. Тоже вот домой притти нужно, там - на двор, кур проверить, узнать - мальчишки не гоняли ли, а ежели гонял кто - вздрючить того. Козе тоже корку отнести нужно... Хозяйство.
"А хоть и хозяйство, - думал Забежкин, - да чужое хозяйство. И надежда малюсенькая. Малюсенькая - телеграфист мешает".
Придя домой, Забежкин прежде всего в сарай зашел.
- Вот, Машка, - сказал Забежкин козе, - кушай, дура. Ну что смотришь? Грустно? Грустно, Машка. Прямо, вот как грустно. Телеграфист мешает. Убрать его, Машка, нужно. Ежели не убрать - любовь без сомнения корни пустит.
Коза с'ела хлеб и обнюхивала Забежкину руки.
- А как убрать его, Машка? Он, Машка, спортсмен, крепкий, значит, человек. Не поддастся на пустяки. Он давеча, сукин сын, в трусиках бегал. Закаленный. А я, Машка, - человек ослабший, на меня революция подействовала. И как убрать, ежели - он и сам заметно хозяйством интересуется. Чего это он давеча в сарай заходил? А? Ну, пойду, попробую, Машка, - может и выйдет что.
И Забежкин пошел к телеграфисту.
- Пардон, - сказал телеграфист - я ухожу скоро.
- Ничего, - сказал Забежкин, - я на секундочку. Я как сосед ваш по комнате, и, так сказать, под одним уважаемым крылом Домны Павловны почел долгом рекомендоваться и представиться: сосед и бывший коллежский регистратор Забежкин.
- Ага, - сказал телеграфист, - ладно.
- И как сосед, - продолжал Забежкин, - считаю своим долгом по кавказскому обычаю подарок преподнесть, - сапожки. Вот.
- Сапоги? За что же, помилуйте, сапоги? - спросил телеграфист, любуясь сапогами. - Мне даже напротив того - неловко, уважаемый сосед. Я не могу так...
- Ей богу, возьмите, уважаемый сосед.
- Разве что по кавказскому обычаю, - сказал телеграфист, примеряя сапоги. - А вы позвольте узнать, уважаемый
стр. 148
сосед, изволили на Кавказ путешествовать? Горы наверное? Эльборус чорт знает какой? Нравы? Туда и депеша, уважаемый сосед, на другой только день приходила.
- Нет, - сказал Забежкин, - это не я-с. Это Иван Нажмудинович на Кавказ ездил. Он даже в Нахичевани был.
Еще Забежкин хотел рассказать про кавказские нравы, но вдруг сказал:
- Батюшка, уважаемый товарищ, молодой человек! Вот я сейчас на колени опущусь...
И Забежкин встал на колени. Телеграфист испугался и раскрыл рот.
- Батюшка, молодой человек, бейте меня. Бейте, уничижайте! До боли прошу, до боли бейте.
Телеграфист испугался еще больше и, думая, что Забежкин хочет его бить, оттолкнул его.
- Так, - сказал Забежкин, падая и вставая снова, - спасибо. Осчастливили. Слезы у меня текут... Дрожу и решенья жду - с'езжайте с квартиры, голубчик, уважаемый товарищ.
- Как же так? - спросил телеграфист, закрывая рот, - странные ваши шутки.
- Шутки! Драгоценное это слово - шутки. Батюшка, уважаемый сосед, вам с Домной Павловной баловство и шутки, а мне жизнь настоящая... Вот до пупа перед вами заголился... С'езжайте с квартиры. В четверг же с'езжайте. Остатний раз прошу. Плохо будет.
- Мне до самой смерти плохо не будет, - сказал телеграфист, - а если вам приспичило... Да нет, странные шутки, молодой человек. Мне итти нужно. Не задерживайте.
- Батюшка, я еще чем-нибудь попрошу... Дрожу и рыдаю.
- Не могу-с. Да вы хорошенько попросите. Ведь это же расход и прочее... Я люблю, когда меня попросят.
Забежкин бросился в свою комнату и через минуту вернулся.
- Вот, - сказал он, задыхаясь, - сапоги. И шнурки к ним запасные.
Телеграфист примерил сапоги и сказал:
стр. 149
- Жмут. Ну да ладно. Дайте срок - с'еду. Чорт с вами. Только странные шутки, право.
Забежкин прошел в свою комнату и присел у окна.
VI.
Забежкин на службу не пошел.
С куском хлеба он пробрался в сарай и сел перед козой на корячки.
- Готово, Машка. Шабаш. Убрал телеграфиста. Кобенился он и сопротивлялся, ну да ничего. Сапоги ему, Машка, отдал. Теперь что ж? Теперь, Машка, Домна Павловна осталась. Тут главное на чувства рассчитывать нужно. На эстетику. Розу сейчас куплю. Вот, скажу, вам роза - нюхайте. Завтра куплю, а нынче я, Машка, запарился. Ну, ну, нету больше.
Забежкин прошел в комнату и лег на кровать.
Розу он купить не успел - Домна Павловна пришла к нему раньше.
Она сказала:
- Ты что ж это сапогами-то даришься? Ты к чему это сапоги телеграфисту отдал?
- Подарил, Домна Павловна. Очень уж он хороший человек. Чего ж, думаю, ему не подарить?
- Этот телеграфист-то хороший человек? - спросила Домна Павловна. - Неделю, подлец, живет и до свидания. Это он-то хороший человек, отвечай, если спрашиваю.
- А я думал...
- Чего ты думал? Чего ты, разява, думал?
- Я думал, Домна Павловна, что он и вам очень нравится. Вы с ним завсегда хохочите.
- Это он-то мне нравится? - Домна Павловна всплеснула руками. - Этот-то субчик-то мне нравится? Да он цельные сутки билльярды гоняет, а после со шлюхами. Ну и врать ты... Да он, прохвост этакий, при наружности своей любую тонконогую возьмет, а не меня. На меня он, прохвост, и не взглянет, вот это какой гад... Уезжаю, говорит.
- Домна Павловна, - сказал Забежкин, прикладывая руки к груди, - про тонконогую до чего это верно, так и слов нету...
стр. 150
Это такой человек, Домна Павловна... Да он давеча заврался: люблю, говорит, чтоб нога была тонкая, а на полненькую и внимания не обращу. Ведь это он, Домна Павловна, на вас намекает.
- Ну? - спросила Домна Павловна.
- Ей богу. Он, Домна Павловна, такую возьмет, ей богу правда - уколоться об локоть можно, а он и рад, гадина... А я вот, Домна Павловна, я на крупную фигуру всегда обращу свое внимание. Я, Домна Павловна, увлекаюсь такими фигурами, как у вас.
- Ври еще.
- Нет, Домна Павловна, мне врать нельзя. Вы для меня очень превосходная дама. И для многих тоже. Ко мне, помните, Домна Павловна, человек заходил. Тот очень даже заинтересовался. Это, спрашивает, кто же такая гранд-дам интересная?
- Ну? - спросила Домна Павловна, - так и сказал?
- Так и сказал, дай бог ему здоровья. Это, говорит, не актриса ли Люком?
Домна Павловна села рядом с Забежкиным.
- Да это какой же приходил? Это не тот ли рыжий и угри на носу?
- Тот, Домна Павловна, тот самый, дай бог ему здоровья.
- Так ты бы его к столу пригласил. Сказал бы: вот, мол, Домна Павловна кофею просит выкушать... Ну, а что он еще такое говорил? Про глаза ничего не говорил?
- Нет, - сказал Забежкин, задыхаясь, - нет, Домна Павловна про глаза это я говорил. Я говорил: люблю такие хорошие глаза. Вот как посмотрю, так и млею, и млею... Вообще, многоуважаемые глаза.
- Ну, уж и любишь, - удивилась Домна Павловна, - поел чего-нибудь лишнего - вот и любишь.
- Поел! - вскричал Забежкин. - Это я-то поел! Нет, Домна Павловна, раньше, точно, я превосходно кушал - рвало даже, а нынче я, Домна Павловна, на хлебце больше.
- Глупенький, - сказала Домна Павловна, - ты бы ко мне пришел. Вот, сказал бы...
- А я, - перебил Забежкин, - я, Домна Павловна, вас совершенно люблю. Скажите: упади, Забежкин, из окна, - упаду. Как
стр. 151
стелечка упаду, Домна Павловна. Как стелечка на камни, например, лягу и имя еще прославлять буду.
- Ну, ну, - сказала Домна Павловна, конфузясь.
И ушла вдруг. И только Забежкин хотел к козе направиться, как Домна Павловна снова вернулась.
- Побожись, - сказала она строго, - побожись, что верно сказал про чувства.
- Вот вам крест и икона святая, Домна Павловна.
- Ну ладно. Не крестись зря... Кольца накупить нужно... И чтоб венчанье... и певчие...
- И певчие, - вскричал Забежкин. - И певчие, Домна Павловна. И все так великолепно, все так благородно... Дозвольте же теперь ручку поцеловать. Вот-с... А я то, Домна Павловна, думал, чего это мне не по себе все. На службе невтерпеж даже... А это чувство... Давеча опоздал я, Домна Павловна, сижу и на книге Де и Пе рисую, а Иван Нажмудинович галочки сосчитал (у нас, Домна Павловна, всегда кто запоздал, не пришел - галочку насупротив фамилии ставят). Так Иван Нажмудинович и говорит: шесть галочек насупротив фамилии - Забежкин, это не поперли бы его со службы.
- А пущай, - сказала Домна Павловна, - и так хватит.
Венчанье было назначено через неделю.
VII.
А в тот день, когда телеграфист собрал вещи свои в узел и сказал:
- Не поминайте лихом, Домна Павловна, завтра с'еду - в тот день все погибло.
Ночью Забежкин сидел на кровати перед Домной Павловной и говорил:
- Мне, Домна Павловна, счастье с трудом дается. Иные очень просто и в Америку ездят, и комнаты берут, а я, Домна Павловна, не такой человек... Да вот - не пойди я тогда за прохожим, ничего бы и не было. И вас бы, Домна Павловна, не видать мне как ушей своих... А тут - прохожий... Об'явление. Девицам не тревожиться. Плюха-то какая им, Домна Павловна, - не тревожиться...
стр. 152
- Ну, спи, спи, - строго сказала Домна Павловна. - Поговорил и спи.
- Нет, - сказал Забежкин, поднимаясь, - не могу я спать. У меня, Домна Павловна, грудь рвет. Порывы. Вот я, Домна Павловна, мысль думаю... Вот коза, скажем, Домна Павловна, не может такого счастья чувствовать.
- А?
- Коза, я говорю, Домна Павловна. Не может ощущать такого счастья. Что ж - коза? Коза дура. Коза и есть коза. Ей бы, дуре, только траву щипать. У ней и запросов никаких нету. Ну, пусти ее, например, на Невский - срамота выйдет, недоразумение. А человек, Домна Павловна, все-таки запросы имеет, интересуется. Вот, скажем, меня взять... давеча иду по Невскому - тыква в окне. Здоровенная такая тыква, Домна Павловна. Зайду, думаю, узнаю какая цена тыкве. И зашел. И все-таки человеком себя чувствуешь... А коза что ж. Вот хоть бы и Машку нашу взять - дура, дура и есть. А человек, Домна Павловна, против козы - орел, царь природы. Человек и ударить козу может, которая бодается, и убить может и перед законом чист и ответственности никакой.
Домна Павловна села.
- Ну и коза, коза забодать человека может. Очень просто.
- А человек, Домна Павловна, козу палкой, палкой по башке по козлиной.
- А коза возьмет и очень просто молока не даст, как телеграфисту давеча.
- Как телеграфисту? - испугался Забежкин. - Да чего ж он ходит туда? Да как же это коза может молока не дать, ежели она дойная?
- А так, не даст и не даст.
- Ну уж, пустяки это, Домна Павловна, - сказал Забежкин, ходя по комнате. - Это уж... Что ж это? Это бунт выходит.
Домна Павловна тоже встала.
- Что ж, - вскричал Забежкин, - да ведь это же, Домна Павловна, революция. Ведь это вы про революцию говорите... А вдруг да, Домна Павловна, животные революцию об'явят. Козы, например, и коровы, которые дойные. Начнешь их доить,
стр. 153
а они бодаются, копытами по животам бьют. И Машка наша тоже копытами. И ведь Машка наша, Домна Павловна, забодать Ивана Нажмудиновича может...
- И очень просто, - сказала Домна Павловна, - не поинтересуется общественным значением.
- А ежели, Домна Павловна, не Ивана Нажмудиновича забодает Машка, а комиссара, товарища Нюшкина? Товарищ Нюшкин из мотора выходит... Арсений дверьку перед ним, дескать, пожалуйте, товарищ Нюшкин... А коза Машка спрятавшись за дверькой стоит... Товарищ Нюшкин - шаг, а она подойдет, да тырк его в желудок по глупости.
- Очень просто, - сказала Домна Павловна.
- Ну, тут народ стекается. Конторщики. А товарищ Нюшкин это ужасно как рассердится. "Чья, скажет, эта коза?" А Иван Нажмудинович уж тут, задом вертит. "Эта коза, скажет - Забежкина. У него кроме того шесть галочек насупротив фамилии". "А, Забежкина, скажет комиссар, ну так уволен он по сокращению штатов". И баста.
- Да что ты все про козу врешь? - спросила Домна Павловна. - Откуда это твоя коза?
- Как откуда? - сказал Забежкин. - Коза, конечно, Домна Павловна, ваша, сознаюсь, но ежели брак хотя и гражданский... и как муж все-таки...
- Да ты про какую козу-то брендишь? - рассердилась Домна Павловна. - Да ты что купил у телеграфиста Машку?
- Как у телеграфиста? - испугался Забежкин. - Ваша коза, Домна Павловна.
- Нету, не моя коза, - сказала Домна Павловна. - Машка телеграфистова коза. Да ты прохвост этакий, идол поганый не на козу ли нацелился?
- Как же, - пробормотал Забежкин, - ваша коза. Ей-Богу, ваша коза, Домна Павловна.
- Да ты что опупел? Да ты на козу рассчитывал? Я сию минуту тебя наскрозь вижу. Все кишки вижу.
В необыкновенном гневе встала с кровати Домна Павловна и, покрыв одеялом обильные свои плечи, вышла из комнаты. А Забежкин прилег на кровать, да так и пролежал до утра не двигаясь.
стр. 154
А утром пришел к Забежкину телеграфист.
- Вот, - сказал телеграфист, не здороваясь. - Домна Павловна приказала, чтоб в 4 часа с квартиры, иначе судом и следствием...
- А я, - закричала из кухни Домна Павловна, - а я, так и передай ему, скотине этому, Иван Кириллыч, и видеть его не желаю.
- А Домна Павловна, - сказал телеграфист, - и видеть вас не желает.
- Да посмотри, - кричала Домна Павловна, - посмотри, Иван Кириллыч, не прожег ли он матрац, сукин сын. Курил давеча. Был у меня один такой субчик - прожег. И перевернул подлец - не замечу, думает... Сволочь.
Забежкин печально пересел на стул.
- Куда же я перееду? - сказал он. - Мне и переехать некуда.
- Он, Домна Павловна, говорит, что ему и переехать некуда, - сказал телеграфист, переворачивая матрац.
- А пущай куда хочет, хоть кошке под хвост. Я не касаюсь его жизни.
Вечером Забежкин нагрузил тележку и выехал неизвестно куда. А когда выезжал из ворот - встретил агронома Пампушкина.
- Куда это? Куда вы, молодой человек? - спросил агроном.
Забежкин улыбнулся и сказал:
- Так, знаете ли...
Ученый агроном долго смотрел ему вслед. На тележке поверх добра стояла "движимость" Забежкина - одна пара сапог.
VIII.
Так погиб Забежкин.
А когда против фамилии его значилось 8 галок, бухгалтер Иван Нажмудинович сказал:
- Шабаш. Уволен ты, Забежкин, по сокращению штатов. Забежкин получил билет безработного, но работы не искал. И как жил - неизвестно.
стр. 155
Однажды Домна Павловна встретила его на Дерябкинском толчке. Забежкин продавал пальто.
Был Забежкин в рваных сапогах и в бабьей куцавейке. Был он не брит и бороденка у него росла почему-то рыжая. Узнать его было трудно.
Домна Павловна спросила:
- Что за пальто требуешь?
И вдруг узнала - это Забежкин.
Забежкин сказал:
- Возьмите так, Домна Павловна.
- Нет, - ответила Домна Павловна, - мне не для себя нужно, мне Ивану Кириллычу нужно. У Ивана Кириллыча пальта нету... Так я не хочу... Ну вот что: денег я тебе не дам, а приходи - будешь обедать по праздникам.
В воскресенье Забежкин пришел. Обедать дали ему на кухне. Он конфузился, качал головой и ел молча.
- Ну как, брат Забежкин? - спросил телеграфист.
- Терплю, Иван Кириллыч - сказал Забежкин.
- Ну терпи, терпи. Русскому человеку невозможно что бы не терпеть. Терпи, брат Забежкин.
Забежкин с'ел обед и хлеб спрятал в карман.
- А я-то думал, - сказал телеграфист, смеясь, - я то, Домна Павловна, думал - чего это он, сукин сын, икру передо мной мечет, а он вон куда сети закинул - коза.
Когда Забежкин уходил, Домна Павловна спросила:
- Ну, а сознайся, соврал ведь ты на счет глаз и вообще?..
- Соврал, Домна Павловна, соврал, - сказал Забежкин, вздыхая.
- Ну, иди, иди, - сказала Домна Павловна строго, - не путайся тут...
Забежкин ушел.
- И каждый праздник приходил он обедать. Телеграфист хохотал, подмигивал, хлопал Забежкина по животу и спрашивал:
- И как же это, брат Забежкин, ошибся ты?
- Ошибся, Иван Кириллыч.
Домна Павловна говорила строго:
стр. 156
- Оставь, Иван Кириллычь. Пущай ест. Пальто тоже денег стоит.
После обеда Забежкин шел к козе. Он давал ей корку и говорил:
- Нонче был суп с луком и турнепс на второе...
Коза тупо смотрела Забежкину в глаза и жевала хлеб. А после облизывала Забежкину руку.
Однажды, когда Забежкин с'ел обед и корку спрятал в карман, телеграфист сказал:
- Положь корку назад. Так. Пожрал и до свиданья. К козе нечего шляться.
- Пущай, - сказала Домна Павловна.
- Нет, Домна Павловна, моя коза. Не позволю. Может он мне козу испортит. Чего это он там с ней колдует?
Больше Забежкин обедать не приходил.
1922 г.
(Круг: Альманах артели писателей. М.; Пб. Круг. 1923. [Кн.] 1)
