Главная страница
Перечень произведений

Я тебя слушаю

(этюд)

Она позвонила из какого-то универмага на окраине.

– Тут есть туфельки – мечта! На каждый день... я тебе такие показывала. Мне три семьдесят не хватает. Сейчас не купишь – весной их ни за что не найдешь... Привези, а?

– Где магазин?

Она сказала.

...По этому маршруту я каждый день езжу в институт.

Откинувшись на сиденье, я задышал в стекло, но у меня не хватило терпения додышать до дырочки.

Троллейбус молчал. Говорили – немые!

Да, пять-шесть молоденьких немых, очевидно, возвращались из своей специальной школы, и я искоса стал из разглядывать. Раньше, мне никогда не попадалось столько немых сразу.

Руки летали по воздуху. Белые и легкие, с шарнирными суставами, они, наверное, успевали сказать сто слов в минуту. Они принадлежали девушке с непропорционально маленьким лицом, на котором метались и застывали глаза – синие и жадные. Она обращалась к парню, развалившемуся напротив нее и на одном сиденье со мной. У него было белое твердое ухо, – мне показалось, что оно отморожено. Пыжиковая шапка, сдвинутая на другое ухо, удлиняла бритое лицо. В углах полуоткрытого рта лопалась слюна. Парень без конца открывал и опять защелкивал замок на портфеле, и, казалось, не слышал и не понимал девушку.

А руки летали по воздуху. Они объяснялись с активностью отчаянья, с эффектами какой-то жутковатой кукольной трагикомедии, – я не мог перестать смотреть. Я чувствовал, что могу проехать свою остановку, и мне было все равно.

Уже потом, успокоившись, я пробовал взглянуть на эту историю иначе. Но не получалось: я с первого момента и по сей день я убежден, что девушка с маленьким лицом любила парня в пыжиковой шапке.

А он не хотел этого. Он этого не сылшал – взгляд его скользил мимо ее рук...

И вдруг она замычала! Мотая птичьей головкой, напрягаясь всем телом, она промычала что-то вряд ли более понятное, чем этот вдохновенный полет ее рук...

Мне стало страшно, и горячая злоба выступила потом у меня на переносице. Сейчас я что-нибудь скажу! Пусть, по крайней мере, смотрит на ее руки, пусть отвечает ей, олух!

Я не мог смотреть, как сонно, по-детски, лопается слюна, затянувшая уголки его рта, как он безмятежен, этот человек, любимый так отчаянно, так напоказ, на потеху безбилетным мальчишкам...

Сейчас, сейчас скажу!.. Я кашлянул.

– А у вас, молодой человек, – проездной или как?

Это спросила кондукторша, жизнерадостная полная коротышка. Она тоже смотрела на немых, но вскоре эти страсти пальцев и глаз утомили ее – у нее были слишком красные щеки и веселый характер, чтобы в это втянуться. Насчет билета она спросила просто так – поговорить хотелось. И не отстала: предложила мне проездной на февраль, я отказался, спросила, не знаю ли я, сколько градусов. Я не знал, и она обиженно объявила:

– Площадь Восстания! В середку проходите, в середку...

Парень вопросительно поглядел на меня. Чего он хочет? Неважно, сейчас я скажу ему тяжелую грубую остроту, от которой ему станет не по себе...

Девушка отвернулась к окну и успокоила руки на коленях, Ее лицо сделалось невыразительным, маленьким – лицо старой птицы, которая отлетала свое...

И вдруг я вспомнил: они ведь еще и глухие, эти люди! Я мог бы сказать парню прочувствованный монолог – о черствости, о скупости сердца, о ржавых засовах на нем, о прелести девушки, которая в него стучится... Он даже не повернул бы ко мне головы. Другие немые сидели поодаль и работали руками так, что, казалось, у них одна и та же тема – еда.

Я выскочил на следующей и пересел в другой троллейбус.

...Потом мы купили туфли и возвращались пешком, и она была весела.

Всю дорогу я слушал, как она болтала про неинтересные пустяки. Очень внимательно слушал и молчал.

Она даже удивилась:

– Ты что?

– Слушаю...

...А совсем поздно, около часу ночи, я снял ботинки, чтобы не разбудить домашних, и подошел к телефону. Я с нежностыо подумал об этой надежной, безотказной штуке, придуманной для тех, у кого в порядке слух. Спасибо вам, мистер Белл или мистер Эдисон – не помню, как вас звали...

Редкие гудки... Долго.

Потом сонным и обиженным голосом она сказала:

– Алло, кто это? Кто это? Ну отвечайте же... У, хамы!..

Я тихо засмеялся, а потом сказал:

– Я тебя слушаю...

Она не узнала меня, а я молчал с глуповатой улыбкой, припав к холодной пластмассе щекой, пока она не бросила трубку.

<1964 г.>