[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]
Слово о погибели нашего участка
Алексей Слаповский написал новый роман
«Они» — шестой роман Слаповского. Или седьмой, если к «Я — не я», «Первому второму пришествию», «Анкете», «Дню денег» и «Качеству жизни» прибавить «русский народный детектив» «Участок». «Участок» обошелся без жанрового подзаголовка, хотя чем же, если не романом, должно считать объемную книгу с единым сложно организованным сюжетом и сквозными, по ходу действия усложняющимися, персонажами? Разве что «утопическим эпосом», но такая жанровая дефиниция пригодна в ученых штудиях, а не на обложке «Эксмо», где — в отличном оформлении Антона Ходаковского — выпущен и роман «Они».
Две последних на сегодня работы Слаповского связаны отнюдь не только местом издания. И не только контрастом, который бросается в глаза и может озадачить простодушного читателя. «Участок» — повествование о деревне, где, конечно, случаются досадные казусы, неприятности и даже преступления, но жизнь течет спокойно и размеренно, радости ритмично чередуются с незадачами, а всякие новейшие веянья проходят рябью по от веку сложившемуся миропорядку. «Они» — роман мегаполиса, роман Москвы, причем не ее казового, сияющего роскошными витринами и давящего хамскими новоделами центра и не чудом сохранившихся уголков того города, что Пастернак называл святым, а окраинных спальных районов, где — меж громыхающих игральных автоматов, панельных домов, рынков, забегаловок с шаурмой, заправочных станций и свалок обретается типовой житель столицы.
Персонажи «Участка» считают свою Анисовку лучшим местом земли, а на соседний город (и прочий мир) смотрят без зависти, восторга и опаски. Конечно, кому-то из них приходится отбывать из села (кому — на день, кому — на годы), конечно, они знают, что в городах работы, денег и развлечений побольше, но мечта о «другой жизни» здесь не слишком пьянит даже молодежь. «Они» (персонажи) вряд ли могут себя помыслить вне своего Вавилона, но добрых чувств к этому городу не испытывают; так, пристойная (в остальной России — еще хуже) среда обитания; жить можно, но по сторонам лучше не глядеть — сразу в какую-нибудь мерзость упрешься. В кого-нибудь из «них» — ленивых, корыстных, глупых, трусливых, зажравшихся, подлых, черножопых, приезжих, богатых, нищих, всегда готовых тебя обжулить и унизить. Недаром один из самых неприятных героев романа временно очеловечивается, когда судьба на несколько дней забрасывает его в вологодскую глушь, а лучшие из «них» (наверно, в самом деле лучшие, и уж точно — дорогие автору), изрядно нахлебавшись московского лиха, под занавес перебираются в ту же далекую деревеньку. (Надолго ли? Вот Кравцов тоже считал, что Анисовкой его жизнь кончится. И ошибся. Милая героиня романа «Они» по оставленной столице уже скучать начала.)
Главный герой «Участка» был идеальным, «сказочным» милиционером. В новом романе стражи порядка изображены в точном соответствии с господствующим в российском обществе представлением о работниках правоохранительных органов: они жестоки, корыстны, циничны и опасны для простых людей. Более того, когда милицейский лейтенант (хозяин рынка) впадает в экстаз принципиальности (вспомним Кравцова, а заодно и героя «Анкеты», мечтавшего спасти Россию, став образцовым милиционером), жизнь его клиентов обращается в сущий ад. Впрочем, как и жизнь самого «свежего правдолюбца», в итоге выпертого из органов.
Итак, на смену улыбчивой идиллии пришла гневная публицистика (едва ли не всякому эпизоду романа о «них» можно найти аналог в наших газетах), на смену доброй деревне — осатанелый город, на смену забавно трогательному, но подкупающе достоверному участковому и его чудаковатым, но симпатичным подопечным — злобные менты, наглые нувориши, угрюмые пенсионеры, циничные краснобаи, изворотливые торгаши кавказской национальности и юные продвинутые умники, споро разгадавшие гнусные законы этой подлой жизни и решившие быть первыми среди здешних волков на страх здешним козлам и баранам. На смену «русскому народному детективу» явился детектив «новорусский» и «антинародный».
Заглавным личным местоимением (третье лицо, множественное число) роман открывается: «Они везде». «Они», как объясняет себе на первой же странице пенсионер М. М., «оккупанты», захватившие в стране власть, унижающие «оккупированных», глумящиеся над добром, насилующие женщин, растлевающие детей, корежащие язык… Читали (слышали) мы такое — и не один раз. Да и может ли иначе рассуждать отставной преподаватель общественных наук? Ясное дело — коммуняка, все они такие.
Они — оккупанты. Они — азербайджанцы, презирающие русских и делающие бизнес в России. Они — чиновники, из которых невозможно вытрясти резолюцию для воплощения грандиозного проекта. Они — архитекторы, строящие хлипкие громадины на курьих ножках и наваривающие бешеные бабки на играх с подрядчиками. Они — менты, хватающие кого ни попадя и тянущие деньги с торгашей. Они — охранники, готовые ликвидировать неугодное заказчику лицо за три тысячи долларов (зимой — дороже). Они — владельцы иномарок, стоимость которых равно 640 месячным окладам главного энергетика районного города. Они — народные умельцы, заламывающие за ремонт означенной тачки сумму, которую и выговорить неудобно. Они — рыночные мальцы-побирушки, хватающие оброненную барсетку и истово отпирающиеся от законных требований вернуть чужое. Они — солидные господа, способные убить на месте подозреваемого воришку. Они — прокуроры, радостно гнобящие влипшего в скверную история богатея. Или уничтожающие все следы дела, заведенного на того же самого фигуранта. Они — сволочи, считающие себя вправе ударить старика. Они — правдоискатели, готовые жизнь (свою и тех, кого прежде ошибочно считали «близкими») положить, дабы довести до суда обидчика, вывести на чистую воду его союзников из властных инстанций и тем самым заклеймить «оккупационный режим». Они — компьютерные гении-тинейджеры, терроризирующие хозяев жизни и грезящие о высшей власти. Они — это могучая общность, члены которой свято убеждены, что с чужими можно поступать как угодно. (Несколько раз в романе возникают абсолютно тождественные эпизоды. Только действуют в них представители разных — враждебных друг другу — групп: то милиционеры, то азербайджанцы.) С «ними» можно делать все, потому что они — «они». Всегда готовые мерзко обойтись с тобой. И если воздерживающиеся от подлянки, то из трусости либо от скудоумия.
Нет нужды пересказывать истории, в которые попали «они» — персонажи романа. Слишком знакомы их фабулы (если сводить дело к «фактам» — на некоторые сюжетообразующие узелки указано выше), а изумленно печальной интонации Слаповского все равно не передашь. Меж тем в ней вся суть: роман устроен так, что персонаж, которого только что мы всей душой ненавидели, на голову которого призывали справедливые (да, справедливые!) кары, вдруг, попав в передрягу, начинает вызывать неодолимое сочувствие. Потому что на его месте мог быть ты. Запросто. Ибо ты — из них. Пенсионер М. М., страстно пытавшийся понять, кто здесь «оккупант», а кто — «оккупированный», в конце концов уразумел: это одни и те же люди. Другой герой романа — инородец, неудачник, русский писатель по имени Геран — живет с этим знанием всю жизнь. Он единственный, кто видит «их» резоны, даже когда «они» нарушают все нормы человеческого бытия. Он единственный, кто может «их» понимать и прощать. А когда не может (случалось и так) — мучается.
За это и подарил Слаповский Герану, его любимой и любящей жене (впрочем, чуть было не бросившей чудака) и его пасынку-мальчишке (из-за которого и попали все «они» в чудовищный круговорот) короткое счастье в мнимом «приюте спокойствия, трудов и вдохновенья». Почему короткое? Почему приют мнимый? Да вспомните, сколько проблем и мук выпало Кравцову в волшебной Анисовке. А заодно учтите, что самый жуткий эпизод романа «Они» разыгрывается не в «проклятой» Москве, а в благословенном захолустье: нет, не вологодском — саратовском. То есть там, где случилось большинство прежних «слаповских» историй. На его участке.
«Они» — самая горькая книга Слаповского. Но написана она той же рукой, а надиктована тем же чувством, что и «Участок». Чувство это называется любовью к грешному человеку и скорбному миру, что безжалостно разделен на «нас» и «их». Уничтожить, задавить, перевоспитать, заставить жить по-нашему «их» хочется многим. Равно, как и смачно плюнуть на «них», упиваясь собственным благородством и превосходством. Да и как без того? Ведь «они», действительно, совсем озверели, ведь на улицу выйти страшно… Инородцы, чекисты, буржуи, отчизнолюбцы, журналисты, бомжи, скинхеды, ларечники, шлюхи, алкаши, менты… Это мы, Господи! Нет конца нашим глупым и злобным художествам. И если Ты все еще терпишь нас, если веришь в нашу свободу и добрую волю, если не даешь вконец перегрызть друг друга, то стыдно и смешно жалеть себя и жаловаться на «них». Мы на своем участке — слухи о нашествии инопланетян вовсе не «сильно преувеличены». Слухи эти просто лживы.
Андрей Немзер
23.03.2005.
[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]