[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]


Времена не выбирают. По-прежнему

На Московской международной книжной выставке-ярмарке прошел круглый стол «Поэзия XXI века: жизнь без читателей?» Был я туда приглашен (за что благодарен организатору, координатору премии «Поэт» Сергею Чупринину), но прийти не мог. С одной стороны, досадно: хотелось проговорить кое-какие (не вчера возникшие) соображения. С другой — может, и к лучшему. Участники таких дискуссий (я — первый!), как правило, легко «заводятся», ловят друг друга на слове, состязаются в остроумии, а потому уходят от сути. Истина если и рождается в спорах, то далеко не всегда. Изолированное высказывание хорошо хотя бы тем, что за его огрехи отвечаешь сам — не списать их на импровизацию (мол, отказываться неудобно было), подначки собеседников или взвинченную атмосферу.

Так вот, в здравом уме, трезвой памяти, по доброй воле и ни кем не спровоцированный (постановку вопроса неожиданной никак не назовешь) заявляю (почти торжественно): я не верю, что в очертаемом будущем (том будущем, контуры которого можно хоть как-то распознавать в нашем настоящем!) уделом поэзии станет жизнь без читателей.

Не верю по двум причинам. Формально друг другу противоречащим, но неразрывным, являющим два лика проблемы «поэт и толпа». Проблему эту подмывает назвать «вечной», но филологическая корректность заставляет сбавить тон — признать (всего лишь!) ее почтенный возраст. Вполне отчетливо коллизия заявила о себе, по крайней мере, на исходе XVIII столетия и с тех пор — при всех зигзагах литературной эволюции — остается в силе.

«Толпа», то есть хоть в какой-то мере приобщенная к «культуре» часть социума, вовсе не враждебна поэзии как таковой. (Яростным ниспровержением собственно поэзии занимаются люди выражено творческого склада. К примеру, истовые новаторы. Или поэты несостоявшиеся.) Толпа просто ищет и/или требует своей поэзии. И находит ее, творя (принимая) тех или иных кумиров. Иногда властителем дум может оказаться поэт истинный — так было с молодым Пушкиным и (при длинном ряде оговорок) со зрелым Некрасовым. Достаточно часто, однако, место на почетном пьедестале отводится сочинителям совсем иного пошиба — от Надсона до Асадова. Кто-то считает, что это хорошо, ибо даже дурная, площадная, потакающая запросам невзыскательной аудитории «упорядоченная речь» так или иначе приобщает к высшей гармонии. Кто-то, напротив, полагает, что понижение планки споспешествует одичанию общества и соблазняет тех, кто мог бы — при ином раскладе — внимать музыке сфер. Чьей-либо абсолютной правоты в этом споре я признать не могу (думаю, в разных исторических ситуациях дело обстоит по-разному), но сама реальность дискуссии (и весомость аргументов у ожесточенных спорщиков) свидетельствует: устрашающая весть об исчезновении читателя — просто удобный (для одной из сторон) и эффектный лозунг. Не перестали читать стихи, а читают не тех. Выбирают модных (и молодых) строчкогонов, а не заслуженных (и пожилых) виршеслагателей. Имена опускаю. Подставляются они легко. А взвешивать эфемерные достоинства сегодняшних и позавчерашних стихотворцев, которые мне, очень мягко выражаясь, одинаково неприятны, охоты нет.

На месте наша «толпа». Как и наши поэты, большинство которых остаются непризнанными. Не расслышанными. Отверженными. Если не со скандалом, то вежливо. Как зрелый Баратынский. Или Фет. Или признанными не за то и не так — как Некрасов. Наши поэты сетуют на «камерность» их изданий, забывая, что такими же мизерными тиражами выходили сборники Ходасевича, Мандельштама, Цветаевой. Выходили — и лежали в книжных лавках, где их можно было сыскать и в 1930-е годы!

Сострадая обделенным современникам (тем, кого почитаем поэтами истинными!), мы лукаво идеализируем иные времена. Тогда, дескать, народ (конечно же, народ, а не гадкая светская чернь!) благоговейно внимал божественным посланникам. Ох, послушал бы нас Пушкин! Да и любой большой русский поэт — от Тредиаковского до тех, кому досталась вторая половина ХХ века.

Мистифицированный образ этой эпохи творится сейчас с особым тщанием. Как же, стадионы заполнялись! Тиражи небо штурмовали! Кого-то, правда, не печатали — зато самиздат вовсю шуршал, а тамиздат ему вторил! Благолепие… Словно нет непреложных свидетельств о том времени (и бытии в нем художника) — стихов. Не только тех поэтов, что были насильственно отторгнуты от читателя (хоть чуткого, хоть дикого!), но и внешне «благополучных» — к примеру, Самойлова или Окуджавы. Или Кушнера, чьи строки о постыдной тщете поисков уютного времени не утратили живого смысла. И завтра не утратят.

Андрей Немзер

16/09/11


[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]