[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]
Победа праведника
Сто лет назад родился Семен Липкин
Серое небо. Травы сырые. / В яме икона панны Марии. / Враг отступает. Мы победили. / Думать не надо. Плакать нельзя. / Мертвый ягненок. Мертвые хаты. / Между развалин — наши солдаты. / В лагере пусто. Печи остыли. / Думать не надо. Плакать нельзя.
«Военная песня» была сложена 1981 году. Семену Израилевичу Липкину довелось оставаться на земле еще два десятилетия, но он хорошо помнил, что срок жизни человеческой — семьдесят лет. И потому подводил итоги. С истинным бесстрашием.
Страшное бесцветье. Серое дыханье отгремевшей битвы и отработавших свое лагерных печей. Торжество смерти, на фоне которой страшно добытая победа поперву видится бессмысленной. Какие тут чаяния, если битве не видно конца. Поверженное зло словно бы и не утратило силы. Как можно жить, если случилось то, что случилось? Если для безжалостной смерти нет праведных и грешников? Если в выжженном пейзаже нет и намека на будущую жизнь?
Страшно, ей-Богу, там, за фольварком. / Хлопцы, разлейте старку по чаркам, / Скоро в дорогу. Скоро награда. / А до парада плакать нельзя. / Черные печи да мыловарни. / Здесь потрудились прусские парни. / Где эти парни? Думать не надо. / Мы победили. Плакать нельзя.
Какой парад? Какая награда? Не один только фронтовой опыт дышит в отчаянных строках. Здесь весь ужас отвергнувшего Бога и расчеловечившегося столетия. И чем победители лучше побежденных, об участи которых лучше не думать? Какая музыка, какие стихи, какие мысли могут быть после того, как в сером мареве стерлась грань, разделявшая добро и зло, после того, как люди допустили то, что они допустили? Могут. Потому что отчаяние — еще одно искушение, преодолеть которое — долг человека, солдата, поэта. Остающегося собой, когда кажется (и не врут же слух, зрение, обоняние, память!), что все человеческое кончилось навсегда.
В полураскрытом чреве вагона — / Детское тельце. Круг патефона. / Видимо, ветер крутит пластинку. / Слушать нет силы. Плакать нельзя. / В лагере смерти печи остыли. / Крутится песня. Мы победили. / Мама, закутай дочку в простынку. / Пой, балалайка, плакать нельзя.
Грустная песенка обреченного народа, с которой, по преданию, евреи шли в газовые камеры, сливается с державинским реквиемом Суворову, строку которого Липкин поставил эпиграфом к своему бесслезному плачу. Нет, совсем не сарказм слышится в держащих «Военную песню», повторяющихся заклинанием словах — Мы победили. И не об одной только войне, сквозь которую прошел вовсе не для битв родившийся поэт, здесь идет речь.
В пору «Военной песни» Липкин был выброшен из «советской литературы». Власть пакостно мстила поэту за сделанный им выбор — за верность чести, нравственному долгу, дружеству. В конечном счете — поэзии, истинной жизни, Богу. Тому Богу, что говорит с Авраамом в его последнюю ночь.
Не переставший любить земное бытие праведник хочет перед уходом увидеть весь мир, «сотворенный Словом». Желание сбывается. И увидел Авраам / Сверху, с колесницы, / Ложь, разбой, и блуд, и срам, / Плахи и темницы. // Вскрикнул: «Боже! Здесь позор! / Мир живет в безверьи! / На людей низвергни мор, / Пусть сожрут их звери!» // Но раздался Божий глас: «Знай, в иных началах / Я миры творил не раз / Тут же разрушал их. // То, что Словом создавал / Было бессловесным. / Дух себя не узнавал / В облике телесном. // А вот этот мир хорош, / Ибо в этом зданье / Правде уступает ложь, / Радости — страданье. // Ибо здесь любовь сладка, — / Не страшась броженья, / Пьют из чашечки цветка / Мёд воображенья. // Этот грешный мир — дворец, / Город говорящих, / Ибо только Я — Творец, / Нет других творящих».
Авраам умолкает, приняв прежде непостижимую (даже для него!) правду Творца. Поэт, обретя эту правду, претворяет ее в земное, но бегущее тленья слово. Слагает песню. Песню единственной настоящей победы.
Андрей Немзер
19/09/11