[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]
Здравствуй, папа
Изданы письма Анатолия Кузнецова из эмиграции
В 1966 году журнал "Юность" опубликовал роман-документ "Бабий Яр". Автором был тридцатишестилетний Анатолий Кузнецов. "Бабий Яр", выросший из страшных отроческих впечатлений писателя (1941-43 годы Кузнецов провел в оккупированном Киеве), стал событием. Не только литературным. В 1968 году в "Новом мире" был напечатан "Артист миманса", печальный рассказ о "маленьком человеке", "большом искусстве" и глобальной несправедливости.
В августе 1969-го член редакционной коллегии "Юности" писатель-коммунист Анатолий Кузнецов приступил к сбору материалов для романа о своей партии и ее основоположнике, коему в следующем году исполнялось сто лет. Для разысканий потребовалась командировка в столицу Соединенного королевства - город Лондон. Здесь Кузнецов попросил политического убежища. В СССР у него остались мать, девятилетний сын и жена. Попытка наладить связь с женой и сыном рухнула: за каждым письмом невозвращенца следовал вызов соломенной вдовы в КГБ. Брошенная женщина решила не рисковать - отказалась за себя и сына от переписки. Матери Кузнецов регулярно слал открытки - она отвечала. С невесткой и внуком Мария Федоровна Кузнецова общаться прекратила. Умерла она в 1992 году, пережив сына на тринадцать лет. Незадолго до кончины бабушки ее отыскал внук - сын писателя журналист Алексей Кузнецов. Отыскал и уговорил отдать большую пачку открыток с английскими пейзажами, архитектурными ансамблями Лондона и других британских городов, жанровыми сценками, портретами членов королевской семьи, видами Канарских островов. На оборотах были короткие записки отца. Они и легли в основу книги - "Между Гринвичем и Куреневкой. Письма Анатолия Кузнецова матери из эмиграции в Киев" (М., "Захаров").
Здравствуй, мама!
Сегодня случайно, крутя приемник, поймал Киев и послушал. Многое вспомнилось и так ярко представилось. На что, на что, а на однообразие судьбы жаловаться не приходится, и чего только не увидел, и где только не носило, вернее, сам пхался. Забавно…
Целую! Толя.
Выделенные шрифтом письма отца перемежаются размышлениями сына. Дат нет, хотя определить их по штемпелям легче легкого. Но Кузнецов-сын отказывается от хронологии и, кажется, оставляет иные письма за пределами книги. Он строит роман об отце - о его жизни на чужбине: дом и домашний быт (кухня, сад, коты), Лондон и его достопримечательности, английский обиход, традиции, погода, королевская семья, поездки - одним словом, "занимательная география". Вослед английской - канарская.
Здравствуй, мама!
Остров Тенерифе обжит только по берегам, а середина его дикая, горно-пустынная и раскаленная <…> Смотрю вокруг иногда и думаю: ой, мамочки, как же далеко от… Куреневки до Канарских островов, и как разнообразен этот дивный мир!..
И ни слова о политике, литературе, эмигрантской среде. Опасения (основательные), что советская охранка прикроет переписку? (Может, потому и слал Кузнецов открытки - дескать, таить нечего, "быт" и только.) Уверенность, что матери нужно знать о жизни сына, а не о мытарствах "беглого писателя"? Стремление уберечь мать от лишних тревог? Или "цензура" сына-составителя, крайне скупо затрагивающего "политические" мотивы? Не угадаешь. Ясно одно: письма в Куреневку не дают (и не должны давать!) полной картины закордонного бытия Кузнецова-отца.
В самом конце книги Кузнецов-сын пишет: "Меня иногда спрашивают: был ли он счастлив в годы эмиграции? Да откуда же мне знать! А как только пытаешься анализировать, вычислять - получается какая-то чепуха. В самом деле: человек познал свободу, любовь, построил дом, путешествовал, наслаждался миром, покоем и любимой работой. А дальше - только три даты.
В мае 1979 года у него родилась дочь.
В июне 1979 года он умер.
В августе 1979 года ему бы исполнилось 50 лет.
Вот такое счастье русского писателя".
Здесь многое недоговорено. Оставшись в Англии, Кузнецов публично заявил о том, что был осведомителем КГБ. (Без чего, скорее всего, просто не попал бы в Лондон.) Признанию сопутствовали крайне резкие высказывания об СССР - в частности, об оппозиционной интеллигенции. Кузнецову ответили (и достаточно жестко) Артур Миллер и Андрей Амальрик. Последний, в частности, писал о том, что кроме внешней свободы есть свобода внутренняя и ответственность человека за свои поступки. Для советской либеральной интеллигенции "сюжет" Кузнецова стал шоком. Его осуждали все. Глубже других драму перебежчика, попавшего в дьявольскую ловушку, понял Василий Аксенов - в "Ожоге", наверно, лучшей книге о "поздних шестидесятых - ранних семидесятых", важное место занимает история скульптора Серебро, точно соответствующая кузнецовской. На Западе Кузнецов напечатал полный (без цензурных вымарок) текст "Бабьего Яра" - на новую прозу сил не хватило. Ее заменила "исповедальная публицистика" на радио "Свобода" и открытки в Куреневку.
Каково было Кузнецову в Лондоне (во всяком случае - в первые годы), можно понять по его надрывным (разом покаянным и агрессивным) письмам Сергею Крикорьяну, потомственному эмигранту, человеку, любящему Россию и свободному от просоветских иллюзий, что решил поддержать лично неизвестного ему писателя. Переписка их опубликована "Звездой" (2000, N 7); в сопроводительной заметке Якова Гордина "вещи названы своими именами".
Странно думать, что Алексей Кузнецов не знает "правды" об отце. Или хочет ее скрыть. (Ведь не исчезнут же после его книги "Ожог", публикация "Звезды" и тексты заявлений Кузнецова-отца.) Уверен, что автор (именно так!) книги "Между Гринвичем и Куреневкой" знает больше нашего. Кроме того, он знает главное: не сыну судить отца. Если Алексей Кузнецов кого-то и судит, то себя: почему бабушка не боялась с отцом переписываться, а он (пацан!) поддался уговорам матери? Не о политике пишет Кузнецов-младший, не о "правах человека", не об изощренном коварстве советской нечисти. Он пишет о сыновней любви, об утолении многолетней тоски и боли, о преодолении судьбы - духовном соединении с отцом. Иногда кажется, что Алексей Кузнецов строит книгу в расчете на одного читателя - отца. А мы лишь невольные свидетели "мистического" разговора. Потому Алексей Кузнецов и обходит "колючие" сюжеты, потому он не столько комментирует отцовские письма, сколько "проговаривает" свои ассоциации: вспоминает детство, сопоставляет увиденный отцом Лондон с нынешней "вестернизированной" Москвой, рассказывает о своей жизни и семье (жене, дочери, теще, которых Кузнецов-старший никогда не видел). И все это непостижимым образом просветляет злосчастный облик отца. Он не зря писал из Гринвича в Куреневку: мать сохранила письма - сын сделал их книгой. Грустной, пронзительной, человечной.
Здравствуй, мама!
Пишут, что принцесса Анна поедет на конные соревнования в Киев. Она лихая наездница и чемпионка. По сему случаю посылаю репродукцию с ее художественного портрета, где она сильно приукрашена; на самом деле она совсем не красивая, хоть и не урод. Обыкновенная.
Эта открытка заставила Кузнецова-сына вздрогнуть - он вспомнил, как в советские времена "с оказиями" передавались посылки. "Я сразу же представил себе, как отец, используя все возможные и невозможные связи в Букингемском дворце, просит принцессу Анну взять посылочку для мамы в Киев… а что, ведь в Киеве встретят! В конце концов принцесса - обыкновенная, и вряд ли откажется помочь. Должна понять…"
Понадеемся, что читатели окажутся не хуже "обыкновенной принцессы". И все поймут.
P. S. В приложении напечатан "Артист миманса". Стоит прочесть (перечесть). Как и "Бабий Яр", недавно переизданный тем же "Захаровым".
16/05/02
[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]