[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]
Исполнение желаний
Сегодня исполняется сто лет Вениамину Каверину
"Двухчасовая прогулка" - не самая известная и не самая яркая книга Каверина. Зато очень "каверинская". Это роман об ученых и борьбе за науку, неизбежно оказывающейся поединком порядочности и подлости. Так было в "Открытой книге" и "Двойном портрете", а раньше, когда Каверин еще не "изменил" филологии ради биологии, - в "Скандалисте, или Вечерах на Васильевском острове" и "Исполнении желаний". Интеллектуально-психологический план повествования крепится авантюрным сюжетом, счастливое стечение обстоятельств обеспечивает финальную победу добра. Для чего стоило "бороться и искать, найти и не сдаваться". Как в "Двух капитанах". Или в сказочных "Ночном стороже..." и "Верлиоке".
"Проходит три года, автор случайно снимает с полки "Двухчасовую прогулку" и входит в нее, как в полузабытый дом...
- Ты написал сказку, - говорит ему один из друзей.
И автор задумывается. Может быть, он всю жизнь пишет сказки? Задумчиво он бродит по комнатам. Вот это, кажется, удалось, а это нет. Скуповато построен дом, мало света, надо бы сделать окна пошире.
И ему, как Коншину, начинает мерещиться, что за главным он не разглядел самого главного".
Героя "Двухчасовой прогулки" автор одарил фамилией скромного поэта Николая Михайловича Коншина, вошедшего в историю словесности "спутником Баратынского", и именем-отчеством князя Петра Андреевича Вяземского, чья литературная репутация не вполне справедливо сводится к формуле "друг Пушкина". (Отмечено Ольгой и Владимиром Новиковыми в их тонком "критическом очерке", 1986.) Номинация значима. Вениамин Александрович Зильбер, взявший псевдонимом фамилию пушкинского приятеля, ощущал себя, по слову Баратынского, "звездой разрозненной плеяды". Читая его мемуары, то и дело вспоминаешь строки Державина - Но если дел и не имею,/ За что б кумир мне посвятить, - / В достоинство вменить я смею,/ Что знал достоинствы я чтить. У Каверина было немало своих достоинств, но, кажется, проявиться им было бы трудней, не обладай писатель счастливым свойством - чтить достоинства других.
Два с детства знакомых человека стали для Каверина неколебимыми образцами - старший брат, иммунолог Лев Зильбер и зять (а позднее еще и шурин), Юрий Тынянов. Наука, словесность, мужская дружба явились "петроградскому студенту" не абстракциями, а родными лицами. Он был младшим (как вскоре оказался младшим среди Серапионовых братьев), но причастным "высокому пиру". Если есть на свете (и не где-то там, а рядом) такие люди, значит мир устроен правильно и все будет хорошо. Надо только соответствовать норме. Как старшие.
Известно, как ХХ век корректировал "стратегию оптимизма". В каверинских мемуарах подробно говорится и об ударах, сыпавшихся на автора (предвоенные допросы, разгромные критические статьи, не говоря об арестах близких - в том числе, старшего брата), и о его компромиссах (несколько раз Каверин повторяет слова Зайца из Шварцевой "Красной шапочки" - "я храбро спрятался"). Время давило на всех. Но зажатые меж страхом уничтожения и аппетитными соблазнами люди вели себя по-разному. Каверин вспоминал, что в дни "большого террора" принялся за "Двух капитанов", обуреваемый мыслью о справедливости. Той же самой, что обусловила его обращения к властям с ходатайствами об арестованных - брате, Заболоцком, Оксмане.
Каверин не отрекался от друзей и учителей. Он не отступился от Зощенко после ждановского погрома и делал все, что мог, для поддержки несчастного "Серапионова брата". Он годами боролся за восстановление в литературных правах тех, кого советская власть убила или задвинула в темный угол - того же Зощенко, Тынянова, Шварца, Добычина, Лунца, отнюдь не близкого ему "лично" Булгакова. Он всегда помнил, что такое настоящая литература. И потому имел полное право писать сказки - выдумывать нормальную жизнь. По мере сил раскрывая пошире окна в построенных им домах. Стараясь разглядеть за главным "самое главное".
Поэтому его "сказки" не только увлекательны, но и достоверны. Поэтому его жизнь - при всех тяготах, потерях, страхах - похожа на сказку. В двадцать шесть лет он дерзнул оспорить эффектную, внешне сильную (а по сути - капитулянтскую) литературную стратегию вчерашнего кумира, Виктора Шкловского, - и выиграл, написал "Скандалиста...", красивый, острый и далеко бьющий роман. Актуальный и сегодня, когда потрепанные фигуранты литературного процесса "прогрессивно" и "прагматично" выдают за "сумерки литературы" собственную душевную пустоту. (Роман о них вряд ли появится. Зачем? "Скандалист..." уже есть, а Некрылову-Шкловскому его нынешние эпигоны в подметки не годятся.) В зрелости он выстроил лабиринты "Двух капитанов" и "Открытой книги", романов, по которым несколько читательских поколений учились ценить мужество, верность призванию, благородство, здравомыслие, "сюжетность" (то есть осмысленность) сказочной (то есть нормальной) жизни. В старости он честно рассказал о времени и о себе, не дожив лишь несколько месяцев до публикации заветного "Эпилога". Он увидел напечатанными в России научные труды Тынянова и рассказы Добычина (увы, сборник Льва Лунца появился только через несколько лет после смерти Каверина), он дождался восстановления шкалы литературных ценностей, он ощутил дыхание свободы, с которой "наивно" (по-сказочному) связывал прекрасное будущее русской литературы. А от свидания с новейшими (тоскливо старомодными) "проблемами" - заливистым хамством, засилием дистрофичной беллетристики и пошлого интеллектуализма, пародийным новаторством, готовностью "соответствовать" текущему моменту, отречением от культуры - верного рыцаря русской словесности избавила смерть.
Впрочем, так ли уж наивен был старый сказочник? Так ли уж удивился бы он гримасам нашего литературного быта? Огорчился бы, конечно, но, вспомнив, что ему выпало пережить и что вообще в многовековой истории литературы бывало, принялся бы за привычное дело - писать сказки, расширять окна в доме, искать самое главное. Потому как "исполнение желаний" не коллекция наград, поздравительных адресов и газетных здравиц, даже не "сумма текстов", а творческое действие. Которым жива литература.
P. S. Дня три назад (случайно сошлось) моя десятилетняя дочь взялась за "Двух капитанов". Говорит, что очень интересно. Уже на 492-й странице.
19/04/02
[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]