Новые журналы
"Дружба народов" (№ 7) публикует повесть Василя Быкова "Болото". Писатель распознается с первых строк: "Выбравшись из мрачных лесных дебрей, где они проблуждали половину ночи, Гусаков облегченно вздохнул: лес кончился, перед ними раскинулось поле". Облегчение обманчивое: трое (сперва анонимные "они", постепенно по ходу повествования обретающие фамилии, чины-звания, характеры, прошлое, превращающиеся в живых людей) попали не туда. Летчики сработали неточно - выбросили направляемых к партизанам (зачем - узнаем тоже не сразу) далеко от предполагаемого "места встречи". Офицер, старшина из органов и фельдшер мучительно ищут дорогу к секретной базе. Никто из них не готов ни к странной реальности оккупированной территории, ни к лесным блужданиям. Постепенно мы понимаем: это случайные люди. Фельдшер, которого вдруг, без какой-либо подготовки, решили направить в партизанский отряд. Повар, готовивший энкаведешному генералу (за что получил старшинские погоны) и спавший с его молоденькой женой (за что загремевший к партизанам). Штабист, оформлявший наградные списки и напросившийся (нужно ведь и самому орден заиметь) в рискованную командировку - доставить партизанам те самые ордена-медали. Роковая неопытность, привычная взаимная подозрительность. Старшине (даром, что повар, а все - чекист) намекают: следи за командиром, в случае чего прими "правильное решение". А сам командир приказывает фельдшеру втихую пристрелить мальчишку-проводника, что почти вывел группу в нужное место (слишком много видел). Фельдшер кричит мальчику: "Беги" - и слышит в ответ захлебывающееся: "Дяденька, вы не партизаны?!" Ответом на выстрел фельдшера в воздух звучат очереди настоящих партизан, что достанут трех расчеловеченных, но все-таки живых, несчастных и вызывающих странную жалость персонажей. Болото поглотит всех. Очень быковская повесть - гораздо более определенная в сфере "политических реалий", чем те, что составили славу писателя. Экзистенциальное напряжение, психология, претворяющаяся в этику, ненависть к мертвому миру, лабиринты неоднозначной символики, надрывная боль. Все по-быковски. Но... не "Мертвым не больно", не "Сотников", не "Знак беды". И ведь совсем не плохо написано.
Кроме того, в "ДН" помещены повесть Юрия Петкевича "Беспокойство" (о его "блаженной" прозе мы недавно рассказывали в связи с изданием в "Вагриусе" книги "Явление ангела") и роман армянского писателя Агаси Айвазяна "Американский аджабсандал" (перевод И. Карумян). "Аджабсандал" - восточное блюдо, овощное рагу. В такое "рагу" и попадает герой, ереванский "тнанк" (бездомный), получивший приглашение на всемирную конференцию хомлесов, клошаров, авара, бомжей... Конференция проходит в Америке, а тамошние приключения ереванца вполне невероятны. Своеобразным комментарием к роману служит беседа автора с Натальей Игруновой, хотя говорит Айвазян не о аджансамбале бездомных, а все больше об Армении, России, Сталине и Гоголе.
С большим интересом читается трезвая и богатая материалом статья Михаила Глобачева "Век расколотой благодати" (национализм, сепаратизм и ирредентизм - стремление поменять "суверена", например, тяготение Абхазии к России - в современном мире; двойные стандарты; конфликт "права наций на самоопределение" и "нерушимости границ"). Стоит внимания "Ассириада" Элия Бар-Озара - рассказ о судьбе ассирийцев в ХХ веке (в частности, автор описывает пережитую им в младенчестве высылку ассирийцев в Сибирь, учиненную Сталиным в 1949 году).
"Звезда" (№ 7) открывается посмертной публикацией стихов Бориса Рыжего, а закрывается эссе Алексея Пурина, посвященное памяти екатеринбургского поэта.
Журнал радует новой порцией воспоминаний Владимира Рецептера "Эта жизнь неисправима..." Записки театрального отщепенца" ("Оказалось, что ... повесть "Прощай, БДТ" и гастрольный роман "Ностальгия по Японии" не исчерпали превратного опыта артиста Р."; кстати, опубликованная "Знаменем" "Ностальгия..." скоро будет издана "Вагриусом" в "серой серии"). Роман Игоря Ефимова "Суд да дело" имеет смысл обсудить по завершении публикации. Пока сообщим, что в книжном издании (планируется "Захаровым") роман будет называться "Лолита и Холден двадцать лет спустя" (да-да, те самые, из Набокова и Сэлинджера; Лолита, оказывается не умерла - в отличие от Гумберта), что "апдайковский" тон первых глав обманчив и что Игорь Ефимов - тонкий и умный писатель, автор интереснейшего романа "Не мир, но меч" и превосходной эссеистики, что систематично печатается в "Звезде".
Найдут своих читателей исторический очерк Владимира Дегоева "Россия и Бисмарк", фрагменты переписки филолога Ефима Эткинда и востоковеда Игоря Дьяконова (1976; Эткинд против своей воли в эмиграции, Дьяконов - в Ленинграде; обсуждается вопрос о назначении интеллигенции - должно ли противостоять советской власти активно или заниматься просвещением и наукой?), речь Михаила Эпштейна при получении премии Liberty, учрежденной русскими американцами для русских американцев (содержание соответствующее: "русские американцы" - соль земли).
Невероятно интересно эссе Омри Ронена "Берберова (1901 - 2001", органично сочетающее достоинство мемуара (автор много общался с Ниной Николаевной) и филологического исследования. Публикация предваряла столетие героини, что приходится на завтра - 8 августа - и будет отмечено нашей газетой.
"Новый мир" (№ 8) опубликовал отточенную, строгую и бесконечно печальную повесть Александра Титова "Жизнь, которой не было". Писатель из Липецкой области был открыт "Волгой" - теперь его проза добралась до столицы. Одно воскресное утро в разваливающемся колхозе. Выстудившаяся за ночь хата идиота-подростка, все ждущего возвращения недавно умершей бабки. Добродушный отрок Митя и дед-самогонщик Игнат, опекающие несчастного безумца. Трактористы, приходящие сюда распить бутылку-другую-третью. Клубящиеся, как во сне, воспоминания о недавнем и давнем прошлом. Угрюмство Митиного отца, философствования умного и бесшабашного работяги по кличке профессор. Скулеж члена всех нововозникающих партий, борца за "справедливость", дрожащего перед своей страхолюдной сожительницей-самогонщицей. Тихая печаль, перерастающая в страшную тоску. Митина мать, "бывшая знаменитая доярка", в очередной раз разгоняющая странный клуб. Короткая и большая проза.
Кроме Титова, проза представлена рассказами Евгения Шкловского и "Записками беглого кинематографиста" Михаила Кураева.
Лучшие стихи "НМ" (да, пожалуй, и других журналов за последние месяцы) - подборка Марины Бородицкой. Хочется процитировать все. Но ни места, ни права нет. Поэтому только последнее стихотворение: Говорят, что я - того,/ В голове, мол, каша./ Это правда, я ТОГО,/ И все больше я - Его,/ И все меньше ваша.
Спокойно и объективно рассказывает о сути, достоинствах и опасностях возможной "реформы" русского правописания профессор Максим Кронгауз в статье "Жить по "правилам", или Право на старописание". (Напомним, что в № 5 "НМ" слово было предоставлено одному из инициаторов исправления орфографии профессору Владимиру Лопатину.) Спорят о русской революции и судьбе России Григорий Померанц и Андрей Зубов ("Переписка из двух кварталов"; Померанц опять о том, что у всех своя правда и вреде "пены на губах"; Зубов - о том, что кощунственно равнять красных, ввергнувших страну в ад, с белыми, защищавшими вековые ценности). Восторженно объясняется в любви к Марселю Прусту Александр Кушнер (повод - издание книги "Пруст в русской литературе", М., "Рудомино", 2000).