[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]
Почти без гостинцев
В "Звезде" (N 11) помещены повесть Марии Рыбаковой "Паннония" (шибко метафизическая) и повесть Анатолия Хруцкого "Окаянные дни Ивана Алексеевича" (а то про старого Бунина и кошмар в его доме больше почитать нечего!). Занятно квазимемуарное эссе Георгия Иванова "Арзамас" (публикация и комментарий А. Г. Меца). Стоит пристального внимания "Оборвыш" Омри Ронена (послевоенные киевские впечатления автора, тогда подростка, инкрустированные обильными литературными реминисценциями; местами очень страшно). Кажется, "Из города Эн" - постоянная рубрика Ронена в "Звезде" - почти готова отлиться исповедально-филологической книгой.
"Знамя" (N 12) по праву может гордиться главами из книги Марины Вишневецкой "Опыты" - пристальными, изящно выстроенными, горчайшими новеллами, укутанными в эссеистическую драпировку. Повесть Григория Ряжского "Четыре Любови" лучше задумана, чем сделана. (И мать у героя была Любовь, и первая жена, и вторая, и соблазнительная падчерица - и до паралича довели его совместными усилиями. Потому как, хотя по-гречески у слова "любовь" четыре эквивалента, литератора с дворянско-еврейскими корнями к беде все ведут.) Открывают номер два стихотворения Сергея Гандлевского. Приятно видеть поэтические подборки Михаила Кукина, Константина Гадаева и Игоря Федорова - к тому же стихотворцы друг другу приветы (посвящения) посылают. Федоров - так двум сразу, "моим друзьям - Костяну с Михой". Статья Станислава Рассадина "Отщепенец Р., или Гамлет, который выжил" полна такой настоящей любви к герою - актеру и писателю Владимиру Рецептеру, что завидки берут: не умеем мы, нынешние, так писать - даже о самых душевно близких художниках.
В "Новом мире" (N 12) по-прежнему интересны главы из книги Вл. Новикова "Высоцкий" и дневниковые записи Игоря Дедкова ("Новый цикл российских иллюзий", 1985-86).
Козыряет журнал двумя "молодыми" именами. Рассказ Романа Сенчина (вообще-то тридцать лет писателю) "В обратную сторону" - дополнение к его же повести "Минус" ("Знамя", N 8). Те же минусинские декорации (и рынок был, и автобусы с надписью "Без льгот!" были), та же безнадега, то же "суровое сострадание" обездоленным, тот же "как бы реализм". По хорошим лекалам сделано. (Только у Астафьева или Екимова не в "лекалах" сила.) Отличник угадал и угодил. В добрых чувствах Сенчина я не сомневаюсь. В необходимости писать о тяготах провинциальной России - тем паче. Может "из тяжести недоброй" получаться искусство. А может и не получаться. И когда еще более молодой Сергей Шаргунов (были у него в "Новом мире" рассказы - не хуже прочих) в статье "Отрицание траура" соловьем заливается про "агонию постмодернизма" (имен, кроме Пелевина, Сорокина и Акунина, разумеется, нет), "новый русский ренессанс" и столь же "новый реализм", становится стыдно. Не за прозаика (кто молод не бывал!), а за тех опытных (и куда более аккуратных в собственных суждениях) профессионалов, что пестуют подобное словоблудие, дают индульгенции за "правильное направление" и невольно приучают сравнительно молодых литераторов к безответственному "учительству" и самоупоенному высокомерию.
В "Неприкосновенном запасе" (N 4) три "темы номера" и одна "супертема" - такая, что и темой ее не называют. Зато по всему журналу распылена. Понятное дело - 11 сентября. Письма из Америки с подобающими рефлексиями (Андрей Зорин, Владимир Левин, Джордж Блекер), "социологическая лирика" Андрея Левинсона (дескать, "мы сами - Усама"; "наше отторгаемое "восточное" прошлое в этом кошмаре приближается к нам. Призраком мировой войны неизвестно с кем"), даже "либеральное наследие" (статья Чарльза Тейлора "Неразложимо социальные блага", 1995) предварены ламентациями Александра Эткинда - "Политическая теория до 11 сентября". Как же, "мир переменился"! (Так если переменился, если "политическая теория" в прошлом осталась, то зачем же Тейлором площадь забивать?) За мир никак не поручусь, но публицисты наши, громогласно заявляющие о тотальных переменах, неизменны, как барон фон Гринвальдус. "Все в той же позицьи": непременно высказаться, пожурить республиканскую администрацию, отдать должное американскому единству, сообщить, что силой ничего не добьешься, но и уступать террористам негоже…
Две "темы" - "Восточная Европа: между Россией и Западом" и "90-е: новая повседневность" - в меру увлекательны. А статья Ревекки Фрумкиной "Извините за выражение…" так и просто хороша ("извиняется" автор за то, что не отказывается от слова "интеллигенция" и полагает, что интеллигенты: а) совсем не плохи; б) в России не вывелись - даже среди молодежи; в) на Западе тоже встречаются). Зато "тема 1" не даром первой прописана - "НЗ" решил обсудить книгу Солженицына "Двести лет вместе".
Ну и обсудил. По крепким плюралистическим законам. Статья Мариэтты Чудаковой "По лезвию ножа" (отнюдь не апологетическая, а местами - полемичная, но признающая, казалось бы, непреложные факты - масштаб и смелость солженицынского замысла, авторскую установку на понимание и диалог, необходимость вслушаться в речь писателя) конвоируется двумя памфлетами. Йоханан Петровский-Штерн ("Судьба средней линии") прямо называет книгу Солженицына "шедевром русской антисемитики" и "классическим примером предвзятости". Распробовав "стиль" работы Петровского-Штерна с солженицынским текстом (препарирование цитат, полное нежелание слышать собственно Солженицына и поглощенность вопросом о том, как слово писателя отзовется в будущих антисемитских опусах), начинаешь с недоверием относиться и к его конкретным замечаниям (иногда - осмысленным, но всегда изукрашенным злыми подозрениями). Того веселей читать "Проколы сиамских близнецов" Сергея А. Иванова ("А", видимо, проставлено для того, чтобы с министром обороны профессора МГУ не спутали). Антисемитизма в России нет, "евреев", кажется, тоже нет (потому как исторически изменчива эта нация). "И потому книгу о евреях можно обсуждать совершенно спокойно, без оглядки на то, какое воздействие это может оказать на умы. Да и кроме того, опыт семилетнего пребывания литературного патриарха на родине вполне доказал, что его писания в любом случае не оказывает на умы ровным счетом никакого воздействия". Так зачем же тогда кукарекать? На нет и суда нет! Так ведь вершат его "умы", на которые - действительно - мало что может оказать воздействие. Как там у Чудаковой? "Необходимым условием восприятия этой книги является как раз читательская непредвзятость. А ее по долинам и по взгорьям нашего отечества нынче днем с огнем не сыщешь. Сейчас ведь время поисков версий, мерзких мотивов немерзких поступков и чтения в сердцах, а уж с такой темой надеяться на снисхождение не приходится". И не надеемся.
18/12/01
[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]