[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]
Бородицкая, Тимофеевский, Рейн
«Новый мир» (№ 11) запомнится публикацией заключительной части «очерков изгнания» Александра Солженицына «Угодило зернышко промеж двух жерновов» (см. «Время новостей» от 21 ноября).
Из фирменных блюд журнал преподносит еще один рассказ Владимира Маканина про «славного постсоветского старикана Петра Петровича Алабина». С его лунно-эротическими похождениями мы знакомились ежемесячно, начиная с августа. Впрочем, впервые возник Петр Петрович еще в прошлом году — тогда, читая скорее недурной рассказ «Неадекватен», трудно было предположить все те испытания, что выпадут на долю верных читателей Маканина. Теперь, кажется, все. В преамбуле автор объясняет, что публикуемому ныне рассказу «Боржоми» по идее надлежало предшествовать всем иным-прочим — опус этот «должен был подсказать, как постепенно Петр Петрович открыл свою «лунность». Честно говоря, ничего нового, хоть как-то корректирующего или комментирующего то, что многажды было перемусолено в прочих «лунных» сочинениях, я в «Боржоми» не заметил. И все равно чувство глубокого удовлетворения испытал — вспыхнула надежда: а ну как отпустит Маканина лунный морок и он напишет что-нибудь внятное? От этой гипотезы я так возликовал, что на «Боржоми» даже и не раздражился. Ну да — ночь, луна, дачи, портвейн, кладбище, похабель… Все пройдет.
Традиция, как известно, должна уживаться с новаторством. Новаторский жест «Нового мира» — обращение к экспериментальному жанру «театр. doc», образчиком которого одаривает Елена Исаева. В авторском послесловии подробно описывается методика Verbatium («Дословно»), по которой изготовлена напечатанная выше пьеса «Первый мужчина»: драматург придумывает актуальную тему, актеры отправляются в народ, подбирают себе персонажей, интервьюируют их (параллельно осваивая речевую манеру, жестикуляцию и прочие внешние приметы своих информантов), передают магнитофонные записи драматургу, который и выкраивает из них (убавлять можно, прибавлять — нет) надлежащую пьесу. Изобретенная в лондонском театре «Роял Корт» методика пользуется в Европе большим успехом — вероятно, может принести плоды и на нашей почве. Допускаю даже, что спектакль, поставленный по «Первому мужчине», был истинно хорош. (Почему бы и нет?) Что же до самой пьесы, где три девушки рассказывают о своих двусмысленных отношениях с отцами (отец и есть «первый мужчина»), то читать ее — несмотря на изобилие психологических наворотов и экстремальных сюжетов — на удивление скучно. Сквозь «достоверную» фактуру настырно лезет унылый и знакомый мифологизм, а все «ужасы» (виноват, но не могу здесь обойтись без кавычек) отдают болезненной литературщиной. Зато новация.
Всего отраднее в «Новом мире» подборка стихов Марины Бородицкой «Герб и дата». Наверно, не зря журнал ею и открывается. Дабы не закиснуть самому и развеять вашу печаль, привожу полностью «Песенку предвесеннюю»: Ох, подружки, удержите от греха:/ Лезет в голову такая чепуха! // Огурец ли очищаешь иль морковь — / Как скаженная бежит по жилам кровь. // То ли правда молодой весны гонцы/ Как послали, так и прут во все концы, // То ли жизнь, как эта зимняя пора,/ Не уйдет, не покуражась со двора…// Ох, подружки, ох, старушки, караул!/ Мне петрушки корешочек подмигнул. // Всюду в мире небывалые дела,/ В холодильнике картошка родила.
«Дружба народов» (№ 11) тоже бодрит стихами — короткой подборкой Александра Тимофеевского «Время вспять». Не располагая местом для полного цитирования стихотворения «Вторая реальность», надеюсь, что его финал даст представление об энергии целого: …Он их встречал в морозном дыме/ Лет двадцать каждый день подряд./ И был он замордован ими/ И замурован был в квадрат./ Он думал, что они навеки,/ А, оказалось, думал зря:/ Нет улицы и нет аптеки,/ Канала нет и фонаря.
Поэтическая линия продолжена в «заметках о Давиде Самойлова» его младшего друга и ученика Георгия Ефремова (начало печаталось в № 10). «Желтая пыль» Ефремова — это коллаж дневниковых записей автора, фрагментов из уже опубликованных дневников самого Самойлова, вынутых из архива писем и собственно воспоминаний. Многое известно, многое неясно, что-то, как водится, недоговорено, но те, кому Самойлов интересен, прочесть Ефремова, конечно, должны.
Эффектно представлен раздел критики. Удался эксперимент по вычерчиванию «модной линии» (западной интеллектуальной словесности): шесть авторов отправляются по «шести тропинкам в культурном поле» и живописуют окрестные пейзажи — сочинения Эмиля Чорана (Николай Александров), Умберто Эко (Александр Уланов), Уистена Хью Одена (Ксения Голубович), Хулио Картасара (соискатель Букера Афанасий Мамедов), Вуди Аллена (Николай Анастасьев), Джона Фаулза (Евгений Ермолин). Очень милый бестиарий выстроился. Хоть и на любителя.
«Знамя» (№ 11) начинается мощной подборкой стихов Евгения Рейна «Старая Англия, Новая Англия»: материальность «путевых впечатлений», их зримость и осязательность удивительным образом не закрывают (как обычно случается в стихах описательных), а обнажают страстную душу поэта, взирающего на Лондон и Нью-Йорк, вспоминающего старые гангстерские ленты, шагающего от музея к рынку, от парка к океану, от одного «разрывного» стиха к другому. В итальянском кафе, там, где Нельсон — спиной/ Повернулся, я свой прохожу выходной./ Пью шестое «эспрессо», девятый коньяк,/ И торчит на колонне адмирал-маниак./ Трафальгарская площадь гремит за окном,/ Повернись, флотоводец, друг другу нальем,/ Я поставлю британскому флоту стакан,/ Ты купи мне водяры, немой истукан./ Абукир, Трафальгар, Наварин и Гангут,/ Ты садись, не стесняйся, посчитаемся тут./ Адмирал и братишка, наши клеши равны,/ Сколько будет морей от страны до страны?/ «Правь морями, Британия!» — ты говоришь./ Отошло это время, чугунный малыш./ Мы в отставке, в запасе, мы на берегу,/ Если нужно деньгами, то я помогу,/ Если нужно удачи, то ты поделись,/ Если веры мне нету — тогда помолись./ Закрывается в полночь чужое кафе,/ Интендантская сволочь не доставит вдове/ Ни пайка, ни бушлата, ни рубля, ни клинка,/ только старое злато просверкает слегка. Вот так-то! А «киплингизированный» «Морской музей в Бостоне» еще пышней, азартней и головокружительней.
Проза в «Знамени», что называется, интересная. Роман Евгения Даниленко «Дикополь» (судьба бойца элитного спецназа) балансирует на опасной грани «суровой правды» и «крутого боевика», местами чуть ли не превращаюшегося в самопародию. Два занятных рассказа Натальи Смирновой раскручивают престижную тему «бизнес и страсть». Любители повествований Семена Файбисовича получат свое удовольствие от его «Кепочки». Ну а Алексей Слаповский на пяти страницах размещает девять рассказов, составивших «книгу о современной жизни, о ее людях и обстоятельствах, о ее сложностях и заботах, ее печалях, трудностях, радостях, неожиданностях, парадоксах и закономерностях, а также о том, что в этой современной жизни случается». Называется книга, понятное дело, «Жили-были».
Главный подарок «Знамени» — публикация новооткрытых писем Бориса Пастернака к Ариадне Эфрон.
25/11/03
[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]