[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]
Вишневецкая! И "контекст"
Журнальная жизнь причудлива. Порой наши литературные ежемесячники рельефно демонстрируют "особенную стать", порой сливаются воедино. Так слились для меня "Октябрь" (N 10), "Знамя" (N 11) и "Новый мир" (N 11). Возможно, здесь больше виноват я, чем редакции, но "обзор" сам собой превратился в "общее суждение". Потому и логотипы журналов, обычно указывающие на соответствующее издание, в сегодняшней колонке играют скорее декоративную роль.
"Когда к концу 70-х годов я утвердился в печальном выводе, что не смогу быть писателем жизни, так как не имею таланта, а описывать жизнь без таланта может тот, кто, скажем, покорял Полюс или ловил тигров, а я лишь выпивал и читал книги, я решил сделаться писателем литературы, т. е. критиком". Так Сергей Боровиков предваряет публикацию своего "ненаписанного филологического романа" "Крюк" ("Знамя" N 11). Роман мне нравится - как в своей "жизненной" части (саратовские пьянки-гулянки, отягощенные любовными приключениями), так и в части "филологической" (картинки из жизни литераторов-"патриотов"). Жаль, что остался "Крюк" не дописанным, но речь о другом. Не нравится - и сильно не нравится - мне мысль Боровикова о том, что "свойство романа делаться филологическим, это, как сифилис, - не позор, а несчастье". Равно как и противопоставление "писателей жизни" "писателям литературы". И того же разлива антитеза "писатели-художники - писатели-нехудожники". К первым Боровиков относит Толстого, Чехова, Бабеля, Гайдара, Носова, Катаева, братьев Вайнеров; ко вторым - князя Одоевского, Эренбурга, Олешу, Герцена, Мережковского. Автор "Крюка" вроде бы шутит, но (подобно всем остроумным людям) на деле он весьма серьезен. Так вот. Во-первых, Одоевского, Герцена и Мережковского мне читать интереснее и важнее, чем Катаева с Гайдаром (интеллектуальный и эмоциональный "прибыток" больше), а различия меж Бабелем и Олешей не могу постигнуть смолоду. Во-вторых, хотя иные "писатели литературы" и выбрали сию стезю из-за неудачи (реальной или предполагаемой) на поприще "писательства жизни", хотя для кого-то из них критика - только трамплин для прыжка в литературу, правило это не универсально. Я, к примеру, о беллетристике никогда не грезил, надеюсь и дальше заниматься своим делом. (Впрочем, зарекаться от писательства все равно, что от сумы и тюрьмы.) Мне радостно, когда коллегам (критикам или филологам) удается проза. Я ценю опыты скрещения "писательства жизни" с "писательством литературы". Но далеко не все, а "счастливые", как у того же Боровикова, автора постепенно растущей замечательной книги "В русском жанре" (см. очередные фрагменты в "Новом мире") - неповторимые, выражающие авторскую личность. Чему "филологизм" только способствует. Как и "жизненный опыт". Если у литератора есть голос (не равный "технике") и судьба (не равная "трудной жизни"). А если нет? Статистикой не занимался, но мнится, что процент дурных критиков примерно равен проценту дурных беллетристов. Процент дурных "как бы писателей", авторов "вкусной эссеистики" явно выше (стремительно приближается к цифре 100). Только тыкать в них перстом (равно как и дурных критиков) считается делом зряшным. (Что правильно.) А вот о серых "писателях жизни" положено высказываться.
Увы, сказать о повести Ильи Кочергина "Помощник китайца" ("Знамя") я могу только приведенными выше словами Боровикова. Сибирская экзотика (эквивалент "покорения Полюса" или "ловли тигров") не помогает. Как и заглавный китаец - бизнесмен, у которого одно время служит рассказчик. Невыносимо скучно описаны бедность героя, его мытарства в постперестроечной Москве, неприязнь к теще, разборки с женой, службы, аферы, пьянки, мечтания... Надо бы бедолаге сочувствовать, а не удается. Вязнешь в насквозь вторичном тексте (кило чернухи, толика иронии, воспоминания детства, призрачная прабабка и какие-то полунамеки невесть на что), где в жизнеподобных декорациях бродят картонные персонажи. Сто раз описанные и безликие. Кочергин, судя по всему, автор молодой. "Молодые реалисты" у нас работают по стандартному рецепту: что вижу (вижу грязь, дурь, безденежье на фоне "другой" - роскошной и манящей - жизни) - о том пою. Редко их проза обходится без "себя, любимого" - от зеркала младое племя (что "реалисты", что "постмодернисты") оторваться не могут. Вот и Роман Сенчин (сочинитель тоже молодой, тоже специализирующийся на "свинцовых мерзостях", но уже изрядно раскрученный) разворачивает свой перечень "болей, бед и обид" в романе "Нубук". Таком же скучном, как предыдущие опусы самого Сенчина или "Помощник китайца". Вся разница в том, что "Нубук" печатает не "Знамя", где зачиналась карьера Сенчина, а "Новый мир" (окончание в декабрьской книжке - дочитывать придется; "в надежде на чудо"). Еще в начале этого года "Новый мир" анонсировал кочергинского "Помощника китайца". Рокировочка. Шила и мыла.
Тут бы и возопить: я лучше критиков с публицистами почитаю. Благо, материал есть. В "Октябре" интересна статья Ярослава Шимова "Четвертый Рим, или Бессилие сильных" - об утрате европейско-американской идентичности (кстати, рекомендую книгу Шимова "Перекресток. Центральная Европа на рубеже тысячелетий" - М., "Прагматика культуры); в "Знамени" Наталья Иванова умно и азартно анализирует "Сезон скандалов" (книгу Войновича о Солженицыне); там же Карен Степанян в "Заметках неполиткорректного", оттолкнувшись от сборника статей Александра Архангельского, ведет глубокий и страстный разговор о крайне больных и важных проблемах; в "Новом мире" - упоминавшийся Боровиков... А дальше что (кто)? Ладно, пропустим фамилии патентованных интеллектуальных соловьев. (Хотя одну назову - в "Октябре" Михаил Задорнов пишет про "Египет"; так же "через губу" и так же пошло, как про все остальное.) Но что сказать, если в рецензионном разделе "Нового мира" превозносятся романы Александра Эбаноидзе и стихи Глеба Шульпякова? Если "Октябрь" выводит в большие поэты Олега Чухно и славословит Вячеслава Пьецуха? (Есть, есть у рецензий авторы. Только этих "имен" от меня не дождетесь. Уже оскоромился, назвав рецензируемых.) Если в "Знамени" Борис Хазанов на полном серьезе критикует "книгу для учителя" о "русском литературном зарубежье", состряпанную Олегом Михайловым, литератором-халтурщиком, чье невежество равно его же оголтелой "партийности"? Какая тут литература? Какая жизнь?
К счастью, читатели могут всю эту серо-буро-малиновость просто не замечать. Потому что в "Октябре" напечатана "Стрела Голявкина" Людмилы Бубновой - очень "голявкинская" повесть о замечательном писателе и невероятном человеке. Потому что в "Знамени" Евгений Пастернак публикует переписку своего отца с Роменом Ролланом. Потому что в "Новом мире" есть подборка стихов Владимира Салимона. Потому что два журнала отмечены новыми "опытами" Марины Вишневецкой, а реферировать и анализировать как "Опыт принадлежания" ("Октябрь"), так и "А. К. С. (Опыт любви)" ("Знамя") я просто не могу. Горло перехватывает. Бывает такое и с критиками. Редко. Свидетельствует о недостатке профессионализма. Может, потом пройдет. "Опыты" издательство "ЭКСМО" намерено выпустить уже в этом году. И совсем не обязательно двигаться к непостижимой, мучительной и волшебной прозе Вишневецкой по "пригоркам и ручейкам", что неминуемы для тех, кто добровольно и сознательно стал "писателем литературы", т. е. критиком.
19/11/02
[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]