[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]
При свете Юрия Давыдова
"Неприкосновенный запас" (N 2) раскручивает три "главных темы". Первая - "История и память: тоталитарный опыт Европы". Для начала Соня Марголина разбирается с "немецким опытом осмысления национал-социалистической истории и его пределами" (получается, что и осмысление-раскаяние было не без демагогии, и отказ от него многими неприятностями чреват; уровень высокомерия автора выше среднестатистического). Затем Гвидо Карпи клеймит "Тысячу лиц итальянского тоталитаризма", а Жан-Шарль Шурек повествует о французских дебатах о том же предмете. В этих статьях покаянные мотивы (разумеется, с сильным леволиберальным привкусом) вполне ощутимы - надо полагать, Марголина быстренько вывела бы их авторов на чистую воду. Актуальности "первой теме" прибавляет сюжет президентских выборов во Франции (номер готовился после их первого тура - пирровой победы Ле Пена), каковому посвящена разухабистая электронная переписка молодых гуманитариев-"французистов" (общий пафос - все козлы, но жить можно). Вторая "главная тема" - "Революция в России: взгляд на Февраль из 2002 года". Тут с апологией Февраля как апофеоза русской свободы (сравнивается с Августом 1991-го) выступает Борис Витенберг, чей пафос существенно корректируют историки Ирина Жданова ("Семя свободы, упавшее на камень") и в особенности Борис Колоницкий ("Февральская? Буржуазная? Демократическая? Революция..."). Рады случаю напомнить о замечательной недавней книге Колоницкого "Символы власти и борьба за власть. К изучению политической культуры российской революции 1917 года" (СПб., "Дмитрий Буланин", 2001). Наконец, "третья тема" - "Русская религиозная философия". Как известно, без гипертрофированных кавычек это словосочетание употреблять невозможно, ибо стоящий за ним довольно размытый предмет стал ныне почти исключительным "достояньем доцентов" с переименованных кафедр марксизма-ленинизма. Ирония (как профессионалов, так и модных словоблудов) закономерна, вопиющее безобразие сомнению не подлежит, но, излив "всю желчь и всю досаду", неизбежно упираешься в серьезный вопрос: а был ли мальчик (то есть "русская религиозная философия")? Профессионалы (а выступают в этом разделе именно они) отвечают по-разному: если для Николая Плотникова предмет дискуссии (идеологизированный самими русскими мыслителями первой половины ХХ века и их учениками-эмигрантами и в конец опошленный казеннокоштными демагогами) - фикция (грубо говоря: не русская, не религиозная, не философия и истории у нее нет), то Алексей Козырев ("Русская философия: mode d'emploi") и Александр Кырлежев ("Русская религиозная философия: около церковных стен") смотрят на дело существенно иначе. Подчеркну, что единомышленниками этих авторов не назовешь, а о бедственном положении "нашей университетской науки" они судят не менее твердо и строго, чем Плотников.
В другом "интеллектуальном клубе" - "Отечественных записках" (N 4-5) - разбираются только с одной "главной темой". Но зато какой! "Налоги - это то, что безусловно объединяет нас всех. Даже тех, кто об этом и не догадывается. Пока что проблемы налоговой системы по-настоящему волнуют меньшинство россиян - тех, кому есть, что терять и чьи потери будут ощутимы, поскольку исчисляются миллионами у. е. <...> Удивительно насколько мало известно о налогах обычным людям. Понятно, что отнюдь не схема оптимизации личного фискального бремени в настоящий момент является предметом озабоченности народных масс, а, скорей, - если выражаться милым языком налогового инспектора - ничтожность их налогооблагаемой базы, или, попросту говоря, бедность. Хотя при этом почти наверняка каждый россиянин может быть привлечен к ответственности за неуплату налогов". Вот "ОЗ" и решили ликвидировать безграмотность - налогам, их истории и, если угодно, философии отведено 250 страниц убористого шрифта. Сюжет открывается справкой "Налоги Российской Федерации" и установочной (отчетливо антисоциалистической) статьей составителя номера Юрия Кузнецова "Что мы не знаем о налогах". Дальше как водится: теоретики, практики, министры, капиталисты, налоговые полицейские, которых почему-то считают гоблинами... Познавательная ценность новой книжки "ОЗ" бесспорна, титаническая работа составителя и редакции достойна самых больших похвал. Проблема в том, из чьих уст эти похвалы прозвучат. То есть сколько читателей одолеют огромный массив материалов, подробно (порой излишне подробно) представленных под обложкой "ОЗ"? Будет крайне досадно, если круг их сведется к сообществу профессионалов (экономистов, политиков, крупных предпринимателей, журналистов), которые и без журнала прекрасно знают, "откуда берутся дети и куда деваются деньги". Из материалов, выходящих за рамки "главной темы", отметим статьи о "поправении" Европы - "Уроки французского" Руслана Хестанова и "Опаснее, чем Ле Пен" Йенса Реннера, об итальянском неофашизме. Это называется от нашего "ОЗ" - вашему "НЗ". Знамо дело, гром не грянет - интеллектуал не перекрестится, но уж зато потом лоб (или пол) точно расшибет.
В "Дружбе народов" (N 7) вакансия "большой прозы" отведена роману Дмитрия Стахова "Арабские скакуны". Окончание в августовской книжке, но общий контур ясен. Роман сноровистый. Все предметы актуальности налицо: олигархи, продающиеся, но честные интеллигенты, ФСБ, разборки, тоталитарная секта, заказные избиения и убийства, воспоминания о шальной, но прекрасной позднесоветской молодости, выпивоны, выяснения отношений. (В частности, четырем персонажам-приятелям предстоит выяснить, чьим сыном был юноша, зверски убитый в далеком сибирском городе, а прежде основавший в Америке новую церковь. Боюсь, что тайна сия так тайной и останется.) Секс, абсурд, юморок и философия в умеренных количествах. Ну и арабские скакуны тоже имеют место. Один из приятелей их рисует, изготовляя серию парадных портретов олигархического семейства, а другой о славных лошадках знает буквально все. Временами повествования прерывают курсивные вставки - видимо, фрагменты книги из "ЖЗЛ" ("Жизнь Замечательных Лошадей"). По крайней мере любопытно - основная часть (написанная вполне себе на уровне) кажется уже когда-то (и не раз) читаной. Кто любит Дину Рубину, может насладиться ее стандартно болтливыми "Иерусалимцами" (цикл рассказиков-зарисовок). Как водится, содержательна (и заставляет думать) статья Юрия Каграманова "Балканское предупреждение".
"Знамя" (N 7) - это посмертная публикация романа Юрия Давыдова "Такой вам предел положен. Этюды к пьесе Эдварда Крэга". В предисловии вдовы писателя Славы Тарощиной читаем: "В последние годы он боялся двух вещей: первое - не успеть окончить главный свой труд - "Бестселлер"; второе - того опустошения, которое наступит после завершения романа. И оно наступило". Одним из выходов стала работа над книгой о жене императора Александра III Марии Федоровне (до замужества - датская принцесса Дагмар). Импульсом стало предложение киностудии "Нордиск-фильм" - написать сценарий. Вместо сценария получилось два романа: один - "Коронованная валькирия" - развернутый в сторону фактографии (кажется, он должен все-таки стать основой некоего фильма), другой - философско-поэтический, выстроенный в манере "позднего" Давыдова, оставшийся формально неоконченным. Обе версии скоро должны появиться под одной обложкой (издательство "ЭКСМО"). "Знамя" печатает вторую, обрывающуюся описанием последних дней Александра III. "Она знала, что ему остались дни, но уже устала знать это. Наклоняясь, целовала в висок, оправляла плед, думала, что запах увядающих цветов в Ливадии другой, чем в Гатчине, хотела определить это "другое" и не умела". Дагмар вышла замуж после внезапной кончины своего первого жениха цесаревича Николая Александровича (несостоявшегося Николая II, старшего брата Александра III) - она пережила не только супруга, но и сыновей (императора Николая II и великого князя Михаила Александровича), внука, внучек, расстрелянных большевиками. Кажется, книга о Дагмар была по-настоящему нужна автору "Бестселлера". О Давыдове и его прозе в конференц-зале "Знамени" размышляют Яков Гордин, Андрей Дмитриев, Станислав Рассадин, Леонид Юзефович. "Памяти Юры Давыдова" посвящено стихотворение Татьяны Бахминой: На рассвете душа отлетела,/ Поднялась над ужасной Каширкой./ Вот и птица в окно просвистела/ Над машинкой, над черной копиркой. // Как на выцветшем стареньком фото/ Эти тучи идут по этапу,/ И ведет тебя за руку кто-то/ Выше, вверх по небесному трапу. // Ты, морской офицер и гуляка,/ Зэк, писатель, архивный гадальщик,/ Уходя за предел зодиака,/ Оглянулся как маленький мальчик.
06/08/02
[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]