[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]
Он нас сосчитал!
Издана «Малая литературная энциклопедия» нашей эпохи
В конце 1980-х годов достославная формула «У нас нет литературы» утратила тот метафорический, разом провокативный и строительный, смысл, которым ее нагружали критики XIX века (еще нет, но завтра будет еще какая!), и стала восприниматься как констатация простого, как мычание, факта. Для кого-то — печального, для кого-то — отрадного. Но совершенно бесспорного. Тех, кто кукарекал иначе, язвительно вышучивали или со снисходительной благодарностью похлопывали по плечу (поговори, поговори — может до чего хорошего и договоришься), но всерьез воспринимать не хотели. Вернее — не могли. Потому что… сами понимаете… Где грандиозные журнальные и книжные тиражи позднесоветских (тем паче — «перестроечных») времен? Где писатели, каждая публикация которых поджидалась публикой, аки второй том «Мертвых душ», а встречалась, аки «Бедные люди»? Где ристалища критиков, чихвостящих почем зря не токмо друг друга и удачно подвернувшихся авторов, но и, страшно сказать, отдельные (а потом и глобальные) недостатки незыблемого (а потом — посыпавшегося) царства глубокого удовлетворения? Где гонорары, на которые можно было жить припеваючи? Где Ленинская и Государственная СССР премии, возносящие своих лауреатов в заоблачные выси? Где истертые четвертые экземпляры машинописи непозволительных творений, залитые слезами счастья и более-менее крепкими напитками? Где стоны сочинителей, коварно отторгнутых приемной комиссией Союза инженеров человеческих душ? Там же, где оплаканный еще Франсуа Вийоном прошлогодний снег.
Снег выпадает каждую зиму. И остается все тем же снегом, хотя смотрится (и вспоминается) по-разному. То сугробы, то поземка, то грязное месиво, то колючая крупа, то великолепные ковры. Вот и каждому из исчисленных выше феноменов, якобы канувших в небытие, можно без труда подыскать современный аналог. (Если не устраивают вас, к примеру, нынешние тиражные чемпионы, они же духовные вожди, то это совсем другая песня. Литературный расклад 1950–80-х тоже далеко не всем по сердцу был.) Отложим, однако, забавную игру «распознай неизменное», до другого раза. И обратимся к увесистой книге (930 страниц большого формата, они же 86 печатных листов), зачин которой глядится (слышится) отменным верлибром. Экономя газетную площадь, заменяю абзацы знаком стихораздела (/). Итак:
«2 431 писатель…/ 131 творческий союз…/ 538 литературных, газет, журналов и альманахов…/ 99 издательств…/ 177 фестивалей литературных праздников, конкурсов и книжных ярмарок…/ 579 литературных премий…/ Это, не вся, конечно, современная русская литература, далеко не вся, но ее значимая, сердцевинная часть./ Что, разумеется, укрепляет патриотическое чувство, ибо столь обширная многоуровневая словесность может быть дана только великому народу./ Но и возбуждает иронию: чем меньше, мол, в нашей стране читают, тем больше пишут».
Кое-кто, между тем, пишет очень здорово! Улыбчивую отсылку к Тургеневу заметили? Нет? Так вспомните (или прочитайте, если в школе плохо учились) про надежду и опору во дни сомнений и тягостных раздумий. А после «Русского языка» обратитесь к «Реплике пародиста» (крику души некогда всем известного Александра Иванова): «Пародист усталости не знает,/ пишут все!/ А он один читает/ горы графоманской чепухи./ Легче быть, наверно, землекопом,/ сутками сидеть над микроскопом,/ нежели всю жизнь/ читать стихи». Если только стихи, еще полбеды (или даже четвертушка). Но когда на тебя со всех сторон движутся еще и проза, драматургия, критика, публицистика, детективы, фэнтези, песни, пародии и литературоведение — это уж точно полторы беды.
Впрочем, все не так страшно. Ирония и самоирония не помехи законной гордости тем, что у нас есть, и надежде на будущее. Кажется, именно эта мысль (перешедшая в страсть) привела Сергея Чупринина к проекту «Русская литература сегодня», начатому двухтомным черновиком («Новая Россия: мир литературы», 2003), продолженному серий компактных путеводителей (2003–2008) и подытоженному (пока!) «Малой литературной энциклопедией» (М., «Время»), зачин которой я процитировал. С ощутимым удовольствием выстукивая этот верлибр, все время слушал и другой. Вполне серьезный, хоть и усмешливый. Чуть горчащий, но прекрасный и победный. «В этот час гений садится писать стихи./ В этот час сто талантов садятся писать стихи…» И далее — до десяти миллионов влюбленных юнцов. «В результате этого грандиозного мероприятия/ Рождается одно стихотворение./ Или гений, зачеркнув написанное,/ Отправляется в гости».
Давид Самойлов сказал о том, что всякий поэт бесконечно одинок, но существует рядом с другими. Жаждущими сказать свое и быть услышанными. Без учета этого парадокса невозможно ни понимание любого — великого или жалкого — текста, ни осмысление прошлого, ни установление литературной иерархии, ни продолжение (да, с тяжелыми потерями и поражениями) литературной эволюции. Чупринин об этом знает. И потому нас считает. То есть читает. И пишет так, что свод сухих справок становится по-настоящему впечатляющим литературным фактом.
Андрей Немзер
19/03/12