[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]
Памяти Григория Бакланова
На восемьдесят седьмом году закончилась жизнь Григория Яковлевича Бакланова
Осенью 1941, сдав экстерном экзамены средней школы, он добровольцем ушел на фронт — едва достигнув совершеннолетия. Воевал рядовым, закончил артиллерийское училище в 1943-м (ускоренный выпуск), вернулся в строй с лейтенантскими звездочками. Украина, Молдавия, Румыния, Венгрия, Австрия… Ранения и боевые награды… До Победы.
Страшный военный опыт определил человеческую стать юного офицера (в победный год Григорию Яковлевичу исполнилось всего двадцать два!), а потому и писательскую судьбу Бакланова. Он был человеком мужественным и ответственным, с твердым пониманием значения слов «долг» и «честь». Он не понаслышке знал, что такое зло, и всегда стремился злу противостоять. Он видел, как погибают люди, и пронес ненависть к человекоубийству (и неотрывным от него жестокости, трусости, цинизму, мародерству) сквозь всю жизнь.
В 1959 году Бакланов написал одну из лучших повестей о войне — «Пядь земли», где удивительным образом сопрягаются стоическое мужество и почти детская наивность главного (наделенного автобиографическими чертами) героя, где ад войны (та самая «кочка», за которую умирают вовсе не для бойни рожденные люди) не застит солнечного света, дыхания той чаемой живой жизни, за которую сражаются юный лейтенант и его бойцы. В «Пяди земли» была проговорена жесткая правда о войне (потому и мордовали автора за «окопную правду» да «дегероизацию»), но там была и правда о мире (с точки зрения советских литературных карателей — «абстрактный гуманизм»), там звучало живое и объемное слово. Это была настоящая — не стареющая — проза.
Честь и человечность держат лучшие вещи Бакланова — повести «Карпухин» (1965) и «Навеки — девятнадцатилетние» (1979), многие рассказы (в их числе «Почем фунт лиха», по которому Марлен Хуциев снял фильм «Был месяц май», 1970), пьесу «Пристегните ремни» (поставлена Юрием Любимовым в Театре на Таганке, 1975), роман «Друзья» (1975) и повесть «Меньший среди братьев» (1985), в которых пристально анализируются болезненные эпохи «развитого социализма» (позднее нареченного «застоем»).
Когда эта как бы сытая (полуголодная), стабильная (гнилая), упоенная собой и уверенная в собственной «вечности» эпоха дала трещину, писатель Бакланов последовательно и целеустремленно боролся за преодоление многолетнего морока и восстановление справедливости. Важны были его публицистические выступления (в том числе — сильная и мужественная речь на XIX партийной конференции, произнесенная под улюлюканье номенклатуры и ее присных), но еще важнее — работа в журнале «Знамя», главным редактором которого Бакланов стал в 1986 году. У обезличенного «Нового мира» было громкое имя (память о легендарной эре Твардовского), у «Дружбы народов» и «Октября» — заделы, обеспеченные прежней разумной работой редакций, у «Знамени» — ничего. Это был худший из тогдашних центральных журналов, бесцветный и аморфный (вопреки усилиям некоторых его сотрудников) — Бакланов сделал его лучшим. Не по тиражному состязанию, не по количеству «возвращенных имен», не по громокипению — по сути. Именно в «Знамени» шел постоянный поиск, именно «Знамя» в равной мере заботилось о привлечении лучших известных авторов и обретении молодых, именно «Знамя» умело сочетать «плюрализм» и твердую редакционную линию, острую публицистичность и подлинный вкус, именно «Знамя» не боялось рисковать и меняться. В этом — огромная заслуга Бакланова, умевшего привлекать к сотрудничеству сильных и свободно мыслящих литераторов и, что еще важнее, умевшего слушать своих коллег-подчиненных. В 1993 году, перейдя черту восьмого десятилетия, ощутив качественные изменения в составе литературы, Бакланов оставил выпестованный им журнал. Который по сей день видится лучшим среди традиционных литературных ежемесячников; не в последнюю очередь потому, что продолжает и развивает редакторскую стратегию того, кто по праву должен зваться основателем нового «Знамени».
Уйдя от редакторских дел, Бакланов продолжал писать прозу. Работы последних лет он отдавал в «свой» журнал. Он продолжал жить литературой. Не стремясь быть постоянно на виду и не поступаясь давно выработанными принципами. Лучшая проза Бакланова требует вдумчивого чтения и перечитывания. Его жизнь — жизнь солдата, писателя, редактора, всегда остававшегося русским интеллигентом, — достойна самого серьезного внимания. Имя Григория Бакланова прочно вписано в историю отечественной словесности второй половины ХХ века.
Светлая ему память
Андрей Немзер
24/12/09