[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]
Так говорил Аксенов
Издан цикл бесед с самым обаятельным «шестидесятником»
Первый свой разговор с сочинителем «Затоваренной бочкотары» (равно всех ее приквелов и сиквелов) Юрий Коваленко записал в августе 1992 года; последний — в январе 2007-го. Всего их было десять. Сейчас, через два года после смерти писателя, «Новое литературное обозрение» выпустило книгу «Парижские встречи. Беседы с Василием Аксеновым».
В 92-м интервьюер спрашивал: «Что бы вы хотели пожелать себе накануне юбилея?» Обреченный отмечать шестидесятилетие Аксенов ответил: «— Чтобы мне исполнилось в этот день 40». Пятнадцать лет спустя Коваленко поинтересовался, какие чувства у собеседника вызывает новая близящаяся годовщина. И услышал: «— Ничего, кроме уныния». Жить Аксенову оставалось недолго. Ни умирать, ни влачить стариковское существование он не собирался.
Полтора десятилетия — срок солидный. Много всякого-разного произошло в мире (и особенно — в России) между 1992-м и 2007-м годами, но Аксенов, весьма чуткий к пульсациям эпохи, как правило здраво и точно судящий об изменчивых политических реалиях, все это время оставался собой. Остроумцем, свободолюбцем, эгоцентриком (как он забавно выражался — «байронитом»), гражданином мира, эпикурейцем (чуть стесняющимся своего барства, но и не мыслящим о смене поведенческой стратегии) и, прежде всего, писателем. В первом интервью он азартно рекламирует «Желток яйца» (роман не из лучших, да к тому же и написанный сперва по-английски), в следующих — «Московскую сагу», «Новый сладостный стиль», «Кесарево свечение», «Вольтерьянцев и вольтерьянок» (если без дураков, единственную полноценную удачу «позднего» Аксенова), в том, что оказалось прощальным, — «Редкие земли». А по ходу дела бранит американских издателей (которые подчинили словесность рынку и заставляют писателя потакать запросам толпы), собратьев по цеху, которые — хоть за океаном, хоть под родными осинами — пишут не весть что (кроме трех-четырех друзей) и, конечно, развязных критиков-недоумков, способных лишь ернически пересказывать аксеновские опусы, выдавая их за образчики графомании… Но не тут-то было: читатели любимого автора читают пуще прежнего…
И ведь правда — читают. Конечно, с определенного момента Аксенова принялись в отечестве энергично раскручивать — гнать большие тиражи, дабы экземпляры в меняющихся ярких обложках лежали если не на всех, то на очень многих прилавках. Но ведь и в ранние 90-е (когда энергично и целенаправленно втюхивали публике только остервенелую попсу) книги Аксеова, еще не занесенные в «звездный разряд», мертвым грузом не лежали. Та же «Московская сага». За версту от этой «опупеи» конъюнктурой несло. Но ее читали. Даже я прочел. (Хоть и числился тогда «критиком». Вестимо, злобным, вздорным и высокомерным — других не бывает. Некоторые, правда, какое-то время кое-как маскируются. Но рано или поздно являют свое истинное — звериное — мурло бедным творцам, которые наивно надеялись, что хоть этот-то будет на каждый чих ответствовать громогласным Здравия желаем! Увы, не бывать миру под оливами: самое святое — бессонными ночами выстраданное, кровью сердца писанное, счастливыми слезами политое — непременно в грязь втопчут. С шутками, прибаутками и лицемерными сожалениями.) Да, прочел я в оны годы «Московскую сагу». И совершенно о том не жалею. Как и о времени, потраченном на прочие книги «позднего» Аксенова. На иные из которых отзывался с нескрываемым раздражением. О чем тоже не жалею. Потому что Аксенов и в сочинениях неудачных (ладно, ладно, сейчас изображу вожделенную толерантность: неудачных — с моей, субъективной, точки зрения) остается большим писателем. Верящим в свое дело и в свою звезду, непредсказуемым (сколько бы ни повторялся и в какие бы банальности ни влетал), живым и любящим жизнь. Таков он и в угодившем под переплет свободном перетрепе о России, Америке, политике, литературе и прочих матерьях важных.
Андрей Немзер
01/09/11