Большая часть "Звезды" (№ 5) посвящена Иосифу Бродскому - в связи с его шестидесятилетием (24 мая). Интересны и подборка архивных документов "Освобождение" (финальный акт борьбы за возвращение поэта из ссылки), и воспоминания Сергея Шульца ("Иосиф Бродский в 1961-1964 годах"), и фрагменты книги голландского писателя Кейса Верхейла "Пляска вокруг вселенной" (смысл названия проясняется эпиграфом из Эпикура: "Дружба обходит с пляской вселенную, объявляя нам всем, чтобы мы пробуждались к прославлению счастливой жизни"). Стоит познакомиться со стихами Регины Дериевой. Бродскому автор виделся большим поэтом, о чем свидетельствует опубликованное здесь же его письмо к Дериевой (1990).

Главное - тексты самого Бродского: "Профиль Клио" (прочитано в качестве Хейзинговской лекции в Лейденском университете, 1991), "С любовью к неодушевленному. Четыре стихотворения Томаса Гарди" (лекция из курса "Проблема содержания в современной лирической поэзии", 1994) и особенно написанное по-русски письмо в "Нью-Йорк Таймс" "Писатель - одинокий путешественник..." (осень 1972 - первые месяцы изгнания). Его и процитируем: "Я не думаю, что кто бы то ни было может прийти в восторг, когда его выкидывают из родного дома. Даже те, кто уходят сами. Но независимо от того, каким образом ты его покидаешь, дом не перестает быть родным. Как бы ты в нем - хорошо или плохо - ни жил. И я совершенно не понимаю, почему от меня ждут, а иные даже требуют, чтобы я мазал его ворота дегтем. Россия - это мой дом, я прожил в нем всю свою жизнь, и всем, что имею за душой, я обязан ей и ее народу. И - главное - ее языку <...> Для писателя существует только один вид патриотизма: по отношению к языку. Мера писательского патриотизма выражается тем, как он пишет на языке народа, среди которого он живет. Плохая литература, например, является формой предательства. Во всяком случае, язык нельзя презирать, нельзя быть на него в обиде, невозможно его обвинять. И я могу сказать, что я никогда не был в обиде на свое отечество. Не в обиде и сейчас. Со мной там происходило много плохого, но ничуть не меньше - хорошего. Россия - великая страна, и все ее пороки и добродетели величию этому более или менее пропорциональны. В любом случае, размер их таков, что индивидуальная реакция адекватной быть не может". И финал: "Писатель - одинокий путешественник, и ему никто не помощник. Общество всегда - более или менее - враг. И когда оно его отвергает, и когда принимает. Во всяком случае, и то и другое оно делает в грубой форме. И не только в силу своего личного, но и в силу видимого мной окружающего опыта, я все больше и больше убеждаюсь в правоте Святого Павла, назвавшего землю "юдолью плача". Человек, как слагаемое, от перестановки ничего не выигрывает. Трагедию можно обменять только на трагедию. Это старая истина. Единственное, что делает ее современной, это ощущение абсурда при виде ее - трагедии - героев. Так же, как и при виде ее зрителей".

В статейном разделе выделяется эссе Льва Лосева "Солженицын и Бродский как соседи". Явлена в номере и поэтическая ипостась Лосева. Сюжетом для "петербургской поэмки" "Ружье" он избрал тот канцелярский анекдот, из которого Гоголь сделал "Шинель". С памятником Гоголя автор беседует в "отвергнутом вступлении" к поэмке: Мной зачитан и отчитан,/ в знак согласия молчит он,/ больше думая о том,/ как бы люди-человеки,/ из Варяг шагая в Греки,/ уши, щеки, нос и веки/ не снесли в металлолом,/ чтоб хлестнуть по полстакана./ Утешаю истукана:/ "Мы другого отольем".

"Новый мир" (№ 6) открывается блестящим и страшным романом Анатолия Азольского "Монахи". Место действия - весь мир: от занюханных подмосковных дачек до Австралии. Время действия - начало семидесятых. Главные герои - два советских шпиона-нелегала. Старшему должно найти проштрафившегося младшего, разгадать его тайну, войти в доверие и доставить в СССР. Как обычно у Азольского, человек по-звериному одинок, а противостоящая ему система безжалостна и бессовестна. Тотальная подозрительность неотделима от установки на предательство. Любой агент может быть в любой момент сброшен со счетов: выдан, загнан в угол, ликвидирован. Разведки противоборствующих сторон не могут существовать без внедренных в самое сердце "системы" противников. Цинизм оборачивается крайним идеализмом, подлость - доблестью, провокация - спасением. Резкость сюжетных ходов ошарашивает даже испытанных читателей Азольского, помнящих бешеный гон авантюр в "Клетке" или "Крови". Никогда еще автор не погружался так глубоко в человеческое подсознание. "Монахи" - роман не о "дурном ХХ веке", а о природе человека, что, отдавая душу дьяволу, ухитряется видеть себя служителем Высшей Справедливости, о внутреннем надрыве личности, об обреченности истории на отсутствие смысла. Книга затягивающая, но, к счастью, оставляющая маневр для читательской мысли.

К девяностолетию Александра Твардовского публикуются фрагмент книги Александра Солженицына "Угодило зернышко промеж двух жерновов" и этюд Юрия Кублановского. В завершающей части публикации дневниковых записей Мариэтты Чудаковой "Людская молвь и конский топ" портретируется "исход советского времени".

"Интеллектуальный форум" - журнал новый и амбициозный. Как и все начинания его издателя Глеба Павловского (редакторы - Елена Пенская и Марк Печерский). Выходить "ИФ" будет раз в три месяца, а задачи свои формулирует так: "Речь идет не о популяризации достижений науки и культуры <...> а о public philosophy. К сожалению, мы вынуждены употребить это английское выражение, потому что аналога ему в русской культуре нет. Ни поэт-пророк, ни писатель, бросающий вызов власти, ни публицист, ни общественный деятель, принимающий на себя бремя коллективной ответственности, не отвечают этой бесконечно важной функции, без которой, по нашему мнению, современная культура неполноценна. Авторы журналов, с которыми мы сотрудничаем - The New Republic, The New York Review of Books, London Review of Books, The New Yorker, - больше, чем специалисты, они - public philosophers, то есть люди, занятые поиском универсального уровня, на котором их идеи и проблемы соединяются с идеями и проблемами других людей, специалистов и неспециалистов <...> Журнал адресован любому думающему человеку, уважающему сложность мира - своего и чужого". В номере можно прочесть эссе об экологии, Вальтере Беньямине, Исайе Берлине, актуальности Вагнера и индуизма, хасидах и Борхесе. Свежо, как тезис об уникальности и русская тоска по варягам. Если не обращать внимания на буквально лезущую в голову строку Цветаевой "Уж сколько их упало в эту бездну", то исполать.

20.06.2000