[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]
Не дождетесь
В среду Академия русской современной словесности (коллегия литературных критиков) провела чтения, посвященные итогам уходящего года. Входящим в Большой зал ЦДЛ вручался изящный буклет с фотографиями и биографиями членов АРСС (выпущен издательством «Время»). Дискуссии, в которой приняли участие критики, писатели, издатели, учитель словесности, литературный агент и книгопродавец, предшествовала презентация книги прошлогоднего лауреата премии Аполлона Григорьева Марины Вишневецкой «Брысь, крокодил» (М., «ЭКСМО»). А под занавес публика узнала: соучредитель премии Росбанк ныне выходит из проекта. Иначе говоря, АРСС остается без «наградных» денег.
Искать причину этого решения — занятие для бездельника. У «григорьевки» (точнее у присуждающей премию АРСС) недоброжелателей всегда хватало, в выражениях они стеснялись — Росбанк можно только поблагодарить за то, что шесть лет он оделял лауреатов хорошими деньгами. Глупо оспаривать значимость «материальной части», но позволительно напомнить: премии придуманы не для упрочения писательского достатка, а для утверждения — при всех оговорках — «гамбургского счета». АРСС намерена искать (уже ищет) новых доброхотов, но в случае, если таковые не обнаружатся, лауреатов все равно назовет. Выявит их по номинациям коллег-академиков жюри, выбранное традиционной жеребьевкой: Павел Басинский (председатель), Наталья Иванова, Александр Генис (США), Валентин Курбатов (Псков), Самуил Лурье (СПб.) Я спросил у одного из лучших сегодняшних русских писателей, как бы он отнесся к «безденежному вознаграждению» — он твердо ответил: так же, как к денежному, почту за честь. Скажут, что тут сработало дружеское чувство — так, но оно как раз дорогого стоит. С деньгами, конечно, лучше, но не худо помнить о том, что давший имя арссовской награде замечательный поэт (и великий критик) всю жизнь балансировал на грани бедности и нищеты.
История эта не стоила бы разговора, если б не была она частью другой — критику (точнее тех критиков, чьи имена сколько-нибудь приметны, в большинстве — членов АРСС) ныне поливают помоями с завидной энергией. Не слишком стройные плаксиво-бранчливые голоса слились в один нагло победительный внешне (надрывно обиженный — по сути) вой, смысл которого равен одной фразе: чтоб вы все сдохли!
Отвечать на вздорные обвинения в развале литературы, нравственности, страны и вселенной так же глупо, как помирать «по собственному желанию» того угрюмого отставной козы барабанщика или развеселого мордоворота в блайзере. Глупо, потому что ответ уже есть. Это работа тех критиков, что сколь угодно далеко расходясь во взглядах и вкусах, хранят профессиональную норму, помнят о своей принадлежности традиции и воспринимают судьбу словесности как свою. Мой цех может предъявить патент на благородство — в этом году увидели свет книги Никиты Елисеева и Сергея Боровикова, а совсем недавно — еще трех членов АРСС: «Скрытый сюжет. Русская литература на переходе через век» Натальи Ивановой (СПб., «БЛИЦ»), «Где сидит фазан… Очерки последних лет» Андрея Зорина и «Перемена участи. Статьи последних лет» Сергея Чупринина (обе — М., «НЛО»).
Три новых книги — три проекции русской литературы (культуры, истории, жизни) рубежа веков. Совсем не трудно угадать авторские разногласия, роднит же трех литераторов нечто, превышающее «дискуссионные мерки». Это — личности. И потому — критики.
Наталья Иванова умеет и любит быть в центре, откуда видно все, — эффектно сопрягая литературу с политикой, журналистикой, масскультом, коллекционируя (в иных случаях — яростно круша) социокультурные феномены и символы, она сознательно вычерчивает общую карту нашей словесности. Поэтому среди ее героев и писатели с бесспорной репутацией (Виктор Астафьев, Юрий Давыдов, Олег Чухонцев), и сочинители «культовые» (Эдуард Лимонов, Татьяна Толстая, Дмитрий Пригов), и те, кто, по мнению Ивановой, достоин места на авансцене (Светлана Кекова, безвременно ушедший Феликс Светов, Семен Файбисович, Роман Сенчин) и… Александра Маринина. Поэтому столь выразительно пишет Иванова как о противоборстве культурных тенденций (в статьях, составивших раздел «Линии»), так и о писательских сшибках (раздел «Споры»). Поэтому она смогла выстроить погодную историю словесности («Хроники», что движутся от «Прошедшего несовершенного: 1986» к «Жизни и смерти симулякра в России: 2000»). Поэтому, закрывая «Скрытый сюжет» (явный! теперь — явный!), сожалеешь, что в книгу не вошли новейшие работы, в частности, одна из лучших статей уходящего года «Клондайк и клоны».
Андрей Зорин вроде бы и не «критик». Пишет все больше о политике-идеологии, на разнотравье словесности смотрит скептически (тут показателен ироничный отчет о председательстве в букеровском жюри), любит не многих. Но уж если любит, то как! Прочитайте заметки Зорина о поэзии Льва Рубинштейна, о Галиче и Пригове, о «Конце Цитаты» Михаила Безродного и «Записях и выписках» Михаила Гаспарова — здесь дышит настоящая страсть. У Зорина блестящее чутье на то, что зовется «современным». Читатели его книги «Кормя двуглавого орла…» помнят, с каким изяществом автор реконструирует истлевшие, а когда-то сверхактуальные смыслы текстов и событий конца XVIII — начала XIX веков. Так же он работает с культурой сегодняшней. Его умолчания об иных литературных фактах сильнее многих здравиц и похоронок. Нет, на взгляд Зорина, в некоем опусе сегодняшней энергии — значит, и смысла в нем нет. Это несправедливо (особенно для такого заскорузлого традиционалиста, как я), но это со-зи-да-тель-но! Потому что ведет Зорина жажда подлинной новизны, без которой культура становится скопищем муляжей. Чем она становится в отсутствие разумной консервативности — вопрос отдельный. Но не к Зорину. Опыт историка, тонко чувствующего логику «чужого», верность духу свободы и спокойное здравомыслие сулят птицелову удачу в охоте и на орла, и на фазана — будем ждать новых трофеев.
В предисловии к «Перемене участи» Сергей Чупринин растолковывает горьковатый подтекст своего заголовка. Он называет свою книгу «не только старомодно литературоцентричной, но и до смешного критикоцентричной», давая понять читателю, что время такой стратегии ушло безвозвратно. Вероятно, это самоощущение обусловило паузу, которую Чупринин, сверхинтенсивно работавший на рубеже 80-90-х (раздел «Первенцы свободы»), а в нынешнем году опубликовавший три фундаментальных и энергичных статьи (раздел «Нулевые годы»), взял в середине минувшего десятилетия. Конечно, он и тогда писал, а в разделе «Расколотое зеркало» есть бриллиантовые осколки (например, «Графоман — это звучит гордо»), но… Но кризис все-таки был, и «неполное» присутствие Чупринина в критике (при том, что он вел журнал «Знамя» и возводил свою титаническую энциклопедию — о ней см. «Время новостей» от 26 марта) на меня действовало угнетающе. Сейчас можно констатировать: прошло. И хотя мне не нравится конструкция «нулевые годы», хотя я не могу согласиться с чупрининским тезисом о «перемене участи» литературы, которая тридцать лет назад «была одним из главных дел в стране», а теперь, дескать, стала чем-то иным, хотя мне кажется, что плакальщиков и без Чупринина с избытком, рискну заявить: все это мелочи. Потому что если под болтовню о «конце всего» (на дискуссии в ЦДЛ прозвучал тезис: критики при капитализме не водятся), вспыхивают статьи Чупринина-2003, если автор складывает захватывающую книгу, если его коллеги и, смею думать, друзья продолжают читать, писать, спорить и радоваться успеху собрата, то формула «перемена участи» обретает иной — счастливый — смысл. Что и проговорено Чуприниным на последней странице: будем жить дальше, делая то, что нам на роду написано. Я сформулировал резче — смотри заголовок.
28/11/03
[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]