ОБ ОДНОМ СПОСОБЕ ОБРАЗОВАНИЯ НОВЫХ ЗНАЧЕНИЙ
СЛОВ В ПРОИЗВЕДЕНИИ ИСКУССТВА
(ироническое и поэтическое в стихотворении Ал. Блока «Незнакомка»)^*

1. Главным аргументом в пользу мысли о невозможности применять структурные методы к анализу произведений искусства обычно выступает тезис об их неповторимости, предельной «индивидуализированности». Могут ли существовать «стандартизованные» методы изучения объектов, каждый из которых принципиально неповторим?

2. Между тем, по-видимому, все исследователи согласятся, что любой художественный текст не является нерасчленимой, элементарной единицей (ведь иначе невозможны были бы наитрадиционнейшие изучения тематики, «образов», стилистики и т. д.; литературовед и читатель могли бы сопоставлять лишь целые тексты друг с другом, что, естественно, не подтверждается ни практикой науки, ни повседневным читательским опытом). Самый «не повторимый» текст имеет множество уровней, и на каждом из них он может члениться на элементы и группы с выделением правил их синтагматики.

3. При этом, однако, неизбежно окажется, что:

3. 1. либо «абсолютно неповторимое» в целом расчленится на элементы и правила их сочетаемости, повторяющиеся во множестве текстов (интуитивно ощущаемых как родственные данному в том или ином отношении)¹;

3. 2. либо те или иные элементы и правила их комбинации, с нашей точки зрения (или даже со всех имеющихся точек зрения), абсолютно нигде, кроме данного текста, не встречающиеся, в нем самом реализуются только через ряд повторов².

4. В этом последнем смысле, собственно, не оказывается принципиального различия между повторяющимся во многих текстах, традиционным и «абсолютно неповторимым». Сходными, следовательно, окажутся и методы анализа, различаться же будет лишь объем понятия «текст»: в первом случае «текстом» будет группа произведений (например, творчество писателей какого-то направления), во втором — одно произведение.

5. Эти положения иллюстрируются частным примером — анализом одного из способов создания новых значений, специфических, по-видимому, только для одного текста — стихотворения Ал. Блока «Незнакомка»³. Выбор текста обусловлен, в частности, тем, что:

5. 1. «Незнакомка» интуитивно оценивается и читателями, и исследователями как одно из наиболее совершенных произведений поэта, то есть именно таких, которые мы охотнее всего наделяем эпитетами «непревзойденный», «непостижимо прекрасный» и т. п.;

5. 2. Ал. Блок, как известно, всю жизнь был сторонником «органического», «синтетического» познания мира, считавшим интуицию художника неизмеримо более приспособленной, чем разум исследователя, для осознания сущности бытия⁴. Он всегда был чужд рационалистического (формалистического, в частности) «конструирования» произведения искусства. Творчество Ал. Блока также воспринимается скорее как взволнованная исповедь, чем как сознательно «построенная» картина действительности. В произведениях такого типа, отталкивающихся от всякого подчеркивания «принципов конструирования», особенно интересно обнаружить стройную систему, целостную структуру.

6. Рассматриваться будут элементы лексико-фразеологического уровня — слова и словосочетания.

7. Анализируется лишь первая часть стихотворения «Незнакомка» — четыре начальные строфы⁵. От остального текста они четко отделяются отсутствием слов со значением «поэт» (= «я», «мой») и «Незнакомка» (= «она», «ее», «девичий стан» и т. д.)⁶.

8. Как известно, эта часть стихотворения, рисующая «мир без поэта и без Незнакомки», построена так, чтобы создать образ «сниженной», обесцененной действительности. Это значение отрывка создается, в частности, и вполне тривиальными и неоднократно описывавшимися в исследовательской литературе «приемами»:

8. 1. нагнетанием лексики, воспринимаемой на фоне литературного языка эпохи и лирики конца XIX – начала XX в. как «сниженная» (= «непоэтическая»), как «прозаизмы»: «окриками пьяными», «тлетворный дух», «женский визг»;

8. 2. лексикой с отрицательной оценочной окраской: «дик», «скука», «бесмысленный»;

8. 3. ироническим «обратным» словоупотреблением: «испытанные остряки»;

8. 4. нагнетанием «реалий», вызывающих (особенно, по-видимому, у читателя-современника) представление о предметах и нравах мира мещанской пошлости: «заламывая котелки» (ср.: «Господин в котелке» — воплощенная пошлость — в драме «Незнакомка»).

9. Наряду с этими «приемами» в рассматриваемой части текста есть и еще один — значительно более редкий и вместе с тем наиболее существенный, поскольку его описание поможет в дальнейшем точнее определить и смысл изучаемого отрывка. Это постоянные столкновения лексики и фразеологии, типичной для «Стихов о Прекрасной Даме», с лексикой и фразеологией, запрещенной» с точки зрения эстетики «первого тома» блоковской лирики.

10. При сопоставлении изучаемого отрывка с циклом «Стихи о Прекрасной Даме» выделяются две группы слов и словосочетаний⁷:

10. 1. встречающиеся в обоих сопоставляемых текстах: «и» (в «Стихах о Прекрасной Даме» — 518 раз, или 5,18 % всей лексики⁸); «в (во)» — 396 раз, или 3,96 %; «с» — 73 раза, или 0,73 %; «за» — 39 раз, или 0,39 %; «вдали» («вдали» — 7 раз, «далекий» — 11 раз, «даль» — 14 раз, «издалека» — 4 раза, «издали» — 1 раз, «вдалеке» — 1 раз, «дальше» [в знач. «вдали»] — 1 раз) — 39 раз, или 0,39 %; «весенний» («весенний» — 9 раз, «весна» — 23 раза, «весной[ою] — 2 раза, «по весне» — 1 раз) — 35 раз, или 0,35 %; «над» — 28 раз, или 0,28 %; «всему (всë)» — 25 раз, или 0,25 %; «[по] вечерам» («вечер», «вечера» — 6 раз, «вечерний» — 8 раз, «ввечеру» — 3 раза, «вечереющий» — 2 раза, «вечером» — 1 раз, «вечереть» — 1 раз) — 21 раз, или 0,21 %; «(в) небе» («небо» — 15 раз, «небесный» — 3 раза, «в небе» — 2 раза) — 20 раз, или 0,25 %; «золотить(ся)» — 2 раза (но: «золотой» — 8 раз, «золотистый» — 2 раза, «золотокудрый [златокудрый]» — 2 раза) — 14 раз, или 0,14 %; «чуть» — 7 раз, или 0,07 %; «плач» («плач» — 1 раз, «плакать» — 3 раза) — 4 раза, или 0,04 %; «детский» («детский» — 2 раза, «дети» — 2 раза, «дитя» — 2 раза) — 6 раз, или 0,06 %; «воздух» («воздух» — 3 раза, «воздушный» — 2 раза) — 5 раз, или 0,05 %; «среди» — 5 раз, или 0,05 %; «пыль» — 2 раза, или 0,02 %; «женский» («Жена» — 3 раза, «женственный» — 1 раз) — 4 раза, или 0,04 %; «дик», «глух», «каждый», «дамами», «испытанные» («испытаний»), «визг» — каждое по 1 разу, или 0,01 %.

Следует сразу же оговориться, что по многим словам данные приводятся, то существу, сильно заниженные. Дело в том, что понятия, выражаемые словами «небо», «вечер[ом]», «весна» и другие, имеют в цикле и множество иных, эквивалентных им, обозначений — как синонимов в общелингвистическом значении термина, так и синонимов, возникших только в данном тексте. Так, «небо» замещается в цикле также словами «лазурь», «высь», «вышина», а также сочетанием предлога «над» со словами типа «гора», «лес» и т. д. и т. п. Что касается слова «дама», то, поскольку цикл назван «Стихи о Прекрасной Даме», эквивалентами его могут считаться все обращения «Ты», слова типа «твоя» и т. д., занимающие в цикле по частотности третье место. Это обстоятельство следует постоянно иметь в виду и здесь, и при составлении вообще частотных словарей художественных текстов. Однако в настоящей работе такая возможность для простоты не учитывается. Элементы этой группы целесообразно разделить еще на две подгруппы:

10. 1. 1. слова и словосочетания, частое употребление которых свойственно не только данному тексту, но и множеству других (в том числе и нехудожественных) текстов. В этом случае частота употребления именно данных элементов может и не быть «эстетически отмеченной»⁹. К сожалению, в силу почти полного отсутствия русских частотных словарей, элементы этой (и следующей) подгруппы выделяются в значительной мере интуитивно. Сюда отнесем: «и» (в частотном словаре Э. А. Штейнфельдт — первое место по частоте; то же — в «Словаре языка А. С. Пушкина»; в частотном словаре Фр. Малиржа — шестое место)¹⁰, «в (во)» (в частотном словаре Э. А. Штейнфельдт — второе место), «с» (у Штейнфельдт — восьмое место); «за» (у Штейнфельдт — двадцатое место). Близки к этой группе с точки зрения их структурной роли и слова типа «дик», «глух», «плач» и т. д., которые не могут считаться специфической для цикла лексикой в силу редкости их (и их синонимов) употребления;

10. 1. 2. слова и словосочетания, особо значимые для «Стихов о Прекрасной Даме». Это слова «вдали», «[ко] всему», «весенний», «[по] вечерам», «над», «небо», «чуть», «золотится», «воздух», «женский», «[с] дамами», «дух» (имеет в цикле множество синонимов). Как мы уже говорили, почти все слова этого типа имеют в цикле ряд синонимов, и поэтому фактически их частотность значительно выше указанной нами. Следует отметить также, что все слова и словосочетания этой подгруппы характеризуют в цикле именно мир Прекрасной Дамы. Чаще всего это активные или пассивные предикаты к имени героини или указания на время ее явления герою;

10. 2. слова и словосочетания, встречающиеся только в «Незнакомке» и ни разу не встретившиеся в «Стихах о Прекрасной Даме»: «ресторанами», «горячий», «правит окриками пьяными», «тлетворный», «переулочной», «скукой загородных дач», «крендель булочной», «шлагбаумами», «заламывая котелки», «канав», «гуляют», «остряки», «озером», «скрипят уключины», «приученны», «бессмысленный кривится диск».

Среди слов и словосочетаний этой группы также целесообразно вычленить две подгруппы:

10. 2. 1. элементы, отсутствие которых в «Стихах о Прекрасной Даме» можно расценить как случайное, «неструктурное», эстетически незначимое. Критерием случайности отсутствия можно, по-видимому, считать наличие в «Стихах о Прекрасной Даме» слов и словосочетаний одного семантического поля и общей стилистической окраски с отсутствующими в цикле. Так, слово «озеро» в цикле отсутствует, но многократно упоминаются «река», «залив»¹¹. По-видимому, «неструктурно» и отсутствие слов «уключина» (есть «золотое весло»), «диск» (ср. «его [месяца] ущерб»);

10. 2. 2. элементы, отсутствие которых в тексте структурно, то есть для которых в «Стихах о Прекрасной Даме» нет синонимов и вообще слов общего семантического поля. Эти слова (см. 10. 2) воспринимались молодым Ал. Блоком как принадлежащие к внеэстетической сфере обозначений «суетливых дел мирских». Слова, характеризующие этот мир, в «Стихах о Прекрасной Даме» не только крайне редки, но и всегда подбираются такие, которые давали бы лишь суммарную характеристику «земного мира»: ср. «народы шумные», «о злате и о хлебе», «вы все», «люди» и т. п. — с характерным преобладанием категорий множественности или собирательности. Детали же сферы «суетливых дел мирских» принципиально не рассматриваются (в противоположность деталям «высокого» мира): они несущественны и безлики.

10. 3. В дальнейшем при анализе стихотворения «Незнакомка» преимущественно рассматриваются элементы подгрупп 10. 1. 2 и 10. 2. 2.

11. Отмеченные выше элементы типа 10. 1. 2 и 10. 2. 2 сочетаются в тексте «Незнакомки» по следующим правилам:

11. 1. количественно преобладают элементы 10. 2. 2;

11. 2. слова типов 10. 1. 2 и 10. 2. 2 входят обычно в одно общее словосочетание («По вечерам над ресторанами», «воздух дик и глух»; «весенний и тлетворный»). Соответственно словосочетания этих типов составляют одно общее более сложное словосочетание или фразу («В небе <…> бессмысленно кривится диск», «чуть золотится крендель булочной» и т. д.);

11. 3. при этом, как видно из приведенных примеров, в начале вновь образованных таким способом сочетаний обычно идут элементы типа 10. 1. 2, а затем — 10. 2. 2;

11. 4. В описанных словосочетаниях и фразах единство скрепляется также, как правило, повтором в обеих их частях каких-то общих элементов более низкого уровня (аллитерацией и ассонансом в «по вечерам — над ресторанами», параллелизмом грамматических категорий в «весенний и тлетворный» и т. д.) или вхождением обеих этих частей в какую-то дополнительную общую единицу более высокого уровня (например, в одну стихотворную строку).

11. 5. Лексика и фразеология типов 10. 2. 1 и 10. 2. 2, противопоставленная, с точки зрения эстетики «Стихов о Прекрасной Даме», как «рекомендуемая» и «запретная», поэтическая и внеэстетическая, с точки зрения стилистических норм литературного языка эпохи не противопоставлена друг другу сколь-либо отчетливо. Не зная лирики «первого тома» мы совсем или почти совсем не ощущаем несовместимости, парадоксальности сочетаний типа «по вечерам — над ресторанами» или «вдали, над пылью <…> чуть золотится — крендель булочной».

Как увидим ниже, правила 11. 1–11. 3 и 11. 4–11. 5 будут иметь различный смысл.

12. В результате комбинации элементов типа 10. 1. 2 и 10. 2. 2 по правилам 11. 1–11. 3 возникают словосочетания и фразы с неким новым значением, в котором господствует тенденция к ироническому «снижению» поэтизмов «первого тома». Сдвиг значений в лексике и фразеологии типа 10. 1. 2 бывает двоякого рода:

12. 1. резкий сдвиг значения, приводящий к тому, что слово типа 10. 1. 2 оказывается по отношению к соответствующему слову в «Стихах о Прекрасной Даме» омонимом. Сопоставление соответствующих значений слов создает эффект, близкий к каламбуру.

Ср.: «Весенний и тлетворный дух» — и «полный бессмертия дух», «скорбный дух», «в ожиданьи ожил дух» в «Стихах о Прекрасной Даме». То же: «гуляют с дамами» и «Стихи о Прекрасной Даме». То же — «женский визг» и столь важные для Блока «первого тома» мысли о «Вечно-женственном», образы «Вечной Жены», «Печальной жены», «в чьем-то женственном дыханьи» и т. д. (ср. также: «подвиг сердца женского» и т. п. в столь актуальной для Блока тех лет традиции лирики Вл. Соловьева).

12. 2. сдвиг значения менее резкий, при котором слова и словосочетания типа 10. 1. 2 в «Незнакомке» сохраняют (в рамках полисемии) известную близость к соответствующим словам и словосочетаниям в «Стихах о Прекрасной Даме», но все же начинают существенно розниться от них.

Так, слово «вечер» в «Стихах о Прекрасной Даме» имело совершенно особое значение — «время встречи с Ней». Ср.: «Днем вершу я дела суеты — / Зажигаю огни ввечеру», «Завершая дневные дела, / Знаю — вечером снова придешь», «И все, что было невозможно / В тревоге дня иль поутру, / Свершится здесь, в пыли дорожной, / В лучах закатных, ввечеру» и т. д. и т. п. Особое, специфичное только для цикла, значение слов «вечер», «вечером», «ввечеру», «вечерней порою» закрепляется и тем, что слово «вечер» имеет в цикле свои особые, только данному тексту присущие, синонимы («вечер» ≡ «закат» ≡ «Заря») и антонимы («вечер» ↔ «день»). Никакого иного значения слово «вечер» в «Стихах о Прекрасной Даме» не имеет. В «Незнакомке» же «вечера» — это «простое» (то есть лишенное высшего мистического смысла) время суток, это «вечера над ресторанами», время «женского визга», «детского крика» и прогулок дачных пошляков; оно не является уже антонимом «дневной суеты» и вообще соотносится с «вечерами» «первого тома» примерно так же, как «тлетворный дух» и «полный бессмертия дух» (с той лишь разницей, что два значения слова «дух» закреплены как омонимические уже в естественном языке, и потому расхождение значений и каламбурность их сближения ощущается наиболее остро). Аналогично изменяется слово «весенний». В «Стихах о Прекрасной Даме» «весна» — это тоже время прихода «Ее» (в отличие от «вечеров» — приход здесь мыслится как окончательный, а не как «свиданья <…> мимолетные», «встречи» и т. п.). В «Незнакомке» сочетание «весенний и тлетворный дух» подчеркивает в первом слове его эмпирически-сенсорный смысл; создается опять-таки некая полисемичная пара одинаково звучащих, но имеющих неадекватное значение слов.

То же — в словах «золотится», «в небе», которые также утрачивают присущие им в «первом томе» значения, приобретая новые — «земные», контрастирующие со старыми.

13. Как уже говорилось, подобный сдвиг значений создает эффект, близкий к каламбуру. Слова и словосочетания, характеризовавшие «высокий мир» Прекрасной Дамы, оказываются, вступая в новые слова и словосочетания, характеристикой мира «земли» — антиэстетического, с точки зрения эстетики «первого тома». Навеянное структурой «Стихов о Прекрасной Даме» привычное словоупотребление постоянно разрушается, возникают — для читательского ожидания — постоянные неожиданности: «дух» истолкован как синоним слов «запах» и даже «вонь», «золотятся» не «купола», а «крендель булочной», «в небе» видны не «зори ясные», а «бессмысленный диск» и т. д. и т. п. Этот перевод из поэтического мира в прозаический, пошлый, по аналогии с уже имеющейся традицией «романтической иронии», а также с традиционными приемами, использованными внутри данного текста (см. 8), может быть воспринят как создание эффекта иронии.

Однако в таком виде описанный прием был бы в достаточной мере тривиальным. Сочетание в одном тексте того, что, с точки зрения другого текста, является несочетаемым, — достаточно широко распространенный пародийный прием — от «травестий» классицизма до уличных песенок типа «Расцветали веники в помойке…». Оригинальность описанного приема не только в том, что оба текста созданы одним автором в разные периоды творчества. «Незнакомка», конечно, и не пародия, и не автопародия¹². Восприятию «Незнакомки» как пародии противится и читательская интуиция, и художественная логика последующих частей текста, и — что для нас особенно важно — значения некоторых знаков в рассматриваемом отрывке.

Выше (11. 5) уже отмечалось, что «сочетание несочетаемого» постоянно ощущается лишь с точки зрения представлений эстетики «первого тома». Блок — и этим рассматриваемая часть текста решительно отличается от пародии и автопародии — нигде не подчеркивает, не обнажает до конца ни логической, ни стилистической несовместимости элементов текста. Эта нечеткость, проведенная весьма последовательно, становится системой. Она свидетельствует, что «снижение» «высокой» лексики здесь не абсолютно. В результате текст начинает звучать одновременно и иронически и лирически. И хотя в сочетаниях типа «по вечерам — над ресторанами» или «чуть золотится — крендель булочной» основной сдвиг значения осуществляется у элементов типа 10. 1. 2, но в какой-то мере он распространяется и на 10. 2. 2: не только «вечера» получают новое значение от «ресторанов», но и «рестораны» от «вечеров»¹³. Таким образом, и элементы, и правила их сочетаемости оказываются подобранными так, что при их выполнении создается одновременно двойной эффект: и иронии, и лирики.

16. Этот двойной эффект реализуется особенно отчетливо в последующих частях текста — при описании Незнакомки. Эта часть строится по иному (кое в чем — по «обратному») принципу. Количественно преобладает лексика и фразеология типа 10. 1. 2, причем при сочетании разнотипных элементов их последовательность чаще всего обратная: сначала 10. 2. 2, затем — 10. 1. 2 (ср.: «дыша духами и туманами»). Соответственно, хотя ирония не исчезает, повышается роль лирических интонаций. При этом, однако, в понятие «поэтического» входит то, что, с точки зрения эстетики «первого тома», было только «низким»: сюда попадают и вполне «земные» «духи», и «шляпа с траурными перьями», и «упругие шелка». Этот поворот к художественному восприятию «земного» как «поэтического» составляет, как известно, одну из главных особенностей эволюции Блока-лирика. По-своему (в одной из своих самых ранних форм) он отразился и в закономерностях структуры рассмотренного нами отрывка.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Там, где наша память не находит никаких аналогий, память более совершенная их, разумеется, может обнаружить.

² Более того, можно предположить, что чем неповторимее «прием» (сигнал образования в тексте дополнительных, новых значений у языковых знаков), тем настоятельнее, отчетливее он должен манифестироваться, чтобы быть замеченным как новый знак нового значения. А поскольку именно повтор, ритм есть один из важнейших cпособов выделения в тексте основного, «доминанты», постольку отсутствие повторений данного приема вне данного текста, новизна его для читательского восприятия стихийно компенсируется интенсивностью повторов в самом этом тексте.

³ Сказанное отнюдь не означает, что мы считаем даже описываемый ниже «прием» действительно совершенно неповторимым (например, он может быть частично обнаружен в «Там дамы щеголяют модами…», в ряде других стихотворений цикла «Город» и, пожалуй, в драме «Незнакомка»; вполне допустимо, что внимательный анализ обнаружит нечто аналогичное в творчестве других поэтов начала века или одного из предшествующих периодов, например, в лирике Вл. Соловьева). Однако поскольку, с нашей точки зрения, непроходимой пропасти между «неповторимым» и повторяющимся в других произведениях нет, то, собственно говоря, можно было бы описать как «абсолютно неповторимый» любой, самый тривиальный «прием».

⁴ Подробнее об этом см.: Максимов Д. Е. Проза Блока // Блоковский сборник. Тарту, 1964.

⁵ Разбор стихотворения в целом дан в ряде работ, например в интересной книге Е. Эткинда «Поэзия и перевод» (М.; Л., 1963. С. 381). См. также в наст. изд.: «Лирика Блока периода первой русской революции».

⁶ Такое членение текста, очевидно, присуще и «наивному» — интуитивному — читательскому восприятию. Из 10 учащихся IX–X классов, анализировавших это стихотворение на занятиях «Школьного университета», 8 человек назвали концом I части строку «Бессмысленный кривится диск», 2 человека — «“In vino veritas!” — кричат» (что, само по себе, тоже оправданно, но менее удобно для избранной нами цели).

⁷ Для значимых частей речи вычисляется общее количество однокорневых слов, имеющих в цикле близкое значение.

⁸ Всего в «Стихах о Прекрасной Даме» 9958 слов (расчет дается на 10 000).

⁹ Но может и быть (например, если есть хотя бы один «фон», на котором частота употребления данных элементов в данном тексте ощущалась бы как резко отличная от этого фона).

¹⁰ См.: Штейнфельдт Э. А. Частотный словарь современного русского языка. Таллин, 1953; Словарь языка Пушкина: В 4 т. М., 1956–1961; [Malir F.] Rusko cesky slovnik… 2-е изд. Praha, 1952.

¹¹ Это связано, бесспорно, и с моментами биографическими (описывается природа Шахматова и — реже — окрестностей Петербурга), то есть со структурой, но не собственно эстетической (отображением «структуры окружающего»).

¹³ Интуитивно мы также вполне можем воспринять отрывок как звучащий и лирически. Лирические интонации подсказываются также аналогией с характерной для Блока этих лет ритмикой: очень часто для изображения действительности избирается воспринимаемый как «негармоничный» «прозаизированный» дольник (ср. «Из газет», «Обман», «Легенда», «Последний день» и др.), а для показа «высокого» мира — традиционный «гармонический» силлабо-тонический стих (в «Незнакомке» — четырехстопный ямб). Более того, современный читатель иногда может почувствовать и в этой части текста только лиризм; само по себе такое восприятие явно не адекватно авторскому; но оно возникло все же как развитие каких-то сторон этого последнего.

^* Минц З. Г. Блок и русский символизм: Избранные труды: В 3 кн. СПб.: Искусство – СПб, 2004. Кн. 1: Поэтика Александра Блока. С. 532–539.