«ВО ВСЮ ШТУДИРУЮ ЛОТМАНА…»
(Из писем и работ Я. И. Гина)^*

Публикация С. М. Лойтер

Идеи, книги, сама личность Юрия Михайловича Лотмана оказали большое влияние на Я. И. Гина, ученого-лингвиста из Петрозаводска (1958–1991). И хотя он формально, непосредственно не был его учеником, учительство Лотмана безусловно. Он играл немалую роль в формировании его как филолога, а затем во всей его научной жизни, во всех его работах — от первой до последних.

Влияние Ю. М. Лотмана было подготовлено и предопределено в значительной степени дружбой и общением Я. Гина с П. А. Рудневым, приехавшим в 1973 году в Петрозаводск на работу доцентом кафедры литературы Карельского пединститута и страстно пропагандировавшим идеи тартуской школы и труды по семиотике.

В 1975 году Я. Гин поступил на филологический факультет Петрозаводского университета. И, как водится, новоиспеченный студент в сентябре был отправлен «на картошку». С собой он взял книгу Ю. М. Лотмана «Анализ поэтического текста. Структура стиха». Цитирую письма, которые он писал нам, родителям, из поселка Толвуя Медвежьегорского района Карелии.

11 сентября 1975 года: «<…> я штудирую “Анализ поэтического текста” Ю. Лотмана. Есть, конечно, трудности в чтении (особенно не хватает “Словаря лингвистических терминов” О. Ахмановой), но читаю с огромным удовольствием. Написана книга живо и с большим полемическим задором <…>»

12 сентября 1975 года: «Во всю штудирую Лотмана и получаю от этого огромное удовольствие. Кое о чем я сам уже допетрил раньше, что-то я прочел у Тынянова, но в книге много нового, и материал расположен удивительно логично. У Лотмана — я сейчас это понял — исключительно развито чувство диалектики. Он постоянно говорит, что отсутствие приема подразумевает наличие его и наоборот; что в структуре действует механизм автоматизации и деавтоматизации и т. д. Пишет он блестяще. Лотман сравнивает исследователя литературы, вмещающего идею произведения в одну цитату или одну мысль-предложение, с человеком, который, когда узнал, что у дома есть план, стал ломать стены и искать, где же замурован этот план. А ведь план реализован в пропорциях здания. Не правда ли, мощное и злое сравнение?! Идея неотделима от модели мира художника; мы вправе не разделять эти два слова, а говорить: идея — модель».

13 сентября 1975 года: «Читаю немного, но хорошо, “какчественно” <sic!>. Все штудирую Лотмана — и, чем дальше, тем больше изумляюсь, какой это все-таки мыслитель, диалектик, а не просто исследователь литературы. Его Руднев недаром зовет А. Эйнштейном <…> Как только приеду, прочту выигранные мной в споре у Вадика <Вадим Руднев тогда только что поступил на филологическое отделение Тартуского университета, приезжал к отцу перед началом учебного года — С. Л.> “Статьи по типологии культуры” Лотмана. <…> Вадик не забыл наше с ним пари и привез эту ценнейшую книгу — так что теперь она наша, на моей “теоретической полке”. Я уже закончил первую, общую часть “Анализа…” и приступаю сегодня ко второй — к самим разборам стихотворений. Вчера, в 9 часов вечера, меня просто потрясла главка “Текст и система” (всего 3 странички), и я несколько раз ее перечитал — и еще раз буду перечитывать всю книгу <…>». 20 сентября 1975 года: «Скоро кончу Ю. Лотмана, разборы стихотворений нравятся меньше теоретической части <…>».

На 1 курсе, увлекшись работами и идеями А. А. Потебни, Я. Гин начал заниматься в лингвистическом научном кружке профессора З. К. Тарланова. В октябре-ноябре 1975 года в ответ на предложение руководителя кружка он написал тезисы «О теории поэтического языка А. А. Потебни» для предполагаемого сборника студенческих научных работ (сборник так и не вышел). В них — первые ссылки на Ю. М. Лотмана. Тезис 3: «Как и в слове, в поэтическом произведении Потебня выделял внешнюю форму, значение и внутреннюю форму. Но в поэтическом языке внешняя форма проникнута мыслью. В связи с этим Потебня указывал на условность традиционной дихотомии формы и содержания: В, бывшее содержанием для А, может быть формой для нового содержания С (ср. тезис Ю. Лотмана о том, что в истории культуры текст и язык часто меняются местами)».

Тезис 5: «Потебня определяет два основных свойства образа: а) иносказательность, включающая в себя и соединение противоположностей (Ю. М. Лотман считает это диалектическим законом поэзии), и ассоциативную энергию образа <…>».

В 1978 году в сентябре, отработав свою «картошку» в летнем стройотряде, Я. Гин поехал в Тарту, чтобы подышать воздухом этого научного центра, послушать лекции Ю. М. Лотмана. 14 сентября он писал нам из Тарту: «<…> завтра и в понедельник пойду на Лотмана». Приехал он из Тарту как-то по-особенному активный и переполненный впечатлениями и замыслами.

А в апреле 1979 года Я. Гин впервые был участником студенческой научной конференции Тартуского университета (ХХХIV), откуда привез грамоту Правления СНО русского языка за лучший доклад. Но главное, что он привез, это дух подлинного научного общения и научной бескомпромиссности, культ подлинного научного исследования, определяемые примером и авторитетом Ю. М. Лотмана.

На ХХХV научной студенческой конференции 1980 года Я. Гин выступил с докладом «Категория одушевленности-неодушевленности и олицетворение в русском языке». Почетную медаль СНО Тартуского университета по русской филологии ему вручил Ю. М. Лотман.

В 1982 году в Таллинском пединституте состоялась межвузовская научная конференция. Приведу выдержки из писем Я. Гина (он тогда жил в Калинине) другу, филологу и этнографу, А. Л. Топоркову от 10 октября 1982 г.: «Конференция в Таллине будет 12–14 ноября. Только что я получил программу; будет много интересного, но мой доклад поставлен сразу после Лотмана — и говорить поэтому будет очень нелегко». От 20 ноября 1982 г.: «Юрмих, как всегда, блистал: он доказывал связь “Оды, выбранной из Иова” Ломоносова с культурной и общественной ситуацией в Европе ХVIII в. <…>». Об этой же конференции родителям в Петрозаводск 21 ноября 1982 г.: «Интересного много. Ю. Лотман, подводя итоги заседанию, посвященному взаимосвязям литературы и других искусств, сказал, что разные виды искусства влияют друг на друга не в те эпохи, когда они сближаются (тогда они стремятся, наоборот, к отъединению), а когда они далеки друг от друга. Мысль любопытная и по-лотмановски диалектичная».

В это время (1982–1985 гг.) Я. Гин работал над кандидатской диссертацией «Грамматический род как категория поэтического языка», в которой, наряду с многими ссылками на разные работы Ю. М. Лотмана, есть и полемика с его статьей о роде «моря» у Пушкина (см. книгу Я. И. Гина «Поэтика грамматического рода». Петрозаводск, 1992. С. 109–110).

В 1986 году Я. Гин участвует в организованной Ю. М. Лотманом в Тарту научной конференции, посвященной 275-летию со дня рождения М. В. Ломоносова. В докладе «О поэтике грамматических категорий» он впервые заговорил о категории лица, формирующей коммуникативный план поэтического текста. Позднее в незавершенной статье «Поэтика грамматической категории лица в русской лирике» Я. Гин писал: «Проблему поэтики категории лица в поэтической (в первую очередь — лирической) речи можно рассматривать в аспекте внутренней коммуникативной структуры текста (Я, ТЫ, ОН, ОНА — персонажи текста) и в аспекте соотношения внутренней и внешней (Я и ТЫ — автор и читатель) коммуникативных структур. При разработке первого аспекта важно учитывать мысль Ю. М. Лотмана, как бы сближающего функцию лица в лирике с амплуа в старом театре: “В лирике ‘право быть первым <или вторым, или третьим — Я. Г.> лицом’ — совершенно определенная характеристика, которая однозначно предопределяет сущность персонажа и его поведение” (Ю. М. Лотман. Анализ поэтического текста. Л., 1972. С. 85)».

Поэтика грамматической категории лица местоимения и глагола в русской лирике ХVIII–ХХ вв. должна была стать предметом специального рассмотрения в задуманном исследовании «Проблемы поэтики грамматических категорий в связи с общими вопросами анализа поэтического языка». Приведу фрагмент из оставшегося развернутого плана этой работы, предполагаемой как докторская диссертация: «Роль данной категории в формировании лирической коммуникации и — шире — смысла лирического текста изучалась уже с позиций поэтики, семиотики, функционального синтаксиса (Ю. М. Лотман, Ю. И. Левин, И. И. Ковтунова). <…> В лирике ХVIII–ХХ веков довольно широко распространен прием переключения лиц в пределах одного и того же текста, причем основным, наиболее частым оказывается грамматический сдвиг типа “3 лицо ↔ 2 лицо”: об одном и том же предмете говорится вначале в третьем лице, а потом к нему обращается повествователь — во втором лице (или — наоборот).

Обследование материала позволяет говорить о таком переключении лиц как о явлении регулярном, т. е. видеть в нем общую лингвопоэтическую норму. В работе данная норма анализируется в теоретическом плане истории русского поэтического языка, сопоставляется с переключением типа “3 лицо ↔ 1 лицо”, представляющим собой общую лингвопоэтическую норму языка фольклорной лирики (грамматический сдвиг этого типа отмечен в ряде фольклористических трудов).

Исследование переключения типа “3 лицо ↔ 2 лицо” вообще важно для более глубокого понимания проблемы лирического адресата, тогда как проблема лирического адресанта (“лирический герой” — в литературоведении) привлекала к себе гораздо большее внимание и поэтому лучше изучена. <…>

Рассматриваемый грамматический прием интересен и важен прежде всего потому, что при переключении лиц трансформируется семантическая структура грамматической категории, так как разрушается грань между временем и пространством акта речи (2 лицо) и иными временами и пространствами (3 лицо). Собранный нами материал свидетельствует о том, что данный грамматический сдвиг обычно происходит в сфере условных адресатов, что позволяет соотнести этот прием с олицетворением. При этом устанавливается своеобразная динамическая взаимосвязь между категориями рода и лица: если олицетворение начинается в сфере рода (род ассоциируется с полом), то персонифицированный предмет может приобрести дар речи и дар восприятия речи (1 и 2 лица). Если же олицетворение начинается с соотнесения неантропоморфного предмета с 1-м или 2-м лицом, то род личного местоимения автоматически ассоциируется с полом.

Так построение поэтики одной категории приводит к постановке проблемы взаимодействия грамматических категорий в поэтическом тексте. Рассматривается еще один вид этого взаимодействия: неоднозначное соответствие граммем категории лица в лирическом тексте (обычно — 2 или 3 лицо) — граммемам категории падежа в заглавии (именительный или дательный). На фоне описанной лингвопоэтической общей нормы исследуются индивидуальные особенности в использовании этого приема у поэтов ХIХ–Х  вв. — от Пушкина и Тютчева до Ахматовой и Тарковского; при этом анализируются различные мотивировки ввода переключения лица в текст (в этой связи затрагиваются вопросы поэтической композиции, поэтической номинации).

Исследование поэтики лица позволяет говорить о лирике как особом типе речи (проблема была поставлена еще Б. А. Лариным), об особой иерархии грамматических значений и о неопределенности границы между авторской и прямой речью в лирике. Сопоставление же поэтики грамматического лица с поэтикой грамматического рода свидетельствует о том, сколь разными путями может достигаться художественная условность грамматических значений: у лица — преобразованием семантической структуры категории, у рода — представлением категории в виде свернутого текста».

Задуманную работу Я. Гин осуществил лишь частично. В 1988 году он написал статью «К вопросу о построении поэтики грамматических категорий» и послал ее в журнал «Вопросы языкознания». Это теоретическая основа, фундамент всего исследования. В 1991 году, в № 2, (через два месяца после смерти Я. Гина) статья было опубликована. В ней опять как бы продолжается диалог с Ю. М. Лотманом.

Я, не будучи знакомой с Юрием Михайловичем, послала ему эту статью вместе с сообщением о смерти сына. Очень скоро из Тарту пришло письмо от Ю. М. Лотмана. Как оно помогает мне жить! Какой человеческий талант у его автора! Приведу первую его часть: «С большой благодарностью и болью получил я статью Яши “К вопросу о построении поэтики грамматических категорий”. Статья очень талантливая и содержит много интересных идей. Очень важно собрать все написанные работы (в том числе и незавершенные, если они имеются) и издать их вместе одной книгой. Это позволит оценить масштаб интересных и, с болью приходится говорить, незавершенных замыслов автора. Это — Ваша работа. Она наполнит Вашу жизнь. Ведь когда мы создаем научные статьи, открываем новые дороги мысли, мы приобщаемся к чему-то более долговечному, чем наше физическое бытие. Пока нас помнят, мы еще не ушли. И уж так сложилось, что наши труды переживают нас…

23 ноября 1991 года            Сердечно Ваш Ю. Лотман»

© С. М. Лойтер, 1995