начальная personalia портфель архив ресурсы
[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]
Вечеряя миром.
Александр Койре, Мистики, спиритуалисты и алхимики Германии XVI века. Пер. А. М. Руткевича. Долгопрудный: "Аллегро-Пресс", 1994.
"Когда речь идет об изучении мысли, которая уже не является нашей, самое сложное - это не столько стремиться понять то, чего мы не знаем, сколько забыть то, что мы знаем". Это известное герменевтическое правило направляет собранные в этой книге исследования-эссе замечательного русско-французского историка науки и ученика Гуссерля, посвященные Парацельсу, Себастьяну Франку, Каспару Швенкфельду и Валентину Вейгелю. Забывать действительно приходится многое, в первую очередь, основные принципы современного научного мышления, заставляющие видеть реальность в форме элементарных частиц и электрических полей. Ибо только в этом случае невероятная для сегодняшнего ученого система мира предстанет попыткой естественного и рационального объяснения феноменов, встречающихся в опыте. Дело просто в том, что конструкция опыта была другой - в ней, по наблюдению Койре, начисто отсутствовала категория невозможного и связанные с ней запреты. Для Парацельса, например, существование эльфов, русалок и гномов - установленный факт, который наука обязана объяснить так же как и сотворение мира или превращение металлов в золото. Если к этому добавить и принцип аналогии, повсеместно применявшийся мыслителями, и убеждение в органической взаимосвязи, даже сродстве, всего универсума, то опровергнуть эту "естественную систему мира" будет невозможно.
В самом деле, если человек - образ универсума, то и космос должен состоять из тех же элементов, что и он - тела, души и духа. Отсюда - "астральные тела", ангелы и прочая химия жизни. Можно эмпирически установить воздействие отдельных планет на органы человека и наоборот. Можно (и нужно) объяснить превращения людей в животных (для этого ведь достаточно большой силы воли и развитого воображения) и появление привидений. Главное - придерживаться опыта. И рассуждать по аналогии: "Философский камень - это Христос природы, а Христос - философский камень духа".
Самое интересное, что убедительность и объясняющая сила такого рассуждения восторгала не одних только гигантов эпохи Возрождения. Также рассуждал в техническом XIX веке Шеллинг - "рассудок есть электричество", "животное есть азот" - вызывая насмешки своего приятеля Гегеля, который, впрочем, в своей натурфилософии сам был не чужд глубокомысленных аналогий. Столетие спустя Сергей Булгаков во всеоружии марксистской политэкономии рассыпал подобные отождествления ("Мы едим мир") в "Философии хозяйства". (Кстати, Койре обратился к исследованию немецкой мистики и спиритуализма как раз в период работы над своей книгой о русской философии).
Столь сильная живучесть органической мистики, пробивающейся даже нынче не только в полоумных руководствах по черной магии, но и в серьезных этических трактатах и экологических утопиях, коренится, однако, не в универсальной возможности объяснить всё мироздание, а в своеобразно онтологическом оптимизме, пронизывающем мистическое мировозрение с самых его истоков. "Ведь всё хорошо" - резюмировал один из самых мистических поэтов Гельдерлин.
Пока же Лютер бился над разрешением проблемы мирового зла, его современники - Себастьян Франк и Валентин Вейгель - проповедывали доброту человеческой природы и вселенское благо. Ведь если всё во всём, да еще и в Боге, то откуда взяться напасти? Радость соучастия в космическом процессе делала мистиков совершенно невосприимчивыми к переживанию исторической трагедии человечества и надежды на спасение. Стоило лишь "отрешиться", опустошить душу, чтобы в ней проросло абсолютное благо. Неудивительно, что такой мистический анархизм был обречен на вечную маргинальность. Он не создал ничего, кроме радостной энергии жизни. Когда же она отливалась в жесткие формы церковных институтов, на долю мистикам оставалась лишь рассерженная критика нового "рабства у Закона" и опрощение. Вспышки этой духовной энергии повторялись регулярно в течение всего Нового времени. И каждый раз эта "буря и натиск" угасала в трезвом сознании исторической судьбы. Религиозное горение превращалось в размеренную религиозную жизнь, чтобы снова вспыхнуть в эпоху кризиса твердых принципов.
Язык книги Койре удивительно прост и понятен, в чем немаловажная заслуга переводчика.
[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]
начальная personalia портфель архив ресурсы