Максим Леушин / Сталин и Марр: три архивных документа

Максим Леушин

Сталин и Марр: три архивных документа

Нет, как кажется, большой нужды в представлении читателям “Логоса” фигуры академика Николая Яковлевича Марра (1864-1934). Имя это знакомо и вызывает целый ряд стереотипных ассоциаций, каковы, например, “кавказовед”, “археолог”, “филолог”, “лингвист”, “яфетическая теория”, “новое учение о языке”, “печать безумия”, “аракчеевский режим”, “атака Сталина против марризма” и пр. Опубликованная издательством “Academia” в 2001 году в Москве антология “Сумерки лингвистики: Из истории отечественного языкознания” (Сост. и комм. В.Н. Базылева и В.П. Нерознака. Под общей ред. проф. В.П. Нерознака) позволяет желающим легко освежить в памяти содержательную конкретику отмеченных формулировок. Вместе с тем, появление в свет этой книги заставляет, на наш взгляд, вполне отчетливо увидеть то зияющее белое пятно в писанной истории гуманитарного дискурса России двадцатого столетия, которое связано с трудами и днями Марра.

Для философов Марр — деятель того же масштаба, что Фрэзер и Леви-Брюль[1],— и в то же время пусть “малый”, но все же “энциклопедический” словарь “Русская философия” (М.,1995) Марра не знает. Историки располагают очерком жизни и научной деятельности ученого, принадлежащим перу В.А. Миханковой (три издания в 1935-49 гг.), к которому однако вот уже в течение почти полувека не было сделано сколь-нибудь существенных дополнений, несмотря на приведение в известность таких, к примеру, первоклассных архивных источников, как воспоминания о Марре Ольги Михайловны Фрейденберг[2]. Перелистав современные лингвистические штудии, легко убедиться в том, что ссылками на знаменитого академика-языковеда — ни положительными, ни отрицательными — они не пестрят. Тексты Марра после издания в 1933-1937 гг. пятитомника избранных работ практически перестали печататься, и сегодня издания произведений Марра даже в крупнейших библиотеках доступны с большим трудом. Известная попытка начала 90-х гг. вынести окончательный приговор марризму, который “реабилитации не подлежит”[3], вызывает всяческое уважение, но остается лишь только попыткой. И т.д. и т.п. В целом же, на наш взгляд, проблема Марра для современной российской науки существует как актуальная.

Представляемая публикация, разумеется, не может претендовать ни на разрешение этой проблемы, ни даже на ее значимую постановку. Тем не менее публикуемые документы заслуживают, на наш взгляд, известности — во-первых, сами по себе — особенно в контексте приведенных выше общих замечаний, и, во вторых, как возможный импульс тех или иных связанных с Марром будущих изысканий.

* * *

В начале 1930-х годов крупнейший советский ученый, основоположник нового учения о языке академик Николай Яковлевич Марр находился, пожалуй, в зените славы. Вот как биограф описывает его будни в этот период: “Подготовка к сложным курсам зимы 1931/2 г., научно-организационная работа в ГАИМК, в Академии Наук, в ее Закавказском филиале, требовавшем частых поездок в Тифлис, работа в Комиссии содействия ученым при СНК СССР, уполномоченным которой по Ленинграду был Н.Я., исследовательская работа, общественно-политическая работа в Секции научных работников, ВЦСПС, Цекпросе, Ленинградском Совете, ВЦИКе заполняют его время”[4]

По-видимому, в конце 1931 года Марр написал письмо Сталину. По всей вероятности, он просил о приеме. Это письмо Марра нам, к сожалению, неизвестно. Оно с также неизвестным “приложением” было, после ознакомления с ним Сталина, передано заведующему его канцелярией А.Н. Поскребышеву и в личном архиве Сталина не сохранилось. На письмо Марра Сталин ответил письменно. Его ответ приводится ниже.

“К о п и я .

Товарищу Марр.

Очень извиняюсь, многоуважаемый Николай Яковлевич, что не имею сейчас возможности удовлетворить Вашу просьбу. Подготовительная работа к предстоящей всесоюзной партконференции[5] поглощает у меня все рабочее время и не дает возможности заниматься другими делами.

После конференции я, конечно, смогу выкроить минут 40-50. Если это устраивает Вас, я охотно побеседую с Вами. Что касается дня приема, могу сообщить Вам об этом дополнительно приблизительно дня через два по окончании конференции.

Готовый к услугам И. Сталин.

20.I.32 г.”[6]

Марр ответил Сталину следующим письменным ответом на ответ.

“Ленинград, 26.I.32 г.

Многоуважаемый Иосиф Виссарионович!

Премного благодарен за ответ. Ваше предложение, конечно, вполне устраивает. Я буду ждать. Могу себе представить, как Вам дорога каждая минута, когда я потерял представление о времени, точно в первобытном обществе, не различавшем еще утра и вечера иначе, как по производству, связанному с тем или иным отрезком времени без представления еще об его длительности. У Вас, однако, время расходуется на дело, на строительство, а у меня на отвлекающие от и теоретического, и практического технически и общественно научного дела бесплодные разговоры в комиссиях, подкомиссиях, совещаниях и т.д.

С неизменным уважением и

товарищеским приветом —

М А Р Р

Адрес: Ленинград, 7 линия, д. № 2, кв. 17 (тел.5-48-43).

Тел. авт. В-1.70.82. (Только 7 и 8 в Москве, Институт Народов Востока, Берсеневская наб., 120)”[7]

Как комментировать эти тексты? Несомненно, что вполне удовлетворительно это возможно сделать лишь в будущем с привлечением более широкого круга различных материалов. Замечания, на которые мы отваживаемся сейчас, состоят в следующем.

Прежде всего, факт отсутствия в личном архиве Сталина инициативного письма Марра (или, во всяком случае, его копии) не типичен для этого документального собрания[8]. Возможно, что только содержание письма, когда оно станет известным, сделает этот факт вполне понятным.

Далее, обращает на себя внимание употребленное Сталиным по отношению к Марру слово “многоуважаемый” — в известных нам на сегодня опубликованных и архивных сталинских текстах не встречающееся, пожалуй, более нигде.

В-третьих, письмо Марра производит, несомненно, весьма сильное впечатление, однако природа этой силы ясна не вполне. Что перед нами — свидетельство исключительной оригинальности, документ с печатью безумия, обычное деловое письмо ученого вождю — или все это вместе?

Наконец, документально устанавливается, что, вопреки содержанию и смыслу состоявшейся переписки, официальной личной встречи Сталина и Марра никогда не было[9]. На вопрос о том, почему обстоятельства сложились именно так, ответа мы пока не имеем.

* * *

Прошло без малого два десятилетия, и 20 июня 1950 г. в известной дискуссии по вопросам языкознания принял участие И.В. Сталин.

“Общепризнано, — писал он в частности, — что никакая наука не может развиваться и преуспевать без борьбы мнений, без свободы критики. Но это общепризнанное правило игнорировалось и попиралось самым бесцеремонным образом. Создалась замкнутая группа непогрешимых руководителей, которая, обезопасив себя от всякой возможной критики, стала самовольничать и бесчинствовать.

Один из примеров: так называемый “Бакинский курс” (лекции Н.Я. Марра, читанные в Баку), забракованный и запрещенный к переизданию самим автором, был однако по распоряжению касты руководителей (т. Мещанинов[10] называет их “учениками” Н.Я. Марра) переиздан и включен в число рекомендуемых студентам пособий без всяких оговорок. Это значит, что студентов обманули, выдав им забракованный “Курс” за полноценное пособие. Если бы я не был убежден в честности тов. Мещанинова и других деятелей языкознания, я бы сказал, что подобное поведение равносильно вредительству.”[11]

“Дискуссионные” тексты Сталина под общим названием “Марксизм и вопросы языкознания” предполагалось в начале 50-х гг. включить в издававшееся с 1946 года собрание его сочинений. В связи с этим Институт Маркса-Энгельса-Ленина при ЦК ВКП(б), под грифом которого издавались труды Сталина, обратился с запросом в Академию наук. На запрос был получен приводимый ниже ответ.

“7 января 1952 г.

№ 339-0

Директору Института Маркса-Энгельса-Ленина

при ЦК ВКП(б) тов. Поспелову.

В ответ на Ваше письмо от 2 января с.г. № 010/5 сообщаю, что книга акад. Н.Я. Марра, известная под названием “бакинский курс” и упоминаемая И.В. Сталиным в работе “Относительно марксизма в языкознании” имеет следующее название:

“Яфетическая теория. Изд. Вост. фак-та Азерб.гос.ун-та.Баку 1928.” VIII+156 стр.

Книга отдельно больше не переиздавалась, так как сам автор был против этого. После смерти автора (1934) весь текст ее в 1936 году был перепечатан во 2-ом томе “Избранных работ” Н.Я. Марра, изд. Гос академии истории матер. культуры (стр. 3-126).

Вновь вопрос о переиздании “бакинского курса” был поднят в Институте языка и мышления им. Н.Я. Марра АН СССР в 1949 г. Предполагалось включить этот курс (без дополнения, составленного С.И. Ковалевым — Избр. раб. т.II, стр. 111-119) в однотомник избранных сочинений Н.Я. Марра (под редакцией проф. Г.П. Сердюченко), который должен был быть пособием для студентов по курсу “нового учения о языке”, введенного (кажется с 1948 года) в программы филологических факультетов университетов. Книга не была подготовлена профессором Г.П. Сердюченко в срок (к 1 января 1950 г.) и в июне 1950 г. была снята с плана еще до организации Института языкознания. Было снято с плана и 10-томное собрание сочинений Н.Я. Марра под редакцией акад. И.И. Мещанинова, в которое “бакинский курс” также должен был войти.

Насколько мне известно, в 1948-1950 г.г. “бакинский курс” широко рекомендовался студентам как пособие по обязательному курсу “нового учения о языке”, и знание его требовалось на экзаменах. Более точные сведения об этом может дать Министерство высшего образования СССР. Конечно, студенты могли пользоваться только текстом 2-го тома пятитомника, так как первое (“бакинское”) издание было всегда библиографической редкостью. Дополнение С.И. Ковалева (избр. раб. т. II, стр. 111-119), очевидно, не рекомендовалось, но было вполне доступно студентам.

Ученый секретарь Института

языкознания СССР (Б.В. Горнунг)”[12]

Несмотря на столь авторитетное разъяснение, ситуация с “бакинским курсом” Марра полна, на наш взгляд, неясностей.

В.М. Алпатов сообщает: “Единственная попытка изложить новое учение студентам, так называемый бакинский курс (1926), ... был забракован самим автором, не позволявшим печатать его при жизни”, и ссылается как на источник сведений на книгу В.А. Миханковой[13].

Однако Миханкова утверждает лишь то, что Марр противился изданию своих лекционных курсов вообще, поскольку считал, что “не наступило еще время давать законченное изложение нового учения о языке”, перманентно им перестраивавшегося[14]. Конкретно о “бакинском курсе” в этом контексте нет ни слова, только значительно ниже констатируется, что “издание изобилует опечатками, искажающими временами смысл”.

Вместе с тем, по оценке Миханковой, “бакинский курс” является “единственным составленным самим Н.Я. изложением основ нового учения о языке” и представляет собой “как бы сводку главнейших положений нового учения о языке в тот момент, когда стало осознаваться Н. Я., что то, что говорит марксизм-ленинизм о языке, подтверждается исканиями яфетидологии.”[15]

Таким образом, важный и значимый текст — с одной стороны, забракован автором — с другой. Существуют ли документальные свидетельства “браковки” и каковы они? На фоне отсутствия в литературе ответов на эти вопросы категорические сталинские утверждения и их основания выглядят, на наш взгляд, весьма интригующе. Более того, обрисованная выше история с “бакинским курсом” Марра вполне может быть, по нашему мнению, связана с одной из существенных археографических загадок ушедшего века.

Хорошо известно, что издание сталинских сочинений не было завершено. Весной 1951 года появился тринадцатый том предполагавшегося шестнадцитомника. Этот том оказался последним. Вопрос о причинах прекращения издания “Сочинений” И.В. Сталина в научной литературе не ставился и остается открытым. Может быть, судьба наследия Марра в руках “касты руководителей” каким-то образом повлияла и на самого Сталина?

В заключение остается заметить, что, по нашему глубочайшему убеждению, прошлое всегда жестоко мстит за свою неизвестность. Единственный способ избегнуть этого — знать и помнить.

[1] Мамардашвили М.К., Пятигорский А.М. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке.М.,1997.С.82.

[2] Фрейденберг О.М. Воспоминания о Марре. Публ. и примечания Н.В. Брагинской // Восток-Запад. Исследования. Переводы. Публикации. М.,1988. С.181-204. Без примечаний переиздано в “Сумерках лингвистики”.

[3] Алпатов В.М. История одного мифа: Марр и марризм. М., 1991.

[4] Миханкова В.А. Николай Яковлевич Марр. Очерк его жизни и научной деятельности. Изд. третье, исправ. и доп. М.; Л., 1949. C.467.

[5] Имеется в виду XVII конференция ВКП(б), состоявшаяся в Москве с 30 января по 4 февраля 1932 г.

[6] РГАСПИ.Ф.558.Оп.11.Д.773.Л.44. Машинописная копия, подпись-факсимиле.

[7] Там же. Л.45. Машинописная копия.

[8] Функционирование документального фонда И.В. Сталина — сюжет, совершенно не разработанный в отечественном историко-архивоведении. Самые общие сведения и соображения об архиве Сталина см. в: Фурсенко А.А. И.В. Сталин: Последние годы жизни и смерть // Исторические записки. 3 (121). М., 2000.

[9] См.: Посетители кремлевского кабинета И.В. Сталина. Журналы (тетради) записи лиц, принятых первым генсеком. 1924-1953 гг. Алфавитный указатель // Исторический архив. 1998. № 4. Приводимые в иностранной литературе свидетельства о том, что Сталин и Марр были знакомы и общались на грузинском языке, не находят подтверждений (Алпатов В.М. указ.соч. С.94).

[10] О Мещанинове, а также об упоминаемых в приводимом ниже документе лицах и учреждениях см. “Сумерки лингвистики” и книгу В.М. Алпатова.

[11] Сталин И. Марксизм и вопросы языкознания. М., 1952. С. 31-32.

[12] РГАСПИ.Ф.71.Оп.10.Д.154.Л.115. Машинописный подлинник.

[13] Алпатов В.М. Указ. соч. С.35.

[14] Миханкова В.А. Указ. соч. С.46.

[15] Там же. С. 392, 397.

[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]