Николай Плотников / Вор в законе, или Правовед Альбов в издании Новгородцева

Рецензии

Николай Плотников

Вор в законе, или
Правовед Альбов в издании
Новгородцева

История эта стара и до боли знакома. Недаром уже в классической латыни существовало слово “plagiator” — “крадущий души”. Лишь действующие лица ее обновляются, внося известное разнообразие в односложный факт плагиата, подлежащий юридической квалификации. В нынешней истории особую пикантность этому факту придают регалии главного персонажа, подробно перечисленные в конце его творения: А.П. Альбов, доктор юридических наук (sic!), кандидат философских наук, доцент, профессор кафедры теории права (sic!) и государства (sic!) Санкт-Петербургского университета МВД (sic!) России. Что и говорить — “диктатура закона”! Да и место действия выбрано очень подходяще: издание книги П.И. Новгородцева “Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве” (СПб, Изд-во “Алетейя” 2000). Профессор Альбов распространяется в предисловии к Новгородцеву о необходимости укрепления “правовой культуры” личности и общества, ощущает себя продолжателем великих традиций русской философии права, почетным носителем правового сознания, — и при всем этом демонстрирует полное пренебрежение к элементарному праву интеллектуальной собственности, являя отчетливый пример правового нигилизма.

Чтобы не быть голословным, поясню мою оценку. В предисловии профессора Альбова под названием “Павел Иванович Новгородцев” (указ. соч. С. 5-29) две трети текста списаны дословно из предисловия под названием “Павел Иванович Новгородцев”, которое я и М.А. Колеров написали для издания П.И. Новгородцев, Сочинения. М., “Раритет” 1995 (С. 5-14). Доказательства найти очень легко сравнив оба текста. При этом интересно проследить стратегию плагиата, постепенно меняющуюся в ходе списывания. Сначала Альбов еще предпринимает слабые попытки модифицировать текст, переставляя его куски и местами попросту извращая смысл изложения:

Альбов, С. 13:

“В таком случае диалектическое соотношение равенства и свободы, которое можно представить лишь в качестве идеального образа, оказывается регулирующим императивом морального действия и его экспликация должна составлять содержание философии права. Вывод о необходимости применения в области естественного права кантовского трансцендентального учения о бесконечной задаче составляет один из важных результатов учения Новгородцева.” (следует ссылка на работу: Gurwitsch, G. Uebersicht der neueren rechtsphilosophischen Literatur in Russland)

Плотников/Колеров, С. 12:

“Гармония равенства и свободы, представимая лишь идеально, оказывается императивом нравственного действия, а не планом государственного устройства. Этот вывод о необходимости применения к области философии права трансцендентального учения о бесконечной задаче составляет важнейший результат исследований Новгородцева.” (следует ссылка на работу: Gurwitsch, G. Uebersicht der neueren rechtsphilosophischen Literatur in Russland)

Альбов, С. 13-14:

“Вопрос об осуществлении нравственного закона в системе правовых отношений, на чем настаивал Новгородцев, выявил необходимость осмысления высшего синтеза сущего и должного, никогда не реализуемого до конца в эмпирической реальности. Черты такого синтеза, согласно его учению, доступны лишь метафизическому взору в области сверхопытного, трансцендентного. Тем самым философия естественного права Новгородцева утверждала связь доступных научному анализу областей с миром абсолютных ценностей и начал. В этом признании Новгородцевым законных прав метафизики сказалось влияние той русской философской традиции, у истоков которой стоял Владимир Соловьев”.

Плотников/Колеров, С. 9:

“Вопрос об осуществимости нравственного закона в мире явил необходимость осмысления высшего синтеза сущего и должного, никогда не реализуемого до конца в эмпирической реальности. Черты такого синтеза доступны лишь метафизическому взору в области сверхопытного, трансцендентного. Тем самым философия естественного права Новгородцева утверждала связь доступных научному анализу областей с миром абсолютных ценностей и начал. В этом признании Новгородцевым законных прав метафизики сказалось влияние той русской философской традиции, у истоков которой стоял Владимир Соловьев”.

Правда творческая работа Альбову быстро надоедает и уже буквально со следующей страницы он прекращает вялые попытки хоть как-то изменить списываемый им текст:

Альбов, С. 16-17:

“Интересы мыслителя концентрировались на проблеме естественного права, которое позитивизм в лице исторического и социологического направлений упразднил как самостоятельное начало, сводя существо правовой нормы к историческим традициям или социальным связям. С позиции критического идеализма, распространившегося в Европе благодаря возрождению принципов кантовской философии, Новгородцев показал, что историзм лишь мнимым образом упраздняет идею естественного права и что он не в состоянии решить проблему природы нравственности, рассматривая ее с генетической и исторической точек зрения. Однако эта идея не была у Новгородцева простым продолжением теорий XVII-XVIII веков, в которых естественный закон и естественное право понимались лишь как первоначальные нормы, закрепленные в результате общественного договора и образования государства. Естественное право Новгородцев истолковывал не в контексте исторической эволюции, а в качестве вечного неотъемлемого права человеческой личности, имеющего нравственную природу и характер абсолютной ценности, и определял его как “совокупность моральных (нравственных представлений о праве (не положительном, а долженствующем быть)”, как идеальное построение будущего и нравственный критерий для оценки, существующей независимо от фактических условий правообразования (sic! Тут Альбов присвоил заодно и цитату Новгородцева). Таким образом, вопрос о естественном праве неизбежно должен был привести к вопросу о “самостоятельности этического начала”.”

Плотников/Колеров, С. 5-6:

“Интересы мыслителя концентрировались на проблеме естественного права, которое позитивизм в лице исторического и социологического направлений упразднил как самостоятельное начало, сводя существо правовой нормы к историческим традициям или социальным связям. С позиции критического идеализма, распространившегося в Европе благодаря возрождению принципов кантовской философии, Новгородцев показал, что историзм лишь мнимым образом упраздняет идею естественного права и что он не в состоянии решить проблему природы нравственности, рассматривая ее с генетической и исторической точек зрения. Однако эта идея не была у Новгородцева простым продолжением теорий XVII-XVIII веков, в которых естественный закон и естественное право понимались лишь как первоначальные нормы, закрепленные в результате общественного договора и образования государства. Естественное право Новгородцев истолковывал не в контексте исторической эволюции, а в качестве вечного неотъемлемого права человеческой личности, имеющего нравственную природу и характер абсолютной ценности, и определял его как “совокупность моральных (нравственных представлений о праве (не положительном, а долженствующем быть)”, как “идеальное построение будущего и нравственный критерий для оценки, существующей независимо от фактических условий правообразования”. Таким образом, вопрос о естественном праве неизбежно должен был привести к вопросу о “самостоятельности этического начала”.”

И так далее, страница за страницей с 15-ой по 28-ю (по нумерации Альбовского предисловия) с перенятием всех цитат из Новгородцева и всех подстрочных сносок. Только в одном месте ученый-правовед проявил творческую энергию, сославшись на свой труд: Альбов А.П. Проблемы права и нравственности в классической немецкой и русской философии права конца XIX-начала ХХ века. СПб 1999. Страшно подумать, какие еще неожиданности ожидают читателей!

Наконец, утомленный однообразной работой профессор утрачивает всякое чувство реальности и в заключении предисловия списывает уже по второму разу.

Пассаж: “Новгородцев увидел и показал огромное значение расширения понимания права за рамки формально-юридических норм. Его небольшая статья “Право на достойное человеческое существование” стала важной инициативой в разработке этой идеи правовой наукой и политическими теориями” (Альбов, С. 15-16) и далее весь следующий абзац, списанный из нашего предисловия один к одному (ср. Плотников/Колеров, С. 9-10), повторяется Альбовым на стр. 23-24: “Новгородцев вывел понимание права за рамки формально-юридических норм. Его небольшая статья “Право на человеческое существование” стала важной инициативой в разработке этой идеи правовой наукой и политическими теориями” и до конца абзаца. Или пассаж на стр. 19 (слово в слово из: Плотников/Колеров с. 7): “В контексте юридической науки проблема естественного права истолковывалась как вопрос о будущем праве, которое представало результатом не только естественного развития, но и идеи долженствования и нравственного закона. Будущее право оказывалось идеальным правом, воплощением возвышенных стремлений морального сознания” повторяется снова через девять страниц (стр. 28). Господин доктор юридических наук, Вы хоть совесть имейте, если уж законы не уважаете — неужели так трудно еще раз прочитать текст, отдавая его в издательство “Алетейя”!

Самое удивительное в этой истории — та беззастенчивость, с которой преподаватель права, попирая действующие законы, списывает не с какой-нибудь старой, напрочь забытой книги, а с издания, которое еще без труда можно найти на прилавках книжных магазинах. Или университет МВД вкупе с издательством “Алетейя”, которое, выходит, занимается просто скупкой краденного, предоставляют надежную крышу, позволяя доцентам и профессорам таким образом развивать “правовую культуру” в России? Тогда не скоро еще реализуются давние надежды П.И. Новгородцева на установление в России действительно правового государства.

[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]