Сергей Никулин / Отзыв на рецензию

Дискуссии

Сергей Никулин

Отзыв на рецензию [1]:
В. Куренной: Больнов Отто Ф. Философия экзистенциализма. СПб.: Лань, 1999.

Вышедшая в философско-литературном журнале “Логос” (# 9 (1999) 19) рецензия Виталия Куренного на «вышедшую в Санкт-Петербурге монографию Отто Больнова “Философия экзистенциализма” радует» (118) * мой глаз в первую очередь тем, что это — первая публичная рецензия на переведенный мной труд. По крайней мере, иные мне пока неизвестны: исчерпывающий библиографический поиск сегодня остается проблемой! Такая оговорка объясняется не столько усмотренными во мне В. Куренным «дисциплинированностью» (118) и «выправкой» (119), т. е. “затоталитаризированным” нутром (согласно коннотации политической), “тотальным подходом” (согласно коннотации философской), сколько попросту нежеланием быть голословным. Правда, возможно, с современной — “текстуально-игровой” — точки зрения подобное кредо устарело...

Первая рецензия — событие в жизни автора. Особенно если речь идет о первой его серьезной работе, особенно если автор молод, открыт миру, полон планов, о чем среди прочего «ясно и четко изложено» в «его “Предисловии”» (118; ФЭ, 12) к переведенному им тексту. Именно с появлением Рецензии труд автора обретает полноценность, проходит “крещение прессой”, нередко оборачивающееся “боевым крещением”. Именно так произошло с изданием “Философия экзистенциализма”, прорецензированным В. Куренным, с которым мне хотелось бы “скрестить копья” (“перья”, “глаголы”…), отстаивая при этом не только честь собственного “мундира” (коли таковой на меня “надел” рецензент), но и мундира Другого.

Другой — это МВД РФ, которому в рецензии, выражаясь по В. Куренному, чутко реагирующему на соотношение тематических пластов в «объеме изложения», «почему-то» посвящен особый слой, ощутимо «выделяющийся на общем фоне сочинения» (117), балансирующий между добродушно-насмешливым и насмешливо-обидным. Имеется в виду привязка позитивной экзистенциалистской программы Больнова к «работе» «нашего» МВД, отсылка к «майору Пронину»... (119). С одной стороны, все это — определенный — юмористический (“юморной”?) — стилистический ход, с другой — фактический промах. Оба момента можно прокомментировать философски, и таковые соображения, по-видимому, окажутся небезынтересными для редакции журнала, «внимательной» к «происходящему сейчас в философии и историко-философской науке» (136).

Итак, по поводу бросающегося в глаза насмешничества над МВД. Согласно сетованию одного из читателей рецензии, “вот ведь как у нас: не интересуется МВД философией — плохо; интересуется — тоже плохо!”. Действительно, стоило ли так “заводиться”, “задаваться”, упуская шанс «миссионерского» (120) интеллектуального подхода, который хотя и требует от “специалиста по философии” известного снисхождения в оценках, кропотливости в анализе погрешностей, однако представляет собой предприятие плодо-творное...

Комментируя ситуацию далее, замечу, что, все оговоренные выше остроты по поводу “интереса” МВД к философии, “давления” этой организации на издание произведения Больнова суть “воздушный замок”, надстраивающийся на запечатленном в «протокольном предложении» В. Куренного факте: «монография... выходит под шапкой МВД России» (118). Что же скрывается за этой, пусть и несколько неуклюжей, “шапкой”? Да, собственно, не что иное, как распространенный ныне в издательской и прочих культурных сферах феномен “поддержки”! (ср. с “шапкой” “Логоса”: 2). МВД РФ отнюдь не выступал инициатором данного издания, никого не “дисциплинировал” в работе над ним (118): инициатива, если придерживаться событийной точности, исходила от заведующего кафедрой современной зарубежной философии Санкт-Петербургского Государственного Университета профессора А. С. Колесникова; содержание же, структура опубликованного материала представляет собой всецело плод творчества автора настоящих строк — аспиранта вышеупомянутой кафедры. Между тем, и профессор, и аспирант с МВД не связаны ни “чинами” (120), ни вольнонаемно (связь здесь можно мыслить лишь опосредованно, через тезисы типа: “всё в мире взаимосвязано”, “тотальное и тоталитарное имеют общий исток”). Рецензент данного положения дел не знал и узнавать его не стремился, тем самым — вольно или невольно — прибегнув к интерпретационной модели “смерть автора” (“уход от реальности”), дав волю фантазии, личной пристрастности. Если бы я действовал в подобном ключе, то мог бы, например, посоветовать редактору “Логоса”, Виталию Куренному, порекомендовать автору рецензий в номере (заведующему отделом рецензий в журнале?), своему полному тёзке, хотя бы на всякий случай быть осторожнее, “респектабельнее” в стилистическом и фактическом отношениях. — Вы говорите, что редактор и рецензент — одно и то же лицо? Что ж, я, конечно, догадываюсь об этом, однако трудно удержаться от соблазна реализовать-ся в оригинальной версии — ведь тождество имен не доказывает тождества персон, отсутствие же в номере журнала соответствующих пояснений допускает интерпретационный “люфт” (от немецкого “luft” (“воздух”) — в данном случае материал для строительства “воздушных замков”). Возвращаясь к пожеланию “дисциплинированности”, замечу, что таковое, впрочем, возможно, и неуместно, если кредо рецензента задано “априорно” — скажем, Модестом Колеровым, «при финансовой и моральной поддержке которого выходит журнал» (2). К сожалению, для развития этой темы отсутствуют какие бы то ни было смысловые “зацепки” касательно специфических “свойств” сего Поддерживателя, которые он “продавливал” бы в журнале, и которые можно было бы эффектно обыграть (разве что «жестокость и хирургия»? — 135). Однако к чему эти сожаления? — ведь количество имеющейся информации обратно пропорционально обширности простора для Фантазии (Легко-мысленности?).

Если предположение о диктате над деятельностью издательства журнала “Логос” и верно, то это, как мне кажется, все-таки не предусматривает текстуальных “мистификаций” в аналитическом слое рецензирования: таковые, по-видимому, являются исключительно заслугой рецензента В. Куренного. Так, переходя к последовательному текстуальному анализу рецензируемого материала — весьма краткому, оговаривающему лишь два момента последнего, — этот автор подробно останавливается на переводе понятия «die Letztinnigkeit»... и вновь начинает воздвигать “воздушный замок” (“попадает пальцем в небо”?), поскольку «на стр. 28» в издании “Философия экзистенциализма” (а также на стр. 19 издания Bollnow O. F. Existenzphilosophie. Stuttgart, 1964. — 6. Aufl.) “добуквенно” напечатано “die Letzthinnigkeit”, что я и перевел по мере сил, основываясь на понятии “отрешенность”. Если же казус с отсутствием буквы “h” — не “иллюзион”, тогда он — обыкновенная оплошность, для устранения которой профессиональная дисциплинированность как раз не помешает: плохо, когда ошибки вкрадываются в ключевые позиции.

Наряду с этим в рецензии имеются и менее существенные ошибки (опечатки?) — «о наказании за нарушении» (118), «...im Gespruch» (120; правильно: “...im Gespräch” — ФЭ, 198), «Отто Больнов», «О. Больнов» (118-121; правильно: “Отто Фридрих Больнов”, “О. Ф. Больнов” на манер “Ж.-П. Сартр”, а не “Ж. Сартр”, поскольку проф. Больнов, в отличие, например, от своего отца, Отто Больнова (ФЭ, 5), обладал двойным именем “Отто Фридрих” — ФЭ, 3, 4 и т. д.). Природа подобных огрехов известна: высокий темп современной издательской деятельности, значительный вал поступающего на опубликование материала, упование на компьютерный “ум” при верстке изданий, приводящие к сокращению корректур, снижению их качества. Такого опыта не избежало и издание “Философия экзистенциализма”. И это, конечно, негативно (нехорошо, досадно). Дифференцируя же ситуацию, стоит напомнить, что согласно тонким и неумолимым законам смыслообразования, наличие ляпсусов в “искрометном” критическом тексте небольшого объема, привносит в “нейтральную” негативность комический эффект.

Как видно, до сих пор спецификой настоящего отзыва являлось или «отвлечение в сторону» (120), или же буквальный подход в отношении “вопросов философии”. Между тем, настало время, оставив “правозащитные” мотивы и интонации, удалиться под сень “нормальной” философской дискуссии. Говорить здесь можно было бы обстоятельно и увлеченно, поскольку данное проблемное поле, возделываемое в т. ч. Виталием Куренным, для меня, и впрямь, «приобретает значительность» (120). Однако, соизмеряясь с форматом рецензий в “Логосе”, буду избирателен, остановлюсь лишь на двух взаимосвязанных моментах.

Продолжая диалог «позиций» в оценке «роли» «книги О. Больнова» (120), отмечу внутреннюю путаность мысли рецензента в этом вопросе, вкравшуюся в его во многом убедительный этюд о «”вторичности”» произведения немецкого философа, который он заканчивает весьма принципиально звучащим выводом, что работа Больнова — «ни в коем случае не философия, которая должна была бы обращаться непосредственно к “простому и кровному” читателя» (121). Проблема коренится в том, что “вторичность” автором определяется как «”профессиональная” работа с “чужим материалом”», посредством чего объединяются два различных понятия — “профессионализм” и “комментарий-систематика”. Отсюда становится понятным, что либо оказываются излишними рассуждения по поводу комментария-систематики, поскольку уже в начале рецензии сочинение Больнова — «немецкого профессора старой закалки» (119) — по сути дела охарактеризовывалось как профессиональное и, стало быть, “далекое от народа”, либо — если профессионализм Больнова не переходит в “академическую заумь” — вышеупомянутый вывод неоправданно категоричен, поскольку комментаторско-систематическая философия вполне может «предназначаться» не только тем, кто «изучает философию», но и тем, кто ее «переживает» (121). Действительно, между первым и вторым персонажами — этакими тенденциями-полюсами, выявляемыми В. Куренным в русле социально-психологического направления метафилософии, — располагается “прослойка” тех образованных, образовывающих-ся, людей, кто расширяет свой кругозор, постигает свои переживания посредством более или менее популярной философской литературы, к которой, на мой взгляд, и относится небольшое, стройное, конспективное сочинение Больнова, содержащее немало описаний “живого” опыта, метафор, выносящее ряд “кровных” тем в названия глав и параграфов. В заключение необходимо добавить, что неоднозначность позиции рецензента проявляется и чисто формальным образом, за счет соседства оговоренной выше принципиальности с “мягкостью” сопутствующих суждений, оправленных в выражения типа «не претендуя на некую “объективность”» (120), «в каком-то смысле», «надо понимать с... поправкой» (121), в результате чего эту позицию можно трактовать и как живительно уклончивую, и как раздражающе смазанную.

Переходя после основательного отступления, разграничивающего понимание «функциональных “рамок”» (120, 121) текста Больнова переводчиком и рецензентом, к вопросу о понятии «”экзистенциальное существование”», затрагивая ориентацию его перевода на «”ухо обычного человека”», В. Куренной допускает явный просчет, приписывая эту выдвигаемую мною формулировку-задачу (120) деятельности О. Ф. Больнова (121), для которого проблема «”заботиться” (121) или не заботиться» о вышеупомянутом “ухе” применительно к понятиям “die Existenz”, “existieren” не возникала, поскольку эти понятия являлись данностью и современной ему немецкой речи и экзистенциальной философии, как она развивалась в западноевропейских странах (ЭФ, 84). В русскоязычном же пространстве ситуация радикально осложняется наличием слова “существование”... впрочем, примечания переводчика на этот счет говорят сами за себя (ЭФ, 184). В них упомянуто, в частности, и о выявляемом рецензентом эффекте “масляного масла” в связи с выдвижением понятия “экзистенциальное существование”. Смею утверждать, что в философском плане, т. е. в стороне от уровня “нейтральной” общекультурной грамотности, выдвижение это не «безграмотно» (121), но конструктивно, поскольку, во-первых, подкрепляется соответствующим комментарием, во-вторых, преследует вполне определенные цели на определенном текстуальном (проблемном) участке, в-третьих, выполнено в традициях определенной области культуры — философии, — где допускается речевая парадоксальность (“странность”, “вычурность”, “тяжеловесность”...), способствующая получению тонких смысловых — конструктивных — нюансов, ходов, элементов. В разбираемом в данном случае вопросе речь идет о том, что для “обычного человека” «”задушевно”», привычно «звучит» (121) именно слово “существование”, тогда как понятие “экзистенциальное существование” — уже “интригующе”, “проблемно”, отсылая к постижению существования особого типа, во многом обуславливаемого опытом человека западной культуры.

[1] В тексте использованы дифференцированные кавычки: « » — для цитируемого материала из издания “Логос” (# 9 (1999) 19); “ “ — в остальных случаях.

* Здесь и ниже в скобках цифрами обозначаются номера страниц в журнале Логос (# 9 (1999) 19), а цифрами после букв “ФЭ” — номера страниц в издании Больнов О. Ф. Философия экзистенциализма. СПб.: Лань, 1999.

[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]