В 1920-х годах каждый уважающий себя дом предварительного заключения,
тюрьма или исправдом считали необходимым выпускать силами заключенных и
"административно-культурной части" собственный журнал или, в крайнем случае,
газету. Не у всех издания получались удачными, многие печатались на оберточной
бумаге, и по содержанию не все были на высоте. Но и самые неудачные журналы
сегодня читать не просто любопытно. Распространялись издания свободно,
иногда с благотворительной целью - в пользу заключенных. Цензуре они почти
не подвергались (точнее, проходили ее на общих советских основаниях времен
нэпа), а администрация тюрем следила в основном за тем, что бы в текстах
не прославлялся преступный образ жизни. "Редакция журнала "За железной
решеткой" открывает отдел "По местам залючения СССР", сотрудничать в котором,
как равно и в других отделах журнала, она приглашает товарищей культработников
и заключенных всех мест лишения свободы, независимо от того, будут ли это
испрвдом, трудовая колония, труддом для несовершеннолетних или домзак"
(надпись на форзаце журнала в 1924 г.) В стране работало несколько криминологических
кабинетов, изучающих личность преступников и социально-психологические
причины преступности. В 1922 году вышли работы А.А.Жижиленко "Преступность
и ее факторы" и М.Н.Гернета "Моральная статистика". В последствии криминологию
постигла участь многих других наук, а издательский либерализм тюремного
начальства пресечен. В информационных и литературных изданиях заключенные
могли в какой-то степени выражать себя, и они создавали (вместе с тюремными
музеями, клубами и кружками) некую легальную субкультуру заключенных (помимо
традиционно существовавшей профессиональной блатной контркультуры, закрытой
для посторонних). Сидя в тюрьмах, люди оставались членами общества, даже
получая от него порцию наказания. От этих изданий остались лишь пропагандистские
- типа "Соловецких островов", но и они продержались недолго. Воздействие
блатной субкультуры многократно возросло. Отсутствие легальной возможности
самовыражения способствовало формированию маргинальных типов и жанров субкультуры
заключенных. Возвращаясь в общество, бывшие заключенные не всегда возвращались
в общенародную культуру, а продолжали воспроизводить и потреблять культуру
маргинальную. В конечном счете это влияло на всю ситуацию в стране, в культуру
которой проникали не только слова блатного жаргона, но и психология их
носителей.
А в самом начале 1920-х в передовых статьях тюремных журналов
открыто обсуждались проблемы содержания и исправления преступников, публиковали
статистику и обзоры "По местам заключения СССР". И, конечно, печатали очень
много литературного творчества заключенных (фольклора среди публикаций
практически нет, но практически все стихи писаны людьми с ярким фольклорным
сознанием, и очень любопытны. Их содержание - история преступлений, падения
человека, история исправления и трудового искупления в тюрьме. Образцы
некоторых текстов и будут представлены ниже. Подобные издания (а сколько
их еще, и сколько архивов подобных вещей хранится в соответствующих местах)
необходимо вводить в оборот, обращать на них пристальное внимание - они
важны для понимания народной культуры начала ХХ века, влияния литературы
на народную поэтическую систему. Множество стихов в этих журналах писали
не только деклассированные, не имеющие прочных социальных и культурных
связей люди. Многие авторы - крестьяне, осужденные на небольшие сроки за
бытовые деревенские преступления.
"Не странно, что "блатная" поэзия отсутствует в тюремных журналах:
"блатные" в журнал ее не дают, - и журнал бы ее не печатал, так как это
противоречит воспитательным принципам. ...Напрасно искать здесь "блатной"
поэзии: все специфическое вытравляется; неисправимое - уничтожается. Пропускаются
лишь самые безобидные слова, которые получили уже права гражданства <...>
(Н.Хандзинский. Блатная поэзия. С. 43).
О позиции редакций таких журналов говорят фразы из "Почтового
ящика" - "Сергею Зенкину. Ваши "Тюремная баллада" и "За идею преступник",
как не отвечающие задачам нашего журнала, не пойдут.
Фиалке. Стихотворение "Никогда люди вашей души не поймут" не
будет напечатано, как сплошная компиляция творений Надсона". ("За железной
решеткой". N 4-5.)
Н.Хандзинский искал непосредственное выражение блатной субкультуры
- особые слова, обороты речи, описание специфических реалий. Тюремные журналы
кажутся ему лишенными интереса. Но очевидно: какими бы словами, выражениями
ни пользовались блатные, о чем бы они ни писали, они остаются сами собой.
Их творчество содержит богатейшие материалы по психологии и психической
истории. Интересна и поэтика той самодеятельной литературы, которая выплескивалась
на страницы тюремных журналов.
Узник и соловей (басня).
Какой-то узник молодой в тюрьму отправлен был
Не на покой, а видно, за разбой
(Мое не дело узнавать, - за что преступники сидят),
Однажды, как-то на прогулке,
Но не в саду, а во дворе,
В уездной маленькой тюрьме,
Увидев, что один остался,
Задумал малый улизнуть.
Заборы наши - не высоки, охрана - тож не велика,
Препятствий к выходу немного и - соблазнило бедняка:
На стенку думал он забраться и, было, ногу уж поднял,
Но часовой смекнул, в чем дело,
И тоже, видно, не дремал.
Один скачок, и на свободе наш узник был бы за стеной,
Но штык сверкнул, затвором щелкнул, и появился часовой.
Но узник наш не растерялся, и с часовым заговорил:
"Как высоки ваши заборы!
Охрана ваша велика!
Бегут ли часто у вас воры?
Зачем решетка так крепка?"
Он рассыпался похвалами, перед солдатиком юлил,
К побегу вида не давал он, но в одиночку все же угодил...
Хотя конец мой неудачен,
Но басни смысл вам всем ясен:
Раз заработал - получи,
Но через стены не скачи.
Нолинский Домзак. М. Таныгин. "За железной решеткой". N 1. С. 26 (январь 1924 г.)
К годовщине ареста.
Ужасный год, жестокий и унылый!
Дни серые несут заботу без конца:
И мысль в тисках, и жизни гибнут силы,
И ночи тянутся томительно без сна.
А впереди - как много таких дней,
Тяжелых дней, без ласки и привета!..
А одиночество среди чужих людей?
А слезы? а нужда? а горе без просвета?
И надо всем - тюрьма, как гений злой,
С решетками, бойницами, замками,
Как кровный враг, иль как кошмар ночной,
Стоит разлучницей злорадной между нами.
Нина. "За железной решеткой". N 1, C. 34.
В одиночке.
Промчались годы молодые,
Мечты не сбылись дорогие,
И от надежды золотой
Уже повеяло зимой.
Сидишь один в тюрьме унылой,
И слова некому сказать,
Кругом одни лишь арестанты,
Повесив голову идешь.
Сиди и жди, пока надежды
Тебя же, дурня, осмеют,
И все, что дорого и мило,
Судьба проклятая возьмет.
Сиди в тюрьме, с своей тоскою,
Не жди уж встретиться с женой,
Она обманута судьбою,
И хочет быть уж с ней другой.
Нет! Не придет весна, чтоб снова,
Я мог надежды обновить,
Чтоб быть среди друзей на воле,
И все тюремное забыть...
Нет! Нет! В судьбу я свято верю,
И буду встречен тем, кто мил,
И все, что было здесь, забуду,
И предан буду ей один!
М. П. Брызгин. "За железной решеткой". N C. 39. 20 ноября 1923 г.
Сон
Однажды как-то я уснул
Под звуки ржавого засова,
И мне приснился дивный сон,
Что я жалел, проснувшись снова.
Снилось мне, что я свободен,
Душа измучена неволей
С разбитым сердцем не болит
И не страдаю я по воле.
С родными встречался я снова,
С друзьями вместе я опять.
Весна. Цветы кругом и зелень,
Я в луг отправился гулять.
Я ароматом наслаждался,
Был счастлив, весел и здоров,
Вдыхал я полной грудью воздух...
Но вдруг в дверях взвизжал засов.
Проснулся я, исчезла радость,
Нет ни родных и ни друзей...
Увидел грязную парашу
И часового у дверей.
Я вновь почувствовал неволю
И боль в измученной груди,
Что то был сон: что я свободен
И только слезы потекли.
М. Таныгин. "За железной решеткой". N 2-3. С. 84.
В одиночке.
Сижу давно я в одиночке
И своды давят мою грудь,
Я весь исчах, харкаю кровью,
Мне спать кошмары не дают.
Моя судьба уж, знать, такая,
Что здесь придется умирать,
Неужели, - вы скажите, -
Мне свободы не видать?
Заключенный Мартынов. "За железной решеткой". N 4-5. С. 43.
Тюремная "Коробушка".
Располным полна коробушка,
В них преступники сидят,
Все-то дни, с утра до ночи,
Сквозь решеточку глядят.
Все сидят за преступленья,
Но всего больше воров,
Что крадут у населенья
Лошадей, овец, коров.
Перечислять их всех не нужно,
Знают это все и так,
Что сидят здесь за решеткой:
Бывший барин, поп, кулак.
Можно встретить здесь крестьянина,
И рабочие сидят,
Только держат их не долго,
Им амнистии дарят.
Кулаки с попами молятся,
Шлют проклятья СССР,
Это очень им не нравится,
Что их держат здесь в тюрьме.
Нет теперь у нас в республике
Бывшей воли для попов,
Не дают им одурманивать
Темных бедных мужиков.
Вот они теперь все молятся,
Чтоб господь послал царя,
И тогда они расправятся
С мужиками за себя.
Бросьте думушку вы думать,
Не живать больше с царем,
Срежьте длинные вы волосы
И проститесь с алтарем.
Было время вы поездили
На мужицкой на спине,
А теперь настала очередь
Посидеть и вам в тюрьме.
Следственный заключенный Ф. А. Целоусов. "За железной решеткой". N 6.
С. 37.
Частичная библиография тюремных изданий 1920-х годов.
1. Всюду жизнь. Орган заключенных. Изд. учебно-воспитательной части
Орловского изолятора. (Гектограф).
2. Голос заключенного. Еженед. орган культпросвета при Пензенском губисправдоме.
Пенза.
3. Голос заключенного. Еженед. культ-просветительская и трудовая газета
Курского губисправдома. (Газета в два листа, гектограф). Курск.
4. Голос заключенного. Барнаул.
5. За железной решеткой. Журнал заключенных Вятского исправтруддома.
6. Заключенный. Журнал лишенных свободы. Изд. ГИМЗ Череповецкой губернии.
Череповецк.
7. Заключенный. Симбгубисправдом. Ежемес. журнал. Тир. 500 экз. Симбирск.
8. Исправдом. Баку.
9. Красный луч. Череповец.
10. Красный октябрь. Изд. учебно-восп. части Псковского гит. дома.
Псков.
11. Красный путь. Челябинск.
12. Мысль за решеткой. Иркутск.
13. Мысль заключенного. Ежемес. журнал заключенных Витебского дома
предварительного заключения и Витебского исправ. труд. дома. Тир. 500 экз.
Витебск.
14. Наша мысль. Издание учебно-воспитательной части Иризолятора. Иркутск.
15. Новый путь. Ежемес. журнал заключенных Челябинского исправдома.
Челябинск.
16. Пробуждение стен. Царицын.
17. Сброшенные цепи. (периодический) журнал заключенных Башцентрисправ-дома.
Уфа.
18. Соловецкие острова. Журнал УСЛОН. О. Соловки.
19. Тюрьма. Москва.
20. Труд заключенных. Журнал Воронежского губисправтруддома. Тир. 35
экз.
21. Уральский заключенный. Ежем. журнал, изд. УВЧ Екатеринбургского
исправтруддома и уральской инспекции мест заключения. Екатеринбург. Тир.
600 экз.
Вступительная заметка и подготовка текста В. Лурье.