Артисты в ГУЛАГе

 Красное колесо репрессий, очевидно, больше других слоев нашего общества подмяло под себя творческую интеллигенцию. И вот тысячи лучших, честнейших творцов театра, первоклассных исполнителей очутились на гулаговских нарах. Настоящий мастер, настоящий служитель искусства не может жить без творчества. Места заключений и ссылки, лагеря находились в самых глухих, отдаленных от культурных центров местах, в тайге, тундре, пустыне. Многочисленное военное начальство лагерей, охрана, заброшенные в эти места, нуждались хоть в каком-то развлечении. Два эти обстоятельства и способствовали развитию искусства за колючей проволокой. Почти во всех лагерях, при их управлениях появились многочисленные театры, концертные бригады из заключенных артистов, которые в первую очередь должны были развлекать лагерную администрацию. Во время моей десятилетней эпопеи (1937-1947) мне пришлось быть в двух лагерях - в Каргопольлаге (Архангельская область) и в Карлаге (Казахстан).
 Даже от самых тяжелых для меня лет пребывания на Севере, когда я был на грани смерти - цинга, пеллагра, - сохранились некоторые театральные воспоминания. В зоне стройки порохового завода выступали зеки-артисты, помню джаз-оркестр, составленный из бывших харбинцев-кавежединцев. Концерт вел некогда известный московский конферансье Сергей-большой. Этот Сергей-большой в свое время часто появлялся на сцене Центрального Доме Советской Армии, познакомился и подружился с крупными военными. Военных расстреляли как врагов народа, а конферансье был репрессирован. Помню также, как из прибывшего в нашу зону ленинградского этапа были отобраны два оперных артиста. Один - тогда совсем молодой человек по фамилии Кангро, эстонец. Фамилия второго, более пожилого, забылась. На пробе их голосов в комнате КВЧ (культурно-воспитательная часть), которая помещалась в здании конторы стройки, где я работал, мы все были поражены: в полный голос, на весь дом, раздалась мощно пропетая им фраза из арии князя Игоря: "О, дайте, дайте мне свободу!.." В 1940 году я был этапирован в Казахстан, в Карлаг. Годы войны провел в его 20 отделении на берегу озера Балхаш, на стройке медеплавильного завода. В нашей зоне был небольшой деревянный клуб, который обслуживал и вольнонаемных (город Балхаш был довольно далеко, так что все они жили при лагере). И здесь среди заключенных нашлись бывшие актеры. К праздничным дням они готовили концертные программы и даже спектакли. Был создан и хор из заключенных. Драмкружком руководил тоже заключенный, бывший актер Борис Эверт. Он поставил со своими кружковцами-зеками "Без вины виноватые" Островского (название многозначительное!) и даже комедию "Тетка Чарлея". По экранам прошел тогда английский фильм, и она стала очень популярна. Пьесу достали в вольном театре города Балхаш. После окончания войны наша зона понадобилась для размещения японских военнопленных, нас разослали по другим отделениям Карлага. Я был переведен в 19-е комендантское отделение при управлении лагеря в селении Долинка под Карагандой. Срока моего оставалось уже два года, и меня послали на работу в проектное бюро, которое целиком состояло из заключенных и располагалось на территории отделения. В этом отделении собрался весь, что называется, бомонд Карлага: ученые, крупные специалисты сельского хозяйства (Карлаг был огромный лагерь-совхоз). Там, при управлении лагеря, был и "крепостной театр" с "придворными артистами". Официально эта труппа из 30-40 актеров-мужчин и около 20 женщин из женской зоны называлась "культбригадой". Парадокс состоял в том, что большинство ее участников были осуждены по статье "АСА", то есть "антисоветская агитация". Поистине, это была "агитбригада"... Я жил и работал в зоне в саманном домике рядом с бараком, в котором жили эти артисты. Рядом был маленький, тоже саманный, клуб, где они готовились к своим спектаклям и концертам, проводили репетиции. Я со всеми был знаком, и многих могу назвать своими друзьями.
 Перечислить их всех нет возможности. Назову лишь некоторых. Художественным руководителем в то время у них был Таллер, выходец из немцев Поволжья. В годы гражданской войны он возглавлял театр в Чапаевской дивизии. Ему удалось сберечь несколько афиш той поры, которые и подтверждали его рассказы. Из драматических артистов назову Варвару Георгиевну Вагрину из театра Вахтангова, Юрия Виноградова, игравшего еще в московском театре Корша, Михаила Васильевича Гагарского, артиста ленинградской Александринки, писавшего также прекрасные стихи. Ими тогда были поставлены "Бесприданница" Островского и "Русский вопрос" Константина Симонова. Интересным представлялся мне спектакль "Хозяйка гостиницы" Гольдони. На основе текста Гольдони Михаил Гагарский создал свои стихи, которые были положены на итальянские мелодии. Таким образов, можно сказать, что в России популярный ныне жанр мюзикла начинался не где-нибудь, а в лагерях. Пожалуй, самой большой группой была музыкальная. В ее составе помню бывшую солистку Киевского и Харьковского оперных театров Екатерину Александровну Оловейникову, бывшего дирижера оркестра Московского театра оперетты Марину Ивановну Лер. Они поставили в полном виде оперетты "Роз-Мари" и "Марицу". В оркестр и хор, как и на многие роли в драме, привлекались и зеки-работяги, которых на время репетиций и спектаклей администрация освобождала от общих работ. На таких же началах был создан большой хор под руководством опытного капельмейстера из Смоленска, разумеется, тоже заключенного, Ивана Ивановича Попова. Среди освобожденных от общих работ актеров была прекрасная исполнительница русских народных песен очаровательная Антонина Иванова, ученица Лидии Руслановой. Нужно сказать и о танцорах. Танцы включались и в программы сборных концертов, и в оперетты. Профессиональными танцовщиками были Марина Лебедева, дочь известного артиста-комика из Малого театра, и Игорь Недзведовский. Все спектакли прекрасно оформлял художник-ленинградец Константин Константинович Самусьев. Он не только писал декорации, но и изготовлял необходимый реквизит. Костюмы шил портной из мастерской управления лагеря Иислик - бывший ранее личным портным румынского короля Михая I. Небезынтересно, как проходили главные выступления этих театральных коллективов и солистов в клубе вольнонаемных для верхушки администрации в поселке Долинка, за зоной. Ведь все мы, включая и артистов, были отделены от поселка несколькими рядами колючей проволоки. Задолго до начала концерта у вахты, в зоне, начинался сбор участников. Приходил конвой, который принимал всех по счету, строил по четыре в ряд, предупреждал: "Шаг вправо и шаг влево считается побегом" - и колонна, сопровождаемая по бокам охраной с винтовками, а то и с собаками, поднимая пыль, шла по улице поселка в клуб. Артисты несли свои костюмы, музыканты - инструменты. По прибытии в центральный клуб - прежде всего пересчет. Служебный вход и все выходы, соединяющие сцену со зрительным залом, блокировались охраной. На сцене и во время выступлений между кулисами тоже стоят охранники с винтовками. Охранники сопровождают каждого артиста, выходящего в туалет на дворе... Все первые ряды на таких концертах заполняли офицеры НКВД в золотых погонах и их разряженные жены. Если начальникам что-то приходилось не по вкусу, они через своих подчиненных указывали на это провинившимся, а то и наказывали их отправкой на общие тяжелые работы. Но, надо признать, обычно они бывали довольны, аплодировали артистам и даже требовали повторения отдельных номеров "на бис".
 Культбригада, находясь в зоне, всегда была в окружении своих почитателей-зеков, среди которых был, между прочим, и великий ученый Александр Леонидович Чижевский. Я имел счастье дружить с ним и после нашего освобождения в Караганде. Он сам был прекрасным скрипачом, писал стихи и был незаурядным художником и верным помощником в делах артистов. И еще один человек, жизнь которого достойна, может быть, отдельной книги, - Нина Вадимовна Перешкольник, урожденная Энгельгардт. В Карлаге Нина Вадимовна - всеми заключенными глубоко уважаемый человек, а после заключения - верный спутник и жена Александра Леонидовича Чижевского. Обладая очень красивым контральто, она была прекрасной исполнительницей старинных русских и цыганских романсов. Она прошла через много лет ссылок и лагерей. И вот в 1947 году, за несколько дней до ее освобождения, состоялся очередной концерт в центральном вольном клубе. Товарищи по культбригаде подготовили как бы ее прощальный бенефис. Второе отделение концерта было построено на сквозном действии: цыганский табор прощается со своей старшей сестрой. Звучали цыганские песни и романсы. Так доступными им средствами актеры выразили Нине Вадимовне свое уважение. В Караганде с 1943 года существовала небольшая труппа, поставившая в помещении Казахского музыкального театра ряд оперетт. В дальнейшем большую часть ее творческого коллектива составили высокопрофессиональные артисты и музыканты, освободившиеся из Карлага. Среди них были и Марина Лер, и Екатерина Оловейникова, и Нина Вадимовна Перешкольник-Чижевская. В заключение хочется сказать: многие из замечательных артистов, музыкантов, попавшие в лагеря, так и не дожили до освобождения. Другие и после освобождения несли людям радость, свет своего искусства. Но в лагерях они не только развлекали золотопогонное начальство, они, как могли, помогали своим талантом выжить, поддерживали дух, надежды простых зеков-работяг. За это им всем великая благодарность и низкий поклон!
 И вечная память всем ушедшим в мир иной.