Мифологическая проза малых народов Сибири и Дальнего Востока
Составитель Е.С. Новик

Общее оглавление

018-019

с.117:

(№ 18)

МОРРЭДЭ НЫО

P. А. Силкин,

19.1X 1948 г.

За рекой Агапой Норильский камень есть, по-нашему Баро. За Агапой есть и хребет Иёма. На нем стоит Моррэдэ и видит другой хребет. Видит хребет более высокий, чем тот, на котором его чум. Видит тот хребет вдалеке. Дверь чума отворит и на него глядит. У него только два оленя и еще один пороз незапрягавшийся. Только знает он ходить промышлять. До того много диких оленей он промышляет, что вокруг чума накинуто голов почти до трубы. Весь чум закрыт, только ворота к нему видны. У него жена была Нгузундэй. У этой Нгузундэй два сына было мальчика. Один сын, младший, только-только ходит в чуме по доске. Грудь не сосет, ест сам. Другой парень побольше. Этот парень сидит в переднем углу на конце доски. Придет ночь, где сидит, тут и спит. Даже постели нет. Зимой мерзнут. Хочет пошевелиться - примерзает к льду.

- Нет ничего у меня, ни одежды, ни постели. Каждую ночь только зубы щелкают.

Один раз отец встал, и стала мать еду варить. Мать еду сварила, подвинула котел туда, где сидит она с мужем, и мясо в ночевку положила. Едят трое: один мальчишка и женщина с мужем. Глядит парень:

- Что-то мать мне есть не дает, отец есть не дает.

Отец молчит и кушает. Теперь покушали. Только перестают кушать, мать говорит:

- Так и сыну надо дать маленько мяска.

Муж говорит:

- На что ему давать? Куда его кормить. Так и так пропадет. Какая от него пособка? Пусть пропадает с голоду. Ног нет у него.

Парнишка взглянул на свои ноги и правда - у него ног нет. До сегодняшнего дня он этого не знал. Одни колени видит, а дальше ног нет.

- Что такое? То ли у меня сроду нет ног, или их отрезали?

Говорит насилу. Помирает с голоду. На нем нет ничего, одни кости.

Мать так и не дала есть. Так прошел день и спать легли.

с.118:

- Отец, мать, младший брат легли спать, а я век сижу. Целую ночь зубы щелкают.

Сидит на одном месте. Маленько вздремнет и опять голову поднимает. Утром котел сварили и опять есть не дали. Мать говорит:

- Надо дать кусочек мяса.

Муж говорит:

- Нет, не надо. Пусть пропадет. Ног нет - лишний кусок только будет есть.

Парнишка большой; он умный, даром помирает. Отец обулся, пошел промышлять диких оленей. Как отец ушел, мать говорит:

- Ну, сын, бедный мой! Я бы тебя кормила, да отец убьет меня - он не велит тебя кормить. Почему так кормить тебя он не хочет? Почему он с тобой так делает? Мало что у тебя ног нет, но все-таки ты живой человек. Вот дай я тебе сварю мяска, хоть раз поешь.

Мать повесила котлик и мяса сварила. Выбрала хорошее мясо. Вот он поел. Ест и говорит:

- Мама, слушай теперь меня. Отец мой промышленник. У него диких оленей ножные жилы есть?

- Есть.

- Если есть и если ты хочешь жить, сделай жилку из трех прядей. Сделай сегодня же.

- А на что? - мать говорит.

- Куда-никуда, это дело мое. Если не хочешь делать, это дело твое. Только отцу не говори.

Ладно. Мать целый день это делала. Сделала все. Отец пришел. Сагудает, чанги ест. Даже не поминает, чтобы сыну дать. А мать ничего не говорит. Откушали, спать легли. Сын так же голодом целый день сидит, зубы щелкают. Мороз. Зима.

Назавтра встали. Отец опять ушел промышлять.

- Мама! Ты знаешь что? Отец, кажется, ушел пешком. Два быка остались. Ты запряги двух быков и иди по дрова. Полную санку дров нагрузи. Потом дрова эти наруби клетками и наклади на тот край чума. Ты его весь загрузи. Всю санку дров наруби и наклади мелкими лучинками. Мать сказала:

- На что тебе дрова? Что ты неладно чудишь. Что тебе в этих дровах?

- На что, это дело мое. Если хочешь руби, но хочешь дело твое.

Мать ушла все-таки. Дров нарубила полную санку. Насилу притащила домой. Вырубила, наколола. На тот край все положила, закрыла. Некуда стало девать.

- Сын! Я тебе опять мяска сварю.

Сварила мяса, жиру. Дала чанги. Он все на одном месте сидит. На улицу не ходит.

Теперь парень стал кушать. Только наелся, котлы положили на место и идет отец. Мать говорит:

- Оленя дикого убил. На себе несет.

Пришел отец. Так же, как и вчера, стали есть дикого оленя свежее мясо. Но ему никто не говорит - ешь.

Поели, спать легли. Опять целую ночь зубами щелкает парень, мерзнет, как собака. Кое-как перебился до утра. Стали есть, и затем отец опять ушел промышлять. Человек он не шибко старый, средних лет. Ушел.

- Ну, мать, пока отца нет, которую ты плела жилу, привяжи к шестам симкам. Эти старые веревки, которыми они были связаны, бросай, а укрепи их все три жилами.

с.119:

Мать надела жилы на симки, привязала их покрепче. Парень говорит теперь:

- Которые ты наколола поленья, клади на грядку со стороны дверей до того места, где котел висит. Клади на грядку.

Мать положила.

- Так? - говорит.

- Да, вот так. Мама! Пока отца нет, сделай мне лестницу, чтобы я мог на прядку забраться. Сделай лестницу. Две палки долгие поставь и привязки поперек ступени.

- На что тебе лестница? Кто будет по ней подыматься? Что ты строишь?

- Если хочешь строй, не хочешь не строй. Кто бы не поднимался.

Мать сделала лестницу.

- Мама! Эту лестницу спрячь куда-нибудь, чтобы ее отец не видел.

Отец - промышленник, оленя добывает, рыбу добывает. Это откуда он их добывает?

- Отец рыбу добывает сетью под льдом. Здесь озеро есть. Он в нем добывает.

- Ну, ладно, сеть-то сеть, а чем он во льду прорубь делает? Чем он ее долбит?

Мать говорит:

- Пешней.

- Что это пешней называется?

- Пешня это такая вещь. Половина железная с граненым концом; половина дерево.

- Ну, мать, покажи ее мне.

- На что тебе пешня? Что ты собираешься делать?

- Не хочешь показать - не надо. Хочешь, покажи, пока отца нет. Теперь ушла мать.

- Где я ее пешню найду? На улице где-то запрятана.

Принесла все-таки пешню.

- Дай я ее посмотрю,

Взял в руку и стал конец пешни пробовать о ладонь другой своей руки. Воткнул в руку - сразу кровь идет. Даже не пикнул, только сказал:

- Вот какая! Острая-то острая! Спрячь ее, мать, чтобы отец не видал.

Мать, хоть удивлялась и сердилась на выдумки сына, все-таки спрятала пешню под снег или нюк.

- Что ты это строишь? Палки повесил на грядку, пешню смотришь. Неужели ты хочешь отца бить?

- Перестань болтать. Где ты слышала, чтобы сын отца бил?

Отец пришел. Опять дикого оленя убил.

- Отец также ест. Кушают, а мне куска не дают. Но не хочу сказать: "Дайте есть мне".

На отца шибко рассердился в своем уме.

- Если мой родной отец так делает, что другие будут делать? Однако это не родной отец мой.

Спать легли. Утром встали, еду сварили и даже не думают сыну дать. Когда доедали, маленький парнишка взял кусок мяса и дает старшему брату через отца:

- На, старший брат, вот мясо, возьми!

Пока руку протягивал, отец ударил по руке. Кусочек мяса полетел.

Мать заплакала:

- За что ты бьешь парня? За то, что он старшему брату мяса дает? Я знаю, что это твой сын. Он есть хочет.

с.120:

Плачет, да так говорит:

- Молчи, жена! Пусть пропадет твой сын. Пусть помирает с голоду. Надел шапку и говорит:

- Теперь, жена, я скоро не приду. Близко диких оленей всех кончил. Теперь поеду на оленях и пороза с собой возьму. Приду через два-три дня.

Встал и пошел. Жена, как муж ушел, достала мяса и стала варить своему старшему сыну. Он стал поправляться. Теперь он хоть ест раз в сутки. Как наелся и говорит:

- Ну, мама! Опять не захочешь ли кое-что сделать? У тебя лопата есть, чум которой огребаешь?

- Деревянная у меня лопата есть, - мать говорит.

- Эту лопату бери. Огонь свой убери с этого места, в другом месте положи, а в этом месте копай снег. Тут он шибко глубокий. Прогреби его до земли и подкопай под наше место, чтобы не провалился снег. С утра, сейчас же иди работать.

- На что снег огребать? Что ты выдумываешь?

- Ну, мать, как хочешь. Не хочешь не огребай, если хочешь - огребай. Как сама хочешь. Если не захочешь огребать, я не пропаду, а ты пропадешь.

- Что ты, сын, выдумываешь? Ты останешься, а я пропаду? У тебя ног нет, ты и так пропадешь. Я все-таки здоровая. Могу уйти, если что-нибудь будет.

Мать стала огребать снег и сама думает:

- Что-то мой сын выдумывает? Сам маленький, а что-то выдумал.

Мать целый день гребла снег и на улицу бросала. И там его гладит, как велел сын, чтобы не видно было, что снег на улицу выброшен. К свету все кончила.

- Ну, сын! Кончила. Что хочешь делать?

- Ну, мать, свари еду мне. Буду кушать. Последний раз с тобой может быть ем. Может быть ты скоро уже не будешь кушать. Приходит смерть. Или сегодня вечером, или завтра ночью. Мать, - говорит, - ты свои постели, как наедимся, все стаскай в эту яму.

Мать сварила еду и как наелась, стала таскать свои пожитки в яму. Поставила все там, усадила там младшего сына и тут наверху в чуме остались одни доски.

- Ну, мать, достань лестницу и пешню. Положи их тут. Пусть лестница стоит у грядки, а пешню так поставь.

Мать все поставила.

- Очаг поставь опять на место над ямой и перед ним оставь маленькую дыру. Когда, мать, уйдешь туда в подземелье, хочешь спи, хочешь работай. Если все спокойно будет - работай. Но только не пой, не шуми. Маленькому брату клади в рот грудь, чтобы он не кричал.

Мать ушла в подземелье. Он стал на четвереньки, по лестнице поднялся на грядку и залез на положенные там поленья. Он сел спиной к двери и лицом к переднему углу. В руке держит пешню. Тут постелю мать положила. Палки под собой расширил и видит отсюда снег у дверей. Сквозь эту дыру спустил, как бы примеряясь, пешню. Опять ее вытащил и упер в палку. Сидит, зубами щелкает.

Всю ночь у него зубы щелкали. Одна рваная парка на нем. Просидел ночь. Никого нет. Ждал что ли кого? Уже светать стало. Этот день прошел, опять ночь стала. Мать крикнула:

- Сын! Где ты?

- Молчи, мать, если хочешь жить, молчи. Скоро у нас душа кончится. Молчи.

с.121:

Ночь подходит. Наклонился, уснул. Вдруг проснулся. Где-то слышен шум. Народ, что ли идет. Шум ближе встает. Полночь стала. Народ откуда-то идет. Понужают оленей:

- Хой! Хось! Тё!

- Теперь идут. Целую неделю я ждал их. Теперь моему отцу конец. Я-то, может, помру. Но все-таки после отца буду сытый.

Ближе да ближе они становятся. Смотрит в щель между нюками. Лунная ночь. Все видно. Идет народ, аргиши. Гольные мужики. Кто по три, кто по четыре оленя запряг. Спускаются с хребта. До того глядит парнишка, что считает. Насчитал, 200 человек идет или может быть несколько меньше. Первый из них стал у двери и говорит:

- Аха! Это тот Моррэдэ, который бьет столько диких оленей, что не видать чум. Давайте, ребята, обходите чум, держите луки и стрелы наготове. Он бойкий человек. Никто на свете не бьет столько диких оленей пешком. Не упустите его.

Слышен стал кругом чума шорк, шорк. Стали чум обходить люди. Тихонько матери своей крикнул:

- Не говори ничего. Вот к нам смерть пришла, про которую я говорил.

Слышно, как на улице тот, кто прежде говорил, опять говорит:

- Что-то крепко спят. По одному в двери заходите. Если дома, то и дома его можно удушить или ножом заколоть, пока спит. Упустим - сами все пропадем.

Парень пешню схватил обоими руками. В чум вступил, наклонившись, человек. Парень ему пешню в лопатки воткнул, и он прямо покатился в яму. Второй идет - его тоже так убил. Так одного за одним, ни одного не оставил в живых. Потянулся, руки расправил:

- Как много, однако, все.

Яма полна стала. Люди друг на друге лежат. Перестали заходить. Поглядел в щель на улицу. Одни санки. Нет ни одного человека там. Опять уселся. Сидит, дожидает. Опять два человека идут с разных сторон. Говорят:

- Где наш народ? Неужели все в чум зашли?

Пошли в чум один за другим. Первого убил, а у второго пешня скользнула по голове. Тот выскочил, кровь льется. Вскочил на санку и поскакал. Кричит:

- Янга! Янга! Больно!

- Мама! Или тебя раздавили, или жива?

- Жива.

- Ну, выходи. Еду мне кушать готовь. Пока отец придет, я с этого места не сойду.

- Ну, парень! Хоть ты маленький, как ты это выдумал? Я сама сижу, а люди один за одним все катятся ко мне, падают. Кто тебе сказал, что они придут? Ты, однако, не простой человек будешь.

- Мать, молчи! Я своим умом слышал, что придут люди. Я их все-таки не пустил обратно. Один ушел, но пусть. Своим вести скажет.

Мать как будет еду варить? Принесла только мерзлое мясо, чангу.

- Как буду варить? Везде люди лежат да гольная кровь. Даже ступить нельзя. Ты не простой человек. Считаю я тебя амуки.

Накушался парень и говорит:

- Ну, мать, иди. Уже третья ночь начинается.

Слышит, вечером пришел Моррэдэ. Глянул в дыру в нюке. Моррэдэ сидит на санке высоко, высоко. Наклал диких оленей на санку и поперек и вдоль. Не знаю, сколько наклал. Отец остановился, к переднему углу идет все-таки. Сбросил диких оленей с санки и трех своих оленей отпустил и говорит сам с собой:

с.122:

- Что это теперь у нас? Какие санки привязаны? Почему не слыхать никакого шума? Это что такое? Это что в дверях кровь; прямо из чума вытекла кровь от доски порога на улицу? Что такое случилось?

Говорит:

- Жена, где ты? Слышишь или убита?

Жена молчит. Три раза он спросил, она молчит.

- Эй, мой сын безногий! Или живой, или убит?

Сын молчит. Направляет только свою пешню. Пятый раз крикнул Моррэдэ:

- Ну, сын, скажи где сидишь, чтобы я знал. Сын, отпусти меня! Больше я над тобой не буду галиться. Натерпелся ты от меня. Хочешь ты, живи без отца. Все-таки я вижу, - ты сидишь на грядке. Больше я над тобой галиться не буду. Скажи, что ты здесь. Ожидаю тебя. Если ты убить меня хочешь, скажи. Я тогда не зайду домой.

Сын повернулся назад:

- Отец! Заходи. Я тебя не убью.

Отец отворил двери. Наступил на что-то. Как раз человек лежит. Не успел парень свою пешню опустить. Отец повернулся. Отец шагнул к себе на место и пешня попала в правую ногу и холку. Опустился на пол, на доски, стал ползать.

- Отец, не помрешь. Будешь только так же мучиться, как я мучился. Сколько я жил, столько ты меня мучил. Столько же и ты будешь мучиться. Помереть не помрешь.

Спустился парень на пол и сел на то место, где сидел. Отец кричит:

- Где мать?

Мать выходит. Все вытаскивает вещи. Убитых людей на улице около двери прямо сопку наворочала. Парень спрашивает:

- Мать, все выбросила?

- Да все. Вот последнего тащу.

- Дай посмотреть одежду. Это не наша одежда. Это тунгусы. Отец не знал то, что они придут, все время мучил меня. Ну, мать, расклади огонь, вари еду. Теперь отец не будет с тобой говорить, я буду говорить. У тебя два больших котла. В одном котле еду вари, в другой, рядам повесив, воду согревай. Полный котел согрей, чтобы был кипяток.

Отец лежит на месте, кричит. Жена его перевязала. Кровь перестает идти. У холки только мясо пробито.

- Это я, отец, только для примера тебя так ранил. Хотел бы я тебя убить, я тебе поясницу пробил бы пешней.

Мать согрела в котле воду.

- Мама, дай котел сюда. Я буду мыть все, что я замарал.

Большой медный котел полон воды. Он взял эту воду. Штанов у него не было. Тело моет кругом, голову.

- Мать, на меня не гляди. Отец, закройся.

Мать отца закрыла, сама отвернулась. Парень залез в котел, вышел из него на доску и стал на ноги. Какие надо ноги, такие и стали ноги.

- Ну, мать, гляди на меня. Дай мне надеть что-нибудь.

Мать принесла новую парку, новые бакари. Он надел их и сел. Потом постели приносит мать. Постелил постели около отца одну на другую и сел. Мужик и мужик. Женщина в уме думает:

- Это что? Был маленький парень. Теперь стал мужик и ноги у него есть. Где были спрятаны ноги?

- Ну, мать, давай есть.

Также, как раньше отцу, на ночевку положила мяса. Говорит он младшему брату:

с.123:

-Ну, братишка, иди есть вместе.

Стали есть. Мать стала мужа будить:

 - Хэй! Кушай!

А сын говорит:

- Не надо будить. Пусть спит. Не надо давать мяса ему. Куда-нибудь я пойду, тогда корми, если хочешь кормить. Пока я здесь, не корми.

Месяц проходит. И так его не кормили. Голодом все сидит. Теперь сын говорит матери:

- Надо ломать чум. Два быка неужто не потащут чум? Сами пойдем пешком.

Отец лежит. Чум изломала мать. Все положила на санку. У них две санки. В одну пороза запрягла, на нее чум положила. На санку в два оленя отца и младшего сына положила. Сам и мать пешкам идут. Идут на юг через лайду.

 - Мать! Это какой хребет?

- Это здесь мои отцы живут; нгузундэи на этом хребте живут.

- Пойдем прямо к ним. Зайдем к ним в кучу. Будем жить здесь.

Пошли на этот хребет. Нашли здесь семь чумов. Они поставили свой восьмой чум. У матери было три старших брата и отец. Теперь к этому парню пришел отец матери и говорит:

 - Как это вы бросили свою родную землю? Почему ваш хозяин лежит?

Мать рассказала - так да так. Заморили своего сына, и вот так случилось. Годами он небольшой, и стал удалый мужик. Парень этот сказал:

- Теперь будем жить здесь и обратно не пойдем.

Моррэдэ стал поправляться и стал ходить. Но сына он слушает. Что тот скажет, то и делает.

Это я слышал от старика Ючи, мужа старшей сестры моей матери.

Вариант начала Моррэдэ-ныо

Р. А. Силкин,

16.ХI 1948 г.

Есть хребет Каха-ма и хребет Иё-ма. Это две шайтанские земли орды Бай. Теперь есть хребет Полкай у Агапы на той стороне. Потом по правую руку вверх по Агаgе есть две сопки Пурга.

Как раз здесь жил Моррэдэ. Он был Бай, а жена у него была Соматуй. У этой женщины было два сына. Один-то сын был маленький лет семи, но бегает уже сильно. На улицу выйдет, возьмет у матери пояс и таскает его, как ремень. Другой сын был немного больше. Этот большой парень сидит на конце досок у переднего угла. Рядом с ним сидит отец, потом младший брат, потом мать.

Младший брат все бегает за матерью - за снегом, за водой, а старший брат все остается один в чуме и никуда даже не двигается.

Один раз отец идет промышлять диких оленей. У него всего только два быка оленя. Но хотя и два оленя всего у него, но он все-таки хороший промышленник. Где местами этих оленей на привязи оставляет, где местами запрягает.

Отец ушел. Старший парень матери говорит:

- Ну, мать! Дай мне хоть кусочек...

с.124:

Вышеприведенное предание одно из наиболее характерных произведений фольклора энцев, в которых фигурирует охотник на диких оленей моррэдэ. Само это слово, как нам объяснили, означает "охотник на диких оленей, промышляющий, переходя с места на место на небольшой определенной территории". Необходимо отметить, что у нганасан, соседей энцев, близких им по культуре, образ моррэдэ хотя известен, но встречается редко и, видимо, в текстах энецкого происхождения. У нганасан в фольклоре типичны ситуации, связанные с охотой на местах переправ диких оленей через реки и озера, на так называемых поколках. У энцев, наоборот, поколки в фольклоре почти не упоминаются, а на первый план выступает охотник-моррэдэ, промышляющий при помощи оленя-маньщика. Эти различия в фольклоре, вероятно, очень древнего происхождения и, видимо, обусловлены традиционными особенностями хозяйственной деятельности предков обоих этих народов.

Свидетельствам того, что охотник-моррэдэ играет большую роль в историческом фольклоре энцев, является и то обстоятельство, что охотники-моррэдэ фигурируют и в сказке мифического характера - "Происхождение людей" (см. выше стр. 82-87).

Что касается походов эвенков в тундру, то они случались еще в ХVII в., но, разумеется, были меньше по своим масштабам по сравнению с описанным в данном тексте. Неправдоподобно, что эвенки приехали на санках. В древности эвенки ездили на оленях только верхом. В других вариантах данного предания так именно и описывается этот приезд эвенков. Превращение калеки в храброго воителя является распространенным фольклорным мотивом, свойственным не одним энцам. Обращает на себя внимание вражда между сыном и отцом; может быть, тут мы имеем какие-то пережитки матриархальных порядков, когда отец и сын принадлежали к разным родам и между ними существовало известное отчуждение. Приводимый здесь же вариант начала предания о Моррэдэ-ныо (это название означает дословно Моррэдэ-сын) показывает, что наш рассказчик Р. А. Силкин в общем сохранил основную канву повествования. Тем не менее, рассказывая то же предание через два месяца, он уже кое-что изменил в нем. В частности, хотя во второй раз в качестве места действия описан все тот же район верховьев реки Агапы, притока Пясины, в обоих случаях названы разные сопки и хребты, в первом варианте указан род жены Моррэдэ - Нгузундэй, во втором лишь ее племенная принадлежность, но зато указан род самого Моррэдэ (хотя заметим по этому поводу, что вряд ли в древности члены рода Бай попадали в бассейн Пясины), по-разному охарактеризован возраст младшего сына Моррэдэ и т. д.

(№ 19)

МОРРЭДЭ И СКАЗОЧНЫЕ ЛЮДИ

Р. А. Силкин,

18-19.IХ 1948 г.

Давно когда-то жил Моррэдэ. Как его назвать иначе? Тогда лука не было, стрел не было. Во время гона [т. е. случного периода] диких оленей он промышляет. У него есть ученый пороз. В то время, когда пороза порозует,

с.125:

он ходит диких оленей промышлять. Этого пороза он с собой таскает. Этому порозу на рога надевалась петля. А конец петли привязан к рогу у его комля. Эта петля (сило) сделана из ножных жил дикого оленя. Из трех прядей свита она руками. Он ходит промышлять диких оленей осенью, в ноябре, в "месяц дикого оленя". Он из племени сомату, этот Моррэдэ. Пошел он. Петлю одел на оленя. У этого пороза, которые рога неладно глядят, косо, их он наставляет таловыми палками и, веревочками обмотав, их привязывает. У этих палочек делает развилку, чтобы на ней держалась веревка петли. Лука он не имеет. Имеет рогатину. И другие тогда так промышляли.

Пошел он, запрягши оленей в санку, и пороза сзади повел. Идет он целый день и диких оленей не может найти.

И где-то стоял он близ моря. Шел, шел и попал к морю. И так и ночует около него. Море вечно талое. С хребта, где ночевал, увидел море. Утром, чуть светок стал, видит у края яра идет табун. Видит, что это гольные порозья. Важенок мало тут. До того догулялись большие порозы, что уже из силы выбились. Только молодые порозы за важенками идут. А старые порозы - рога большие - но насилу идут.

Видит Моррэдэ, что олени идут прямо к нему. Меня то ли видят, то ли нет? Скорее он торопится. Завертывает оленей, соскакивает с санки на землю и надевает на рога порозу сило [петлю]. Этого пороза направил на оленей вперед. Сперва повел его рукой, потом посунул, толкнул коленом. Пороз идет прямо на диких оленей, качает головой на обе стороны. Сердитый был этот пороз. Первый молодой дикий пороз к нему побежал. У оленя рога широкие, а у дикого - узкие, долгие. Стали они драться. Дикого оленя рога в середину между рогами домашнего пороза прямо и сило попали. Дикий олень сильный и оленя несет, несет боком. Теперь мой пороз упал с ног и рога опустил. Сило задернулось на рогах дикого оленя. Дикий олень стал таскать пороза на веревке-петле. Тащится, тащится мой пороз. В это время я побежал с рогатиной. И подбежал к нему ц сразу заколол в сердце. Упал дикий олень, и пороз мой встал на ноги. И сило я опять наладил на второго оленя.

Этого пороза он пускал на этот табун пять раз. Всего добыл пять порозов и всех их заколол. Остальные дикие олени ушли. Узнали, что человек здесь, и убежали от него.

Этих пять оленей опустил он. Целый день опускал, темно опять стало. Теперь он опять ночует на этом хребте. Убитых диких оленей собрал в одну кучу. Теперь он кушает, есть что покушать. Но этот Моррэдэ сам себе умом думает:

- Я, однако сильный! Мои олени этих пять оленей не смогут увести. Как я их увезу? Силу свою не знаю. С человеком не дрался нигде. Если бы я с кем-нибудь дрался, я бы знал, что я сильный. Но так-то я в себе чувствую силу!

И поглядывает на себя, на руки, на корпус.

- Люди старые говорят, что около воды, около моря белые медведи ходят; есть белоносый медведь. Сердитый, говорят. Вот попался бы этот медведь, я бы узнал свою силу. То ли он меня одолел бы, то ли я его.

Этот разговор про себя он кончил, сидит, покушивает. Откушался. Огонь не кладет. Огня нет у него. Лег на санку. Олени на привязи. Думает:

- Моя жена, однако, с ума сошла. Ждет меня долго; две ночи она ночует, как есть одна. Нет ни ребенка, ни кого-нибудь с ней.

Утром встает, свет светает. Но ясно, солнышко. Нет нигде мороку. Но ветер, буря. Глядит на море. Только тогда узнал, что такое волна. Это, что морок, поднимается, потом снижается, снижается. Это, оказывается, не

с.126:

морок, говорит он сам себе. Сперва поднялся, а потом снизился. Это волна, вал, оказывается. Дошел вал до края земли, пришел прямо к яру и рассыпался. Когда у яра рассыпался вал, видит он, что под ним у края воды что-то белеет. Вал это? Нет, это не вал, это что-то другое. Смотрит, смотрит, ох - это медведь. Такой, про которого люди говорят, белый медведь, какой-то длинный, большой; идет прямо к нему. Сам себе говорит Моррэдэ:

- Пойду навстречу, а то сюда придет, оленей моих напугает и оленей я упущу.

Схватил свое копье, которым колол оленей: верхний конец железный, а другой конец, как ловчейка. Идет и им, как посохом, подпирается. Подошел к воде. Медведь еще далеко, по берегу идет у края воды. Глаза его уже видно стало, верно, близко стоят друг от друга. Моррэдэ думает:

- Что я буду делать с этим зверем? Дерется он или кусается?

Подошел на ремень. Думает Моррэдэ:

- Он, однако, меня просит о чем-то, на дыбы встал, передние лапы расставил. Неужели он приглашает меня бороться?

Свою рогатину железом воткнул в землю и оставил тут. Рукавицы стал отгибать в рукав. Подошел к нему, думает:

- Я сперва говорил, что я сильный, но беда грудь широкая у него.

Неужели он слышал, когда я говорил про свою силу? Неужели он шаман?

Пока идет, так думает умом. Обнял его. Пока он стал обнимать его, медведь хлопнул его по шее. Моррэдэ даже головой не качнул, стоит, как палка. Медведь другой лапой с другой стороны опять шлепнул его. Моррэдэ стоит, как стоял, даже не покачнулся. Говорит Моррэдэ:

- Я думал, ты будешь меня кусать, а ты силой пробуешь. Дай я тебя попробую.

Моррэдэ его обнял, как человека. Одну ногу вперед выбросил, перевернул медведя через ногу и на спину бросил. Упал медведь на спину.

- Теперь как его буду пробовать?

Одной рукой давит его к земле, а медведь лапами царапается.

- Я сильный? Как я испытаю свою силу? Или ножом, или чем? Если ножиком колоть буду, то я не сильный. Ножом заколю - тогда не я убью, ножик убьет. Дай я его попробую кулаком ударить и об землю ударить.

Поднял правую руку и близ уха в шею ударил в сторону земли.

- Ну, как мой кулак ударил по шее, шея изломалась и в земле от кулака яма стала. Я в уме говорю: верно я сильный! С чего-то у него глаза выскочили?

Оба глаза выскочили совсем. Только на жилках болтаются. Теперь он его до смерти убил, глаза когда выскочили, даже ножом не тронув. Этого медведя он оставил тут на бревне, на коряжине. Положил его на бревно поперек.

- Когда в чум приду, потом принесу сюда санку или две и жену свою привезу. Вместе придем. Досюда беда что-то далеко.

Оставил медведя и пошел обратно к санке, к своей рогатине. Пришел к санке. Оленя дикого только одного положил на нее. Насилу олени его тащат по следу. Пришел домой. Жена говорит:

- Беда ты долго не был. Я чуть с ума не сошла. Хотела идти по твоему следу. Без тебя беда боязно. Вчера без тебя, на другой день, как ты ушел, пришел один человек. Такого человека в нашей земле я сроду не видела.

Муж говорит:

- Он какой был на вид?

Жена говорит:

- Я не видела, как он пришел. Пешком ли он пришел, или на чем-то,

с.127:

не знаю. Как на улицу вышла, его следу нигде не оказалось. Как с неба упал. Только двух ног есть след у двери. В чум зашел, не ко мне сел, а на другой стороне, на пустую доску. На нето глядя, я очень боялась. Сердце мое испугалось. Такого человека я не видела сроду. Глаза и лицо закрыты железом. В этом железе дыры, как сверлом просверлены, и в эти дыры глаза глядят. Рот то ли ножом проколот, или топором прорублен, за прорезом в железе только что-то шевелится. На нем лопоть, как рыбья чешуя, гольное железо, но пестрое, как рыбья чешуя. Вижу, что у него это железо светит, как огонь, как серебро. Нижней парки подол тоже виден там, красноватый. Мой котел красной меди. Вот такой подол у него виден под низом. Одной рукой он лук держал. Лук вижу, что железный. Вижу, что у него стрелы есть. Из-за плеча только концы видать, как серебро светят. Только концы видать. Тетива тоже железная. В два ряда витое железо, как веревка. Не видала такого человека никогда. Шибко боялась. Ну, и лук-то у него. На одном конце две головы, на другом конце тоже две головы. У него тетива задета за эти головы. Четырехголовый у него лук. Я думала, он меня убить хочет, что ли. Молчит, ничего не говорит. Молчал, молчал и ушел обратно на улицу. Даже не спросил: кто я, чья жена. Говорить что ли не умел?

Муж молчит. Ни разу даже не вскрикнул. Все слушал молча. И есть не ест. Жена огонь раскладывает, еду варит. Муж лежит, слушает.

- Как он ушел, я по его следу открыла дверь и тихонько посмотрела, он куда пойдет. Ушел. Недалеко от двери лук поперек взял и вверх поднялся.

Моррэдэ сел:

- Так по твоему рассказу я узнал этого человека. Ты говоришь, что никогда не видала? Это про них раньше у нас старые люди и мой отец рассказывали. Это не человек, это сюдобичу (сказочный человек). Это тоже люди, но название их сказочные люди. Эти люди летают. Оттого у него парка как рыбья чешуя, лук у него оттого железный, что они в своем краю бьют друг друга. Лицо у него оттого закрыто, чтобы железная стрела не пробила. Эту чешую только четырехгранная стрела пробивает, и то только кончик ее пройдет и то не прорежет далеко. Оттого у него красная медь, чтобы конец стрелы не вшел в тело. Это, так и знай, сказочные люди. Больше сюда ходить не будем, а то убьют нас. У нас ничего нет, одна лопоть. Только убитых диких оленей и медведя надо взять. Завтра утром пойдем. Увидят, не увидят нас, но все-таки сходим за ними, а больше ходить не будем, так как нас все-таки увидели эти люди.

Стали кушать. Поели и спать легли. Утром встают рано. Только светает, а они уже встали и поели. Оленей поймали и поехали оба, сам и жена.

- Жена! У тебя глаза острые, гляди кругом, пока едем, чтобы не пришел этот человек. Смотри. На небо смотри и на землю. Часто, часто гляди.

Вот дошли до медведя. Положили медведя на одну санку. Оленей диких тоже взяли.

- Ну, скорей, жена, шевелись и поглядывай. Я тоже гляжу, но может быть, ты скорее увидишь.

Едут, едут и до чума пока доехали, век головами крутили. Пришли домой.

- Жена, ты что думаешь? Не надо огонь класть, не надо нам огонь, не надо есть. Хоть темно, сломай чум. Я поймаю оленей, запрягу аргиш и скорее поедем.

Поймали ночью оленей. Ночью идут. Ничего не видать, идут с одного

с.128:

Утром светает, новых оленей поймали. Идут дальше, даже не остановились. Трое суток идут без перерыва, только имают новых оленей. Теперь на четвертый день пришли к своей куче. У него был младший брат. Отец умер, только два брата их и было. Того тоже Моррэдэ звали. У чума остановились. Младший брат вышел из чума. Младший брат говорит:

- Как вы так торопились? Пришли еще в темноте. Еще не светало. Как это вы ночью шли? Почему торопились?

- Младший брат! Хоу ха! Теперь не говори. У меня сердце совсем трепещет. Дышать не могу.

Отпустили оленей и в чум младшего брата зашли. Свой чум не велел жене делать. Стали еду варить. Младший брат говорит:

- Теперь говори, как жил, как промышлял? Диких оленей нашел ли?

- Младший брат, я говорить не буду. Я устал, все-таки испугался я. Пусть оба [старшая сестра] говорит. Я только пять оленей диких убил. Ну, одного медведя убил. Больше я не стал промышлять, испугался я.

Наелся и говорит:

- Сделай мне место спать. Я спать буду, устал я, а вы говорите. Уже день стал. Жена его стала рассказывать. Так же рассказала, как мужу своему. Тот молчал, все слушал.

- Ну, как не испугались оба. Это сказочный человек был. Лопоть у него железная. Друг друга они бьют, тоже я слыхал так.

Разговор кончили, спать легли. Утром встал Большой Моррэдэ, который ходил промышлять и говорит:

- Ну, младший брат, ты что думаешь? Надо нам аргишить. Где-то там лес есть. Туда пойдем, в тайгу. Там всякий разный народ есть.

Вот они пошли, пошли. Куча у них большая, все хантайскпе, сомату. Остальные старики все тоже стали говорить.

- Худого человека товарищ видел. Недалеко, где-то около моря живут эти люди. Сейчас мы от моря близко. Пойдем дальше куда-нибудь.

Аргишили, аргишили. Сколько времени аргишили, это не сказано. У реки Агапы есть Кэдама хребет. От этой сопки аргишили они семь суток. Остановятся и опять аргишат. Старики говорят: - Завтра опять аргишить будем. Они все-таки еще близко. Против Усть-порта есть сопка Кахама. Тут стоят шайтаны деревянные, всю землю видать оттуда. Оленьи рога здесь всю землю покрывают. Всей земли народ, когда проходит тут, оленей бьет. И сейчас диких оленей головы кладут на высокие осинки. Там били оленей все. Это считалась божья сопка у русских. Она в тридцати километрах от Усть-порта. Они близ этой сопки прошли и попали к Енисею у станка Содо [т. е. мыс], по-русски Крестово. На мысу встали. Куча их из семи-восьми чумов была.

Утром один старик вышел па улицу. Остальные спят. Весна, светло. Старик ходит по мысу, по его краю. Один раз в конце мыса споткнулся. Что это такое? Яма, дыра? Стал в эту дыру глядеть. Из этой дыры несет холодом. Наклонится - холодно, ветер идет. Поднимется - ветра нет. А от дыры ветер такой, что лицо мерзнет. Старик говорит:

- Однако эта дыра сквозь землю.

Теперь старик ушел домой.

- Что это за худая дыра? Что это такое?

Домой пришел, когда товарищи его уже встали, еду варят. Один старик есть седой, седой, едва ходит. Не шаман, простой человек, но старый, во рту зубов нет. Тот старик, который нашел дыру в земле с ветром, рассказывает ему:

- Ходил по мысу и нашел дыру. Дыра чудная. От нее ветер несет. Прямо рожа мерзнет. Я вижу, что эта дыра сквозь землю. Конец ее не видать, темно, темно.

с.129:

Тот старик открыл рот. Хотел слова сказать. У него только один был зуб и то шатался. Как отворил рот, хотел слово сказать, этот зуб выскочил на пол.

- О, товарищ! Ты нашел дыру. Эта дыра мне известна, про нее я знаю. Когда я был средних лет, мы как-то раз шли сюда втроем из-за реки дикого оленя промышлять. На этот мыс поднялись. Подошли близко. Мы думали, что дерево чернеет, как человек стоит. Подошли близко - это не дерево. Это оказывается какой-то амуки (дьявол), или леса (черт). Близко стали подходить, у него показались голова и плечи. Рук не видать было. Глаза у него, как огонь краснели. Большие у него глаза, как круг красные. Если это был амуки, который людей ест, он на нас бы прыгнул. А теперь мы подумали, что это дя-амуки (земли дьявол). Он показывался только нарочно. Как нас увидел - обратно полез вниз, вниз, и не стало его, как утонул. Я побежал к тому месту, где он показывался, к дыре. Поглядел в дыру: он забрался туда далеко, в потемках его видать. Он был подпоясан. Так я видел его. Пояс у него, весь пояс был приколочен медными пуговицами. Пуговицы большие, большие. Только краснели эти пуговицы. Это был амуки. Если бы он человека есть хотел бы, он не скрылся бы в земле. Это теперь поставили крестьяне на этой дыре крест. Эту дыру им заткнули. Он и сейчас стоит большой, деревянный крест. Отсюда и название Крестово. Это я видел, это знакомо мне.

Откушались они и пошли через Енисей. Все старики говорят:

- Пойдем через Енисей. Там все-таки народ. Не будем думать, что нас убьют. Все-таки там будем жить мирно. Тот человек летает, ему не долго придти. Там все-таки народ, не одни мы пропадем, а с народом.

Теперь они аргишили и дошли реки Большой Хеты. По этой реке поднялись, и там в ста километрах от устья есть такая земля, озеро Беханада тудио ("Осетровое озеро") или Танбиэ по-юрацки. Земля высокая, лесной хребет, с устья Большой Хеты его видно. Тут народ кругом - юраки, аседа, ючи приходят. Они стали тут и стали их расспрашивать, эти все юраки и аседа. Каждому все стали рассказывать, что видели охотники, каждому человеку. У них, у ючи, аседа тоже старики есть. Они все говорят, что это сказочные люди: летают, лук, стрелы - все железные. Ну, люди большие, крупные, люди сильные. Если кончатся у них стрелы, то силой одолевают друг друга.. Так все люди говорят:

- Это не врете, это правда, что видели такого человека?

Некоторые старики говорят:

- Теперь не думайте, сюда не придут.

Теперь в лес пришли хантайские самоди и стали жить у них. Теперь друг у друга стали сватать. Хантайский берет жену у аседа. Аседа берет у хантайского жену. Ючи берет хантайскую жену. Друг друга сватают. Хантайские берут у ючи. Пошли кругом свадьбы. Теперь стали два хантайских Моррэдэ жить тут. Младший брат Моррэдэ женился на ючей. Теперь конец.

II.

Младший брат Моррэдэ (Моринчэ) женился на ючей. Этот ючи, ее отец жил хорошо. Он был руководителем орды Ючи. Этот ючи где-то достал себе кремневое ружье. Моррэдэ говорит своей жене:

- Попроси у отца своего ружье, не даст ли он его мне. Целый год мы здесь в тайге живем, даже два года. Сейчас опять зима настает, сентябрь (дэвэсэда ирио) уже настал. Реки все талые. Не даст ли отец ружье. Я уже два года думаю. Надо пойти диких оленей промышлять, как их промышлял мой старший брат. Хотя в прошлые годы мой брат и говорил,

с.130:

что такого-то человека его жена видела пришедшего в чум. Если он меня найдет, то мне худо будет, убьет он меня. Но все-таки я хочу идти. Но пойду я не один. У твоего отца есть сын, зовут его Лихома. Его позовем, я один не пойду, боюсь по рассказу старшего брата. Если он начнет бить, его ничем не добудешь, ни топором, ни ножом. Может быть, правда, его возьмет свинцовая пуля. Попросим его. А потом брату твоему я скажу. Может быть, он пойдет. Все-таки сила у него большая в руках. На это я надеюсь. Только, может быть, что он не подойдет, будет бить нас стрелою.

Жена пошла к своему отцу. Женщина она молоденькая. Села около своей матери, кусает ногти, смеется. Хочет сказать, но только краснеет и белеет. Старик ючи говорит, заметив это:

- Ты что, дочь, переменяешься лицом? Какие вести принесла: хорошие или худые?

- Худые-то не худые. Я принесла такое слово. Мой муж говорит, что у тебя ружье есть. Он его сроду не видел. Он хочет диких оленей бить. Если ты не хочешь ружья дарить, то дай ему его до весны. Вот что мой муж сказал. А, во-вторых, он сказал, что брата моего старшего Лихому, который дома сидит, хочет он попросить себе в товарищи. "Один-то я не пойду, - говорит, - боюсь все-таки, вдвоем-то ладно будет".

Отец сидит, молчит. Потом стал говорить:

- Дочь! Почему нельзя дать ружье? Он ведь диких оленей много убьет этим ружьем. Я ему еще доску дам. Нам еще лучше будет, если он диких оленей добудет. У нас здесь диких оленей нет. А насчет Лихомы, тот сам знает. Большой парень он, если хочет, пусть идет. Один день он будет ружье держать, другой день - зять. А свинцу у нас хватит на зиму. Дать-то дам ружье, и сына, если он захочет. Но только боюсь. Говорили вы, что какой-то человек заходил в чум. Это Большой Моррэдэ всем говорил, и этот рассказ зашел далеко по людям. Ну что, Лихома?

Лихома говорит:

- Пойду я со своим младшим зятем. Раз отец отпускает, то пойду. Хочу диких оленей добывать. Зайцев и куропаток плохо добываем, только на оленей глядим.

Отец говорит:

- Ладно, но только позовите Большого Моррэдэ. Пока вы будете ходить, он будет в чуме сидеть, оленей хранить. Все-таки без него у вас дело плохо будет. Потому что со старых времен мы знаем, что он шибко сильный человек. Мы не видели, чтобы он с кем-нибудь дрался, но что-нибудь схватив, из этого крошки делает в своей руке. Сила-то, наверное, у него еще есть, не шибко старый он человек. Эти сказочные люди, худые люди; здоровые, все время из лука стреляют. Летают эти люди. На чем летают, неизвестно. Возьмет в руки лук и стрелы и летит.

Дочь ушла домой и говорит:

- Отец дает ружье. Старший брат с тобой хочет идти. Отец еще радовался, что диких оленей добудете. Свинцу, если у тебя нет, у него много.

- У меня откуда свинец, ружья если нет. Ружье я раз видал у него на санке; в руки не брал, лишь посмотрел - ружье такое, кремневое.

День прошел; все налаживается Моррэдэ, но старшему брату ничего не говорит. Налаживает санки. Все это делает постепенно. Раз утром встали. На улице все люди сели. Большой Моррэдэ сел на санку у переднего угла. Младший Моррэдэ думает:

- Дай я скажу старшему брату.

Подошел к старшему брату, сел около него.

- Ну, что скажешь, младший брат? Ко мне ты никогда не приходил. Наверное, что-то хочешь сказать.

с.131:

- Я скажу. Хочу диких оленей промышлять. Ружье я нашел. Товарища я нашел, ючи парня, Лихому. Откуда мы пришли, туда пойду. К морю пойду, туда меня тянет. Возьму с собой пороза, которого ты таскал. Я буду промышлять порозом я ружьем. Разве, пока иду, гулянка у оленей пройдет. Тогда толку мало будет с порозом. Тожно с ружьем буду промышлять.

Старший брат молчал, молчал. Потом поднял голову и говорит:

- Пойти-то пойдешь. Но ты сумеешь ли то ружье держать? Это плохое ружье. В тихом месте его надо заряжать. Олова, свинцу надо, который потверже. Олово не так бьет.

- Я видел это ружье. Осторожно буду его держать. Но в пургу, в ветер его замочит. У него порох на виду. Ну, как-нибудь буду его держать. Но есть у меня слово для тебя. Не пойдешь ли с нами всем большим чумом? Два чума туда повезем.

- Ну, младший брат! Как же я от тебя отстану. Если бы я здесь остался, я бы всю зиму не спал. Там, если я увижу, я буду знать, как тебя убили, или стрелой, или топорам, все-таки буду глядеть. Я не боюсь топора, ножа и руки. Но боюсь я стрелы, потому что на мне нет железа. Оленья шкура не удержит стрелы. Но все-таки пойду. Убьют, пусть убьют вместе. Но большого чума не надо брать. Бери свою жену, и я возьму свою старуху. Будут у нас две женщины и мой чум. Твой чум пусть останется целиком.

На завтра встали и пошли. Чум сломали. Лихома собрался. Ружье взяли и олова и свинцу. Ючи старик сам принес ружье зятю и говорит:

- У тебя есть чехол?

- Чехол есть у меня, - говорит зять. - Жена мне его сшила. Как ты согласился дать ружье?

- На тебе ружье. Ты подымай крючок. Как подымешь, за гвоздик задень. Крюк упадет, и оленя ты давно убил. Только в тихую погоду промышляй с ружьем. Если в ветер будешь стрелять, то как-нибудь закрывай порох, который на виду. Как я тебе показал, так делай.

Оленей поймали. Ушли. Моррэдэ взял сто зверей. Сам старший Моррэдэ идет передом, младший оленей гонит. Лихома за передовщиком идет. Вот они пошли по тому следу, по которому пришли. Большой Моррэдэ знает его. Как раз поднялись по мысу Крестовскому. Пришли к сопке Кахама. Старший Моррэдэ говорит:

- Будем здесь дневать. Завтра пойдете оленей бить, ты, младший брат, и ты, Лихома. У самой сопки бейте. Там деревянные шайтаны на сопке. Всех их намажьте кровью и при этом говорите: "Чтобы мы обратно пришли здоровые и оленей диких бы добыли". Так говоря, мажьте их кровью.

На завтра пошли оленей бить. Днюют тут. Оленя-лончака убили. Пришли, оленье мясо принесли, сварили. Наелись и спать легли.

Женщины все еще сидят около огня, посуду убирают, в котлах снег тают. Трое мужчин лежат, не спят. Большой Моррэдэ говорит Лихоме:

- Ну, теперь не надо крепко спать. Вот сейчас ты спишь здорово, а потом надо воздерживаться. Часто надо поглядывать на улицу. Теперь мы к той земле подходим. Надо умерять свой сон. Так же и ты младший брат, может я засну и придет тот человек и нас убьет. Не будем если спать мы, тогда услышим, может быть, он что-нибудь будет говорить. Все спать легли. Огонь угас. Утром все встали. Все благополучно. Пошли. Рано пошли, поздно встали. Аргиш большой дали. Остановились, только светок насилу видать. На другой день опять большой аргиш, и стали на хребте Кэдама.

с.132:

- Ну, теперь, как думаете? Здесь будем дневать. Один из вас пусть идет искать диких оленей; на еду их пусть добудет. Или двое идите. Вдруг вам попадется какой-нибудь человек, вдвоем будете крепче.

Утром встали. Двое ушли - младший Моррэдэ и Лихома - промышлять. Весь дань ездили, ничего не нашли. Идут обратно, заворотились к чуму. Вдруг увидели следы одного пороза. Олени уж перестали гулять, разбились по одиночке. К этому дикому оленю стали подкрадываться. Лихома говорит:

- Дай я отца ружье попробую, а ты доску снегом замажь.

Положил порох, туго, туго втолкнул пулю, все, как отец, говорил. Зарядил ружье Лихома и пополз за доской. Дикий олень лежит. Чуть видно его, еще светит вечерняя заря. Моррэдэ видит его. Подошел Лихома к дикому оленю. Раньше он промышлял что ли, но дикий олень его не замечает, замазана снегом доска. Ружье хлопнуло. Только земля дрогнула, подумал Моррэдэ, чуть земля не пошевелилась. Дикий олень опрокинулся вверх ногами, даже на ноги не встал. Лихома подбежал к нему и ножом заколол. И я встал и пошел к нему с санками. Подошел к нему, а он уже оленя опускает.

- Ну, Лихома! Беда у тебя громко стукнуло ружье; едва я не испугался, я не знал его гул.

- Как не испугаешься. Ружье толкнуло мое. Когда ты у своего уха будешь держать его, тогда испугаешься и глаза тебе ослепит порох. Оленя обдерем, да торопиться будем. Дьявол вдруг придет, про которого говорила жена твоего старшего брата. Может он нас видит.

Поели максу, почки. Кровь попили. Положили по половинке на каждую санку и пошли. Пришли к чуму. Остановились около переднего угла, около шайтана. Слышат, как в чуме Большой Моррэдэ говорит невестке:

- Иди скорее, возьми свою ночевку и принеси горячей максы и крови. Кажется, добыли они диких оленей.

Женщина выскочила на улицу. Верно, около шайтана уже свалено мясо. Взяла женщина мяса. Большой Моррэдэ стал сагудать. Пришли те двое. Сели на место на своей сторане. Большой Моррэдэ говорит:

- Что видели?

- Ничего не видали. Дикого оленя видели. Только одного видели дикого оленя, - Лихома говорит, - когда обратно шли. Его и добыли.

- И такого ничего не видали, человека или чего-нибудь?

- Нет, не видали.

- Но близко от этого ходим. Море уж недалеко. Ну, завтра аргишить будем.

Утром аргишат опять. Один большой аргиш дали и остановились.

- Ну, как друзья? Вы досюда доходили?

- Нет, мы еще дальше ходили.

- Ну, тогда завтра опять аргишить будем.

Утром встали, опять аргишат. Аргиш небольшой дали и остановились.

Большой Моррэдэ говорит:

- Ну, как, Лихома, вчера этого места доходили?

- Нет, назади осталось.

- Ну, теперь здесь будем стоять. Отсюда будем везде ходить.

Назавтра встали. Встанут, идут промышлять. Диких оленей то пять принесут, то двух-трех. Много не таскают. Все время младший Моррэдэ и Лихома вместе ходят. А тот век в чуму остается.

Однажды товарищи ушли промышлять. Он сидит у переднего угла на санке и считает убитых оленей по головам.

- Да. Мои промышленники убили двадцать оленей всего.

с.133:

Стал смотреть по санкам, своим, невесткиным. Кажется, 20 оленей ладно будет, если положить по одному оленю на санку. Если бы еще 20 добыть, то совсем ладно будет, по два оленя положим на санку. Но только что-то болит у меня голова, что-то неладно будет.

Это такая примета есть: если ломит голову, то или заболеет, или убьют его; что-то в общем худо будет.

- Дай я сниму сокуй. Пойду к своей старухе.

А тех ребят нету. Сокуй снял. Пошел. И как раз старуха обед готовит. Солнце на полдне. Зашел в чум. Сел около старухи. Поставила еду старуха. Кушают. Старухе говорит:

- Считал я убитых диких оленей. Я только головы считал. А сколько мы съели?

- Мы съели только два оленя целиком.

- Если мы два оленя съели, то у меня конец аргиша пустой будет. Если добудут еще 20 диких оленей, то хватит на два чума. Но если еще 20 диких оленей добудут, то это пай Лихомы будет. Но, - говорит он, - хватит-то хватит. Но что-то у меня левая сторона головы болит. Ребята здоровые, дай я завтра один пойду. Они пусть отдыхают.

Только съел последние куски, слышно стало на улице, как они пришли. Младший Моррэдэ закричал:

- Ну, жена! Где ты? Возьми ноги, максу, пока горячие.

Выскочила невестка на улицу. Принесла ноги и максу и подала старшей женщине. Они зашли в чум.

- Ну, сколько поймали?

- Пять диких оленей только. Но олень дикий есть. Но добыть не можем. Пугаются - потому что тихо.

- Ну, если дикие олени есть, то завтра пойду. Вы отдохните.

Поели и легли спать. Утром встали, наелись, оленей стали собирать. Большой Моррэдэ запряг два оленя. Так-то все запрягали 3-4 оленя, но эти олени-то олени. Два белых, как лед, оленя. Пошел и ружье с собой взял в чехле и рогатину с собой берет. Младшему брату говорит:

- Рогатину никогда не оставлю. Если попадет какой человек, я все-таки буду бить его рогатиной, если рука не достанет.

Идет целый день. Солнце стало от полдня двигаться к закату. Видит, что недалеко впереди его большой хребет. И видит, что на хребте стоит человек. Не один человек, санка около него, запряженная оленями. Оленей два. По виду олени, кажется. Оленьи рога загнулись назад на всю спину, а потом загнулись вперед. Близко подошел и подумал:

- У! Это, однако, как мамонта рога!

На расстоянии ремня стал от этой санки. Поводок у нее долгий, десять сажен. Человек сидит на садке, ничего не говорит. Когда вожжой дернул Моррэдэ, он стал оборачиваться. Целый час оборачивался. На меня глянул, глаза насилу видно, где-то далеко, рот далеко. Перед носом железо, брус с покатом, чтобы стрела скользила. Это железо острое, как точеный нож. От лица железо ушло гребнем с покатами до колен. Железо светит сквозь парку.

Моррэдэ молчком удивляется, как кузнецы их куют. То ли льют, то ли куют. Он не знает, как это делается. Теперь Моррэдэ на ноги встал. Пошто он говорить не хочет? Или я ему буду говорить? Почему он говорить не хочет?

- Откуда пришел ты друг? Какой такой человек ты?

Он ответил:

- Я человек-то человек, но моя земля далеко. Я нарочно пришел на этот хребет глядеть. Слышал я, что один человек приходил сюда на край моря, Моррэдэ. Я слышал это от своего сына. Он сюда через море летал.

с.134:

Мой сын самого человека не видел, но в чуме его жена сидела. Оттого его назвали Моррэдэ, что дикого оленя промышляет с порозом. Я думал, что этот человек опять придет. Потому я пришел только смотреть, проведывать землю. Ты какой человек?

- Вот ты про какого говоришь человека Моррэдэ, вот это я, может быть. Я ходил на край моря. Сын твой меня не нашел, но к моей жене заходил. Я этот самый и есть, о ком ты говоришь.

- У тебя что это на другой стороне санки? Я не видал этого никогда. Лук что ли? У меня лук вот на виду. А у тебя что в мешке? Почему так хоронишь? Дай посмотреть его мне.

Моррэдэ сказал:

- На что тебе смотреть? У тебя лук, у меня ружье.

- Ружье-то ружье, но покажи, посмотреть мне надо.

- Ну ладно, достану, если хочешь посмотреть.

Моррэдэ достает свое ружье. Положил на санку. Вот он видит ружье.

- Но как оно бьет? Оленя дикого когда бьешь, где у него стрела?

- Стрелы у него не видать. Там пуля, свинца такой кусок у него внутри.

Достал шомпол и показывает, что вот им забиваем ее.

- Стрелять-то стреляет. Вот этим толкаем пулю в ствол.

- Но как она летит?

- Это порох ее толкает.

- Что такое порох, я не знаю. Это что за название порох?

- Пороха название "червя болотного икра".

- Он как бьет? На сколько?

- Это видишь, вон сопка. Вот у той сопки оленя бьет.

- Хи! Пангэй! Это какой лук? Простое железо, только дыра в нем. Как оно убьет оленя? Вот мой лук, посмотри.

Достал лук, достал железную стрелу.

- Стрелишь, и тут и будет лежать. Вот давай, я поставлю своего оленя на ту сопку - убьешь ли его?

- Нет, нельзя так делать. Убью я твоего оленя.

- Нет, не убьешь. Что им убьешь?

Выпряг коренного оленя. Пошел, воткнул в сопку палку и привязал.

- Ну, стреляй. Как ты выстрелишь, я посмотрю. Если ты этого оленя убьешь, я тебе оленя дам, санку дам, лук дам. А если ты не убьешь, я тебя задушу и на палке повешу здесь, если ты моего оленя не убьешь. Ну, теперь целься. Или будешь целиться, или как?

Смотрит в дуло.

- Твоя пуля где выйдет? Из этой дыры выйдет?

Моррэдэ, пока сказочный человек смотрел в дуло ружья, опустил курок в оленя. Олень упал. Куда он денется от пули? Когда Моррэдэ ружье опустил, посмотрел:

- Где мой товарищ?

Ищет, ищет около санки, нигде нет. Куда он спрятался?

Посмотрел вверх. Около облака он там и разговаривает:

- Кэйзау! Кэйзай! Оу-ха! Что это такое? От твоего звука у меня чуть глаза не выскочили. И сам испугался, и олень пропал. Теперь я и близко к тебе не пойду. Я пойду домой. Возьми оленя моего последнего, возьми санку. Это что такое достало до далекой сопки? Мы друг в друга стреляем на расстоянии стрелы. Один наступит на один конец, другой на другой и так стреляем. А твой свинец я и не видел.

Этого сказочного человека имя Эддо-заа-бэсэ (Острые железные латы). Теперь он упал около него и дает оленя, дает санку.

с.135:

- Нет, - Моррэдэ говорит, - твою санку и оленя не надо. Только возьму того оленя, которого убил, вместо дикого оленя. Только не ходи сюда и я больше не приду сюда.

Вот он взял своего оленя и санку и ноги в пятки. Он когда ушел, Моррэдэ говорит:

- Эх ты, человек, человек! Видом ты большой, но только хвастаешься своим железам, если ты испугался звука ружья. Хоть даром у тебя железо. Если бы подрались, я бы тебя намял. Хоть стрелы у тебя, мне что тебя стрелять, что кулаком побить.

Теперь Моррэда оленя положил на санку и скорее обратно идет назад. До середины дороги дошел. Даже не успел чихнуть:

- Один человек впереди моих оленей на ноги встал. Прямо с неба упал. Как рыбья чешуя, у него железно. Четырехголовый лук у него в руках. Такой, как моя жена рассказывала.

Олени идут. Он за вожжу схватил:

- Ты куда идешь? Остановись! Ты моего отца оленя убил. Ну-ка, достань свой лук. Я свой лук достал.

Он лук держит в руках со стрелою.

- Давай будем пробовать. Если я тебя одолею, ты будешь здесь на хребте висеть на стреле.

Моррэдэ осердился.

- Это что на меня накинулись? Домой не пропустят. Один ушел, другой пришел. Так им конца не будет.

- Вот ты моего отца оленя издалека убил. Вот теперь мы наступим на стрелу и будем стрелять; я - из лука, ты - из ружья, кто убьет скорее.

Теперь Моррэдэ ружье достал. Пуля положена была.

- Ну, давай, убивай меня скорее, а то конца краю вам не будет.

- Ну, ты пробуй меня. У тебя где стрела? Ты железом толкать будешь?

Моррэдэ ружье поднял, прямо в грудь тому уткнул и думает:

- Пройдет ли пуля сквозь железную чешую или назад вернется?

Моррэдэ и он выстрелили. На одну секунду успел раньше выстрелить Моррэдэ из ружья. Звука еще нет, но человек упал на спину. Потом звук слышен стал. Пуля, верно, вперед звука уходит. Стал осматривать убитого, кругом ходит. На груди все железо выломано, а на спине пуля застряла в чешуе.

- Да! Так свинцовой пулей тоже можно убить. Разве только далеко не бьет, а близко - прошла моя свинцовая пуля сквозь железо. Он не успел стрелой стрелить и упал.

Достал стрелу этого человека. Воткнул ее в землю и на нее поставил человека лицом к тому хребту, откуда ушел его отец. Как будто стоит человек.

Человека поставив, он идет дамой. Едет и все думает:

- Однако теперь их конца не будет. Одного убил, другой, может быть, завтра придет, может быть, сейчас придет.

Моррэдэ домой пришел и аргишил обратно. Но слово осталось на том человеке, которого он убил. Моррэдэ перестал говорить, но стали говорить сказочные люди.

Это слово ушло через море и пришло к чуму Эддо-заа-бэсэ. Народу полно. Он стоит с народом у берега моря. Там три мыса. (Поэтому это место называется Нэгу содо-"три мыса"). На каждом из них по большому чуму, всего три больших чума. По краям мысов с каждой стороны по 100 чумов, всего 200 чумов. Народу полно. Где стрелы делают, где

с.136:

луки, где просто сидят на улице. Эддо-заа-бэсэ на санке сидел и своих товарищей из двух больших чумов кликнул:

- Идите сюда на час!

Один пришел Аяба-ныайо ("Свинцовый пояс"). Вся одежда у него из свинца. Другой пришел, по виду известно, что это Няра-ныайо ("Медный пояс"). Пояс до того широкий, что весь у него живот закрыт до груди. И вся одежда у него из красной меди.

Сели они около Эддо-заа-бэса. Няра-ныайо говорит:

- Ну, как долго у нас нет старшего брата, твоего сына. Долго что-то нет. Дай-ка я пойду посмотреть. Что ты скажешь, старший брат? Он живой ли? Может быть он мертвый? Что ты такое неладно говорил, что простое железо так гремит, что от звука я вскочил на небо и не было сердца внутри, до того я испугался. И оленя убило. Далеко был поставлен олень на сопку и из железа вышел кусок свинца и убил его. Мы стреляем, стрелы видно. Из этого железа долго ли убить нашего старшего брата. Вот сейчас у меня лук на руках. Пойду смотреть старшего брата. Мы жалеем его. Он был лучший из нас. Ты, может быть, не жалеешь своего сына, а мы жалеем.

Он вскочил на ноги и с этого места поднялся вверх. Шел, шел. Пришел к тому месту, где висит на стреле старший брат. Три круга дал и сел. Стал кругом ходить.

- Ну, старшего моего брата убили. Если бы нашел того, кто убил, то сейчас руками бы убил. Только разве не найду его. Говорит мертвому:

- Старший брат, стой! Вернусь когда, увезу тебя домой.

Опять поднялся. Глядит по следу Моррэдэ. Летит, летит по следу от земли не далеко. Идет, идет. Пришел.

- Ух! Аргиш идет. Два аргиша и три человека в санках.

Пришел вперед этих людей; на землю встал перед Большим Моррэдэ. Оленя за вожжу поймал:

- Куда идешь? Не ты ли моего старшего брата убил? Остановись! Я тебя сейчас убью. Привяжи санку и бери свое оружие, чем ты убил его.

Моррэдэ тоже рассердился, привязал оленей:

- Что это привязались? Я говорил, что конца не видно будет. Они летают, а мы идем на оленях.

- Стрелять не буду, луком ударю, - сказал Няра-ныайо.

Поднял лук и стоит. У Моррэдэ все щеки кровью залило. Загнул одну рукавицу под рукав и хлопнул прямой рукой по шее. И тот не успел луком ударить, с ног упал на землю. Лук отнял, бросил на санку. У этого сказочного человека глаза выскочили, как раньше у медведя. Медь промял и кость шеи изломал своим кулаком. Посадил его на лук и говорит:

- Как хотите меж собой ругайтесь, а к нам не ходите. Вы не люди, а вроде комаров. Стреляете, друг друга бьете, а нас не можете убить.

Недалеко прошли и опять человек упал с неба. Это Аяба-ныайо. Как упал на землю, сразу достал две стрелы. Одну в руке держит, другую на лук положил стрелять. За вожжу не имает, сразу в санку целится, в Моррэдэ. Только хотел слово сказать Моррэдэ, в самое сердце попала стрела. Аяба-ныайо опять стрелу взял, тех двух прикончил: младшего Моррэдэ и ючи-парня. И оба аргиша домой ведет Аяба-ныайо и двух женщин. Обе они плачут. А тех мужчин оставил мертвых, не поминай их лихом.

Аяба-ныайо пришел к младшему брату, висящему на луке. Взял его с собой. Потом пришел к другому брату, висящему на стреле. Велел женщинам чум делать.

с.137:

- Младших братьев оттаю и перенесу через море.

Ну, ладно. Чум поставили. Женщины плачут. Но что сделают? Боятся. Аяба-ныайо рядом с молодого Моррэдэ женой сел.

- Давай еду, - говорит, - есть охота.

Молодая женщина боится этого чудовища. Давай еду варить. Покойников - старших братьев - в чум положил обоих.

Своего края дошел. Говорит он Эддо-заа-бэсэ:

- Вот теперь этих людей, трех человек я убил.

А старший брат Эддо-заа-бэсэ говорит:

- Как ты убил их? По-моему, ты не мог их убить. Как ты успел их убить? Я поумнее тебя, похитрее тебя, да не мог. У него ружье. От него никак увернуться нельзя, потому что не видать.

- Одного младшего брата моего убили этим железом. В груди у него дыра, но насквозь не прошла. Я убил их, пока они на санках сидели. Я успел вперед выстрелить. Если бы не успел, может быть и меня бы убили. Я успел вперед всех выстрелить.

- Сегодня отдохни, а завтра собирайся. Вместе, вдвоем мы пойдем. Пойдем не туда, а в другую землю. Если мы пойдем в лес, то там ружей много и мы живые не вернемся. Пусть твои два старших брата пропали, но у них все-таки один лишний человек пропал.

Назавтра встали и ушли двое, но не пешком ушли, а полетели, близ облаков идут. Эддо-заа-бэсэ идет впереди, Аяба-ныайо - за ним. Летят, летят, гонят вдоль края моря. Там опять три мыса вытянулись в море. На этих трех мысах три железных чума без труб, как балаганы стоят. Вокруг этих чумов, других чумов краю конца нет. Народ играет - стреляют, борются. У трех железных чумов на переднем углу сидит по человеку. У крайнего чума сидит человек с железной грудью Бэсэ-пэйзуо. Эддо-заа-бэсэ говорит:

- Его грудь, как острый нож, светит.

У среднего чума человек сидит в железной шапке. Светит она, как солнце. Только глаза и рот видно. Одежда тоже железная. Его имя будет Бэсэ-тази. У крайнего чума человек сидит, наклонился. У него на голове острое железо видно; то ли от сокуя острие, то ли нарост острый. Поднял голову - это от сокуя острие. Раз ты острую голову носишь, твое название будет Бэсэ-нока.

К самому среднему чуму они подлетели и около сидящего здесь человека упали на пол и около этого человека сели. Бэсэ-тази говорит:

- Что у тебя, Эддо-заа-бэсэ, случилось? Почему ты невеселый?

- Как не буду невеселым, если у меня двух сыновей [?] убили. Один это - Няра-ныайо; другой - Карэ-сэйраха-бэсэ. Только остался один мой младший брат Аяба-ныайо. Я рассердился и пришел сюда. Если хотите меня бить, бейте, а то я вас кончу все равно.

Бэсэ-тази говорит:

- Почему ты так говоришь? Почему ты так говоришь? Ведь не мы его убили. Кто такой его убил у вас?

- Это где-то Енисей есть. На нем люди живут, два Моррэдэ. Один Большой Моррэдэ и убил моих двух сыновей. Одного кулаком убил. Такой у него кулак, что железо сломал и шею разбил. Другого из ружья убил. Но ружье у него такое чудное. Насыпается в него икра болотного червя и кусок свинца кладется. И этим он убил. Удивляюсь я этому его ружью. Моего оленя оно убило. Как хлопнуло у него оно, голк шибко громкий у него, я шибко испугался. Ружье ли у него, лук ли у него, я никак не могу назвать это.

- Да, это правда, - Бэсэ-тази говорит, - наши деды рассказывали,

с.138:

что есть такой человек - oдин Моррэдэ; оленя бьет железом. Железо у него набивается куском свинца или олова, два сорта его. Вот на мне медь. Эту медь то железо проломит. Есть такое железо в виде рыбьей чешуи. Его тоже свинец пробьет. Такой рассказ был, мы знаем. Но мы причем, мы разве виноваты? Мы разве говорили - иди туда? Вот ты меня хочешь бить. А если я тебя убью, кто будет виноват?

Вскочил на ноги, сдернул свой лук и говорит:

- Давай попробуем, если хочешь.

Бэсэ-тази достал из-за плеча стрелу, бросил ее на землю, наступил на ее конец и говорит:

- Наступай на другой конец! Удержишься или нет?

Луки схватили. Стрелы на луки положили, в грудь друг другу направили и давай стрелять. Только тетивы шлепают. Этот Бэсэ-тази две стрелы спустил и тот другой Эддо-заа-бэсэ три стрелы спустил. Но куда стреляют, не могут попасть, все мимо. Уперлись друг в друга стрелами, но не могут попасть друг в друга стрелой. Не знаю, как они увертывались.

Эддо-заа-бэсэ достал еще две стрелы и говорит:

- Берегись, друг! Увернешься от этих двух стрел, тогда ты меня убьешь.

Две стрелы сразу пустил. От второй стрелы Бэсэ-тази не увернулся. Все железо на нем вырвала стрела и срезала одну руку. Стрелы были вилкой. Последней стрелой не стал стрелять Эддо-заа-бэсэ. Просто так оторвал ему одну ногу. Остался Бэсэ-тази без ноги и без руки. Сидит, воет:

- Бэсэ-нока! Чего ты сидишь? До чего ты меня допустил, что я без ноги и без руки остался!

Бэсэ-нока вскочил и тот другой, Бэсэ-пэйзуо, вскочил. И взяли они луки и стрелы. И взял лук и стрелы Аяба-ныайо. Стали все стрелять друг в друга. До того сильно стреляет Эддо-заа-бэсэ, что видно, как попадет он в чум и чум сломает сразу, попадет в народ - и как ворота сделает. Эддо-заа-бэсэ говорит младшему брату Аяба-ныайо:

- Этот народ, как олово, растопился, как я стал стрелять из своего лука.

Семь суток стояли, стреляли. Только Бэсэ-пэйзуо остался. Бэсэ-нока застрелили и народ на седьмые сутки весь истребили. Ни один чум не остался. На восьмые сутки не осталось в живых ни Бэсэ-пэйзуо, ни Эддо-заа-бэсэ. Остался один Аяба-ныайо. Сказал его старший брат перед смертью:

- Как олово рассыпался народ!

Кончил эту землю Аяба-ныайо. Летит дальше, взяв свой лук. Долго ли шел, опять увидал мыс. Один большой долгий мыс. На нем один железный чум. У этого чума один человек сидит. Хорей его стоит около него. Хорей у него весь витой, как винт, и цвет его, как у железного винта. Этого человека Аяба-ныайо назвал Бэсэ-корио (железный хорей). Теперь с неба около него упал Аяба-ныайо и стоит молча, лук держа. Бэсэ-корио встал:

- Что молчишь? Меня если бить хочешь, я ни в чем не виноват. Если я виноват, лучше я подарю одну девку. Оставь ты меня живым. Я видел, что ты много людей свалил. Бери одну мою дочь, только оставь меня живым. Если согласен, то зайдем в чум.

Аяба-ныайо молча лук положил на санку. Наверно согласился. В чум зашли. Стали налаживать еду.

- Вот моя дочь.

с.139:

Грудь вся в баса (железных украшениях), лицо закрыто баса. Только блестит эта девка. Около лица навязаны цепочки железные. Не надо свечки, от нее все светится, так она красива. Аяба-ныайо около нее сел.

- Если такую жену возьму, то перестану убивать. Из-за такой жены можно перестать. Я сколько видел женщин, такой красивой не видел.

Еду сварили и стали кушать. Бэсэ-корио говорит:

- Как, зять, тебе понравилась жена? Свои слова не переменишь?

- Нет, тесть, не переменю.

- Ну, кушай мирно, спи спокойно. Ничего плохого не думай. Завтра запряжем аргиш, повезешь жену в свою землю. Ладно?

Теперь кокуль повесили. Огонь угас.

- Это у моей жены грудь-то видно было, а теперь на спине почему не видать тела? Гольное железо!

Стали кругом ходить его руки. Эта девка повернулась. Сразу в охапку поймала его и в потемках они стали драться.

Всю ночь дрались. Но Аяба-ныайо все снял с себя, а тот одет был. Утром стало светать и весь народ на него напал. И тащат, и колют его топорами и ножами. Большой свет стал, и кончился Айба-ныайо. Больше не поминай его. Аяба -ныайо кончили. Если бы был одетый, то скоро не кончили бы. И тут и конец.

Эти рассказы знает каждый настоящий человек.

В этом предании объединены вполне реалистический рассказ об охотниках моррэдэ и элементы фантастического песенного эпоса сюдобичу с их драчливыми, летающими по воздуху, одетыми в железо и медь богатырями. Очевидно, такая контаминация - результат творчества самих сказителей. Бытование песен сюдобичу рядом с реалистическими дёре и вызвало попытки объединить их в одном связном повествовании. Следует отметить, что эпизоды встречи с "человеком из сказки" - сюдобичу, демонстрации ему силы ружейного боя и т. п. бытуют и как отдельные небольшие рассказы (см. ниже "Сказочный человек"). Не исключено, что известия об одетых в шлемы и панцири воинах центрально-азиатских государств, встречи с русскими казаками в кольчугах и шлемах также способствовали включению элементов эпоса сюдобичу в дёре.

Правда, странно, что сказочные воины рисуются более отсталыми по сравнению с энцами, что в отношении к ним несомненно проглядывает элемент иронии. Видимо, здесь дело в том, что если рассказы о моррэдэ отражают скромный трудовой быт охотников Севера, то драчливые богатыри сюдобичу, вероятно, представляют уже героев раннеклассового общества. И, конечно, беспредельная заносчивость и бесцельная воинственность последних не могли не показаться смешными и глупыми простым, суровым людям Севера.

Весь этот текст нами записан как два разных предания: одно - 18 сентября, другое - 19 сентября 1948 г. Действительно, между обеими записями имеются некоторые расхождения. В первом у героя нет еще даже лука, во втором - появляется ружье. Но действующие лица в них одни и те же, и поэтому обе записи мы объединили. Конец второй части дает некоторое представление об энецких сюдобичу, как бы излагая вкратце содержание одного из них. Концовку этой части надо понимать так, что Аяба-ныайо был обманут, вместо жены, с ним лег одетый в доспехи воин, и таким образом он был побежден.

Сыновей своего старшего брата Аяба-ныайо называет младшими братьями согласно классификационной номенклатуре родства энцев. В целом

с.140:

это предание дает некоторое представление о хозяйстве и быте предков энцев - охотников за диким оленем.

Кочевание ючи и аседа в низовьях Енисея в эпоху охотников-моррэдэ, пользование огнестрельным оружием, перевозка оленьих туш в санках представляют анахронизмы. Все это имело место, но в более близкое к нам время.