Ненянг Л., Не только бабушкины сказки: легенды, были, пословицы и поговорки, загадки и наставления, приметы и поверья. На русском и ненецком  языках / Художник Е.А.Бельмач. Красноярск: Кн. изд-во, 1992. 158 с.

Любовь Прокопьевна Ненянг (Комарова) родилась в 1931 году в тундре Усть-Енисейского района Таймырского автономного округа

Училась в Усть-Портовской средней школе, потом закончила Игарское педучилище, Ленинградский пединститут им. Герцена. Работала в школах округа преподавателем русского языка и литературы.

В последующие годы заведовала парткабинетом Усть-Енисейского райкома партии, была корреспондентом газеты "Советский Таймыр", работником культуры, редактором ненецких передач Таймырского радиокомитета, заведовала в ОК КПСС отделом по работе среди женщин.

Повести, рассказы, стихи и очерки публиковались в журналах "Советская женщина", "Работница", "Молот", "Советский экран", в альманахах "На Севере дальнем", "Енисей", в коллективных сборниках "Близок крайний Север", "Сияние Севера" и других. Вышла книга прозы "Я читаю следы" (1980), поэма "Огненный суд" (1981), в 1986 году "Ту суд" (на ненецком языке), ненецкие сказки "Что, отчего, почему?" (1985), ненецкие песни "Пою о тундре" (1988), книга стихов "Радуга" (1989).

Художник Е. А. Бельмич

01. Нарэйне. Я вал''

С.4-7.

Ориг.:  с.8-11.

01 Девушка-весна

Давным-давно, далеко-далеко, в заснеженной тундре, посреди широкой лайды одиноко стоял чум старика Иримбо. И была у него красавица дочь Нара (Весна).

Пролетали годы, словно быстрокрылые птицы. Дни летели, как нарта за быстрой упряжкой оленей.

Темной зимней порой, когда за сопками выли волки, когда ночь, как два вороньих крыла, обнимала мир, и даже днем было темным-темно, когда злая пурга завывала и пела на все голоса, радуясь своей власти над людьми, страшно и жутко становилось тогда в чуме старика Иримбо.

Однако старик Иримбо был человеком не пугливым. Жил он на свете открыто, шагал уверенно и смело, судьбу свою никогда не проклинал, как бы трудно ему ни приходилось.

Стрелы у Иримбо были всегда остро наточены. Тетива у луков - крепка. Вряд ли в тундре нашелся бы еще такой человек, который бы умел так же метко стрелять из лука, как старик Иримбо, отважный и удачливый охотник.

Знали в тундре и о том, что Иримбо - искусный мастер. Нарты ли поставить, хорей ли выстругать, упряжь смастерить, шесты для чума, лодку выдолбить, лыжи сделать - все умеет Иримбо, тундровой земли мастеровой человек.

А еще Иримбо умел на ходу поймать арканом бегущего оленя. Не раз в одиночку бил медведя, на лету гусей, уток метко стрелял. Зимою ставил сети под лед, ловил осетров, величиною с человеческий рост, жирных чиров, пелядку с широкими боками.

Умел Иримбо и песни под звон бубна распевать. И когда его песни проносились по бескрайним тундровым лайдам, над густыми чащами тальников, тундровым редколесьем, над сопками, летели через реки и озера - беды, что караулили Иримбо и его дочь на каждом шагу, прочь от чума уносились, терялись в снегах, тонули в реках и озерах.

Дни уходили за днями, лето сменялось зимой. Не один раз падал на землю снег, не один год проходили речные льды к студеному морю-океану.

Прослышали в соседних стойбищах о стариковской дочери, о красавице Наре, молодые парни. К этому времени выросла девушка лиственницы выше. Брови у Нары -  будто полукружья лука, ресницы длиннее стрел. Стройнее хорея была Нара, а лицом светлее зари. На груди ее колыхались, как две речки, две черные тугие косы. Резвее олешка бегала Нара, а запоет - в соседнем стойбище слышно. Хороша, всем на диво, отцу на радость была девушка-Весна, дочь старика Иримбо. Тут в чум к старику стали заезжать женихи. Однажды белой пургой взвился снег на тундровой дороге - на быстрой, как ветер, упряжке приехал красавец румянощекий. Из-за плеч его упряжки не видать. Ногами парень пургу поднимает. Ладный, быстроногий, остроглазый, что тебе сокол.

О себе он так сказал:

- Нет в нашей тундре ни далеко, ни близко смелее, отважнее, сильнее меня. Недавно я один медведя убил.

- А с Солнцем ты можешь сравниться? - спросила его девушка Весна. И добавила:  - Солнце лучше тебя!

Смутился от такого ответа-привета широкоплечий юноша, замолк, так и уехал молча ни с чем.

Следующей весной в чум Иримбо приехал свататься другой жених. Он был еще краше, чем первый. Высокий, стройный, глаза огнем горят. Шаг твердый, словно он может всю тундру пешком обойти, быстрее, чем на оленях.

- На свете нет быстрее меня и моих оленей! - похвастался парень старику Иримбо и его дочери. - Хотите - до звезд доеду, прихвачу одну звезду и приеду назад!

- Но Солнце все равно лучше тебя! - отвечала Нара.

Смелый наездник при этих словах умолк и уехал в свое стойбище ни с чем.

Приехал как-то и третий жених. Он так сказал:

- Красавица Нара! Ищи хоть сотню лет, ищи хоть двести лет, но парня с голосом звонче, чем у меня, красивее, чем мой голос, нигде не найдешь.

На что красавица Нара отвечала:

- А с самим Солнцем ты можешь сравниться?

Опустив в землю глаза, уехал ни с чем и этот жених.

Летят дни и ночи, зиму сменяет лето. Не один раз падал на землю снег, не один год уносило речные льды к студеному морю-океану.

И сказал как-то отец своей красавице-дочери.

- Вижу, сердце твое не знает любви, не хочет твое сердце никого любить. Это плохо, дочка. Я уже стар. Недалеко время, когда я навсегда уйду в тундру "за морошкой" (умру). Вот и ходит мой ум: "Кто же из богатырей заменит меня? Будет ли мужчина в твоем чуме?"

На что Нара ответила отцу:

- Ты, отец, силен, как ветер. Ты, как луна, можешь собою, своим блеском затмить звездочки на небе. Я хочу найти такого жениха, который бы умом был на тебя похож, который бы, как ты, все на свете мог. Людям бы тепло дарил, свет и радость. Я люблю лишь само Солнце. Днем и ночью, зимой и летом, осенью и весной вижу и думаю только о нем, о Солнце.

Когда Нара уходила одна в тундру, когда ясноликое Солнце дни и ночи грело землю, девушка неустанно шептала ему: "Я люблю тебя, о Солнце! Спустись ко мне и подари мне свою любовь!"

Подолгу стояла девушка у старой лиственницы, просила, молила Солнце. Подолгу сидела на берегу реки, любуясь отражением Солнца в воде. Подолгу ходила по тундре, прыгала по кочкам, по сопкам бродила и не уставала кричать, взмывая к Солнцу руки. "О Солнце! Приди ко мне! Подари мне Любовь! О Солнце! Я люблю лишь тебя!"

Но вот солнечный шар зашевелился, заходил вправо-влево, как бы пытаясь оторваться от насиженного места. Вот Солнце покатилось, стало приближаться. Все ближе и ближе, все ниже и ниже стало Солнце спускаться.

Увидев такое, очень рассердилась и ушла прочь темная Ночь. А ручьи, речки и реки запели, зашумели за-

с.6.

блестели, зажурчали, веселее побежали к морю. На тундровых сопках, на лайдах, по берегам рек и озер запестрели цветы, зазеленела трава, кустарники, карликовые березки, тундровые лиственнички. Словно бы все они очнулись от сна, проснулись от света и тепла. Далеко-далеко за студеные моря ушли зимы и морозы, пурги и холода. Ожила, зацвела земля!

По всей тундре заиграло-заговорило веселье: "Это сделала Нара - девушка по имени Весна! Нара принесла Земле радость. Спасибо тебе, девушка-Весна!"

А Нара, как легкокрылая, быстрокрылая птичка, вся сияла, переполненная счастьем, молодостью, жизнью, на крыльях Любви взлетала к жениху-Солнцу.

Напрасно старик Иримбо звал свою дочь, напрасно дни и ночи кликал он ее - не отзывалась девушка-Весна. И тогда от тоски и горя не выдержало старое сердце Иримбо - окаменел он, превратился в каменный мыс. А лицом своим обращен этот каменный мыс к Солнцу - свету. Что ни день, что ни год - греют и ласкают его солнечные лучи.

Каждый год в месяц отела оленей, в мае, танцует танец счастья красавица Нара на празднике Весны и Солнца. Ласково греет Солнце, вокруг много света. Солнце греет землю весной; на земле родится зелень, трава, цветы, все живое на земле, саму жизнь двигает. Каменный мыс - старик Иримбо - под теплом солнечных лучей улыбается, рад свиданию с дочерью и будто вновь оживает.

Каждый год у Нары праздник по весне. Все ликуют, все поют, танцуют на этом празднике. У людей шаг шире и быстрее. В глазах счастье. Всюду - новое волнение. С весною люди все лучше, все быстрее трудятся: добывают пушного зверя, дичь, рыбу, выпасают оленей. Всякая работа в руках спорится. Сил в человеке прибавляется. С весной он чуть повыше земли ходит. В душе - песня, радость, новые мысли, новые дела. Хорошо!

Только старуху-ночь забыли пригласить на праздник. Потому весной и летом не бывает на Севере ночи.

А Нара-Весна стала на земле символом жизни, любви, счастья, света и радости.

02. Лаханакоми та валакада

С.11-16.

Ориг.: с.16-20.

02. Легенда о дикарке и комарах.

{Парнэ. Я вал''}

Жили-были на свете две женщины: женщина-ненка и женщина-дикарка.{ненэй не и парнэ не}. У ненки чум как чум: высокий, просторный, хороший чум. Нюки из оленьих

с.11.

шкур. У дикарки же чум из грубой соломы сделан, вот-вот его ветром унесет, не умела она по-нормальному, по-человечески жить...

Я и прежде слышала эту легенду. В разных вариантах, от разных сказителей. Не у всех хранителей народной мудрости события в сказке разворачиваются одинаково. У одного - так, у другого - этак. Однако бабушка Тэне продолжает легенду на свой лад, как она ее запомнила, как она ей видится...

У женщины-ненки дочка была, с черненькими глазками, с прямыми темно-русыми волосами. Кроткой да послушной росла девочка - матери на радость. Что ни день, соседка-дикарка над женщиной и ее дочерью изгаляется: то кусает и царапает их своими когтищами, то у них отбирает еду и хорошую одежду. Дикарской силой все берет.

- Кас-кас-кас, - говорит однажды дикарка. - Кас-кас-кас, подруга! Пойдем со мной солому рвать. У меня постель в труху превратилась - заменить надо.

Боится ненка, не хочет с нею в тундру идти. Тут дикарка налетела на нее и исцарапала ей лицо сначала справа налево, потом - сверху вниз. Пришлось женщине-ненке согласиться.

Долго, почти весь день не было их. Заждалась девочка свою мать, все выглядывает, не идет ли. Лишь к вечеру показалась с большой охапкой соломы женщина-дикарка. Хотела было девочка подбежать к соседке и спросить, где же ее мама, скоро ли придет, но вовремя остановила себя: сквозь солому свисали тугие русые косы женщины-ненки.

"Значит, она убила мою маму, спрятала в солому и принесла домой. Людоедка!" - в ужасе догадалась девочка.

Вечером дикарка пировала в своем чуме. А девочка-ненка этим временем решила бежать.

Она повесила в своем чуме полог, будто уже спать собралась. Наскоро поймала птичку-лэмороко и привязала ее внутри полога за подвязки бокарей. А бокари золой набила, положила их на постели так, что из-под полога лишь наполовину их было видно. Посмотришь снаружи - кажется, будто лежит себе девочка в пологе, спать улеглась да шепчет что-то во сне (а это птичка щебечет). Заглянет в чум соседка-дикарка и успокоится: "Лежи, лежи. Спи. И до тебя доберусь".

с.12.

Как только стало темнеть, девочка мышкой шмыгнула из чума в ближайшие кусты тальника. И ушла. Все дальше, дальше. Так и убежала из родного стойбища. Взяла она с собой материн железный скребок для выделки шкур и камусов, кроильную доску и костяной частый гребешок.

Прошло какое-то время, и дикарка направилась в соседний чум. Вошла. Приоткрыла полог и - ах! Задергалась от испуга птичка-лэмороко, затрясла она бокари, наполненные золой, - чуть было не ослепла дикарка: глаза ей золой забило.

Рассердилась, рассвирепела дикая женщина. Завыла, завопила по-своему, по-дикому, и тут же направила свои длинные ногти-лапы вслед за девочкой-ненкой.

Вот-вот дикарка нагонит девочку, вот-вот схватит ее. Бросила девочка позади себя материн скребок - и выросла перед дикаркой железная гора. Долго по этой горе карабкалась дикая женщина, долго не было видно макушки ее головы. Тем временем много дней прошло, девочка-ненка далеко убежала.

Наконец, опять показалась дикарка, вот-вот она нагонит девочку, вот-вот схватит. Бросила девочка позади себя кроильную доску - и выросла на пути дикарки огромная лайда.

Много месяцев шла через нее страшная женщина, никак не могла одолеть лайду, а девочка тем временем далеко ушла.

Опять хочет дикарка девочку догнать, да та снова себе спасение нашла: бросила на пути дикарки гребешок - вырос густой-прегустой лес. Совсем затерялась в лесу плохая женщина, блудила, ревела, падала без сил, а девочка за это время совсем далеко ушла.

Видит девочка - на ее пути река, широкая, глубокая. Как переплыть? На том берегу речки бобры, старик со старухой, живут. Вот девочка и просит перевезти ее через речку, пока не нагнала ее дикарка.

С того берега бабушка-бобриха и спрашивает:

- Хороша ли я, доченька, лицом?

- У тебя красивое лицо, похоже, что это солнце на землю спустилось!

- А как подпоясана моя парка?

- Очень аккуратно! Так красиво присборена парка, она напоминает оленью селезенку!

с.13.

- Старик, - велит бобриха бобру, - перевези дочку на этот берег. Да смотри, пусть на быстрине пошире будет спина твоя!

Хорошо переправил бобер девочку. Накормили ее старики, а потом выдолбили для нее лодочку-веточку и отправили вниз по течению, чтоб дикарка не настигла девушку.

Наконец, на том берегу показалась вся в лохмотьях, с нечесаной головой, страшная-престрашная, огромного роста женщина-дикарка.

- Дедка и бабка! - кричит она. - Перевезите-ка меня через реку!

А бабка-бобриха спросила прежде:

- Скажи-ка, дочь: как, хороша ли я лицом?

- Кривая у тебя рожа, бабка!

- А как подпоясана я?

- Пояс твой завязан плохо, так только грубую солому связывают.

- Старик, - приказала бобриха, - перевези дочь. Да пусть спина твоя на середине реки, в самом улове, совсем-совсем узенькой станет! - шепнула она старику у самого берега.

Когда доплыли до середины реки, бобер чуть наклонился набок - дикарка и упала в воду. Сильное течение тут же унесло ее...

Сказка {\* лаханако}наша вслед за девочкой-ненкой идет, - продолжала бабушка Тэне. - Долго плыла она по реке, потом тундрой шла. Кончилось лето - зима наступила, зима прошла - снова стало лето. Время идет, и девочка растет. Взрослая теперь уже она.

Идет девушка по зимней тундре, тут навстречу ей - дикарка! Набросилась она на девушку, всю тут же исцарапала. Хорошую и теплую одежду отобрала, а свое рванье ей бросила.

Долго они вместе шли. Видят: две мужские упряжки стоят. Наверное, каюры в тундровое редколесье ушли, заготовки для нарт делать, подумала неночка.

У одного из мужчин олени все белой масти и сокуй белый на нарте лежит. А хорей его искусно крашеный, стрелы - тоже. Все так красиво - одно загляденье. Дикарка тут же к этой нарте подбежала:

- Это будет мой, мой муж!

У второго мужчины и олени и сокуй темные, никаких украшений.

Смотрит девушка, мужчины возвращаются. Сама она в сторонке стоит, а ее спутница тут же бросилась обнимать мужчину в белом. Всего исцарапала, запачкала его.

Были это братья. Очень они испугались, увидев, что за страшилище тут появилось. Вот и стал бранить старший младшего:

- Сколько раз я тебе говорил - не надо так слишком наряжаться, не надо привлекать к себе внимание. Вот и присмотрел тебя дьявол.

Хотел было мужчина в белом отъехать, спихнув с нарты страшную дикарку, но та тут же его догнала и села с ним рядом на нарту. Посмотрел на все это второй мужчина, старший из них, тот, что в темном, и сказал девушке-ненке:

- Что ж, поехали, садись со мной. Куда тебе, бедняжке, деваться?  Замерзнешь, уж больно бедно ты одета.

Девушка села с ним на одну нарту, по дороге все и рассказала. Мужчина в темном лишь головой качает: "Какое горе навязалось на всех нас".

Приехали в стойбище. Навстречу сыновьям вышел отец, да так и ахнул, будто ум потерял старик.

Крикнул он своей старухе:

- Мать, сыновья вот жен себе привезли! Встречай! Младшая-то совсем озябла, одень ее в хорошую парку и бокари.

Теперь у старика и старухи две невестки: женщина-дикарка и женщина-ненка. Одна хорошей невесткой зовется, любят и уважают ее, другая - дурной, ненавидят ее и не знают, как избавиться.

Так год прожили. Хорошая невестка тем временем родила сына. А дикарке-то завидно, она тоже хочет ребенка. Поехала как-то она за дровами, оттуда деревянного человечка привезла, сама выстрогала.

- Вот, - говорит, - мой сын.

Теперь дикарка день и ночь со своим ребенком забавляется, разговаривает с ним, песни свои дикарские, настоящим людям непонятные, поет-воет.

{\* хынабц''}

Младший брат совсем покой потерял, не ест, не спит толком. Какая ему жизнь со старухой-дикаркой! Случается, когда страшилище совсем выведет мужика из терпения, он колотит ее тем, что под руки попадает, а на улице хореем лупит. Не было дня, чтоб невестка-дикарка

с.15.

в отместку не исцарапала лицо и руки мужа своими длинными когтями. Такая теперь у них страшная жизнь. Не жизнь, а горе и сущая беда.

Смотрят на все это старик со старухой и оба, никого не стесняясь, плачут на виду у детей своих. Какое горе пришло в их чум! Будет ли когда-нибудь этому конец?

Однажды старик разжег на улице костер.

- Нож, - говорит, - ковать себе буду.

И тут он крикнул в чум:

- Хорошая невестка! Принеси-ка мне, дочь, кусок железа, мою заготовку для ножа!

Где там! Дикарка выхватила из рук хорошей невестки заготовку и сама понесла.

- Подай железяку через костер - грех так подавать, - сказал дикарке старик.

Стала дикарка подавать железо через пламя костра, как велел свекор. А тот крепко-накрепко схватил ее за запястье и толкнул в огонь. Что-то затрещало, запищало, защелкало, завыло в самой середине костра, когда горела дикарка. Говорят, только и успела она крикнуть:

"Все, теперь я пропала! Но пусть по земле хоть мой пепел разойдется".

Сгорела дикарка, и нет теперь на свете таких, похожих на нее людей. Ни у кого в родове нет, и пусть никогда не будет. Зато пепел дикарки всюду по земле разошелся, особенно по тайге и тундре. Этот пепел и есть - комары. Нигде людям от них покоя нет.

03