007-010
КУЛЬТУРНЫЕ ГЕРОИ
Дяйба-нгуо
Особый персонаж нганасанского пантеона - Сирота-небожитель -Дяйба-нгуо.
Дяйба-нгуо - единственный мужской образ в числе сверхъестественных существ, которые в той или иной степени причастны к творению Земного мира.
Если все нгуо или являются изначальными существами, или же детьми изначальных существ, то Дяйба-Сирота - это человек, который становится сверхъестественным существом.
Представления нганасан о Дяйба-нгуо не были единообразными. Сам образ был известен всем. Его рождение также всеми принималось, как происхождение от рода человеческого, и данный факт всегда выступал в качестве антитезы к представлениям о происхождении других нгуо.
Однако его роль, его деяния понимались различными людьми по-разному. Наиболее архаичным представляется вариант трактовки образа Дяйба-нгуо, который приводится ниже. Этот вариант имел самое широкое распространение у нганасан и большинством информаторов почитался за эталон. Все опрошенные знатоки нганасанского фольклора четко выделяли его в числе разных мифов, указывая на то, что это - прежде всего не шаманское произведение и, следовательно, отражает взгляды большинства "простых" людей, а не тех, кто обладает особыми качествами.
Этот сюжет был передан человеком, не имевшем отношения к шаманизму, и в его же присутствии откорректирован с помощью нескольких пожилых авамских нганасан. Впоследствии данный вариант был проверен среди таймырских нганасан, вследствие чего выявилась осведомленность людей обеих территориальных группировок о данном сюжете. Коррекции, которые были предложены таймырскими нганасанами, не касались принципиальных сторон представлений о Дяйба-нгуо и отмечали лишь некоторые несущественные расхождения в форме повествования.
(№ 7)
(1961 г. Нюля Турдагин. Усть-Авам).
"Один маленький чум стоит. Два человека живут там. Старуха худенькая и парень - внук ее. Маленький парень, с палец ростом, однако бородатый. Дяйку имя его. Никого вокруг не было. Дайку однажды ушел на охоту. Возвращается, говорит:
- Дикого гонял. Устал. Мясо готовь. Отдыхать буду.
Старуха из чума пошла смотреть, где дикий. Вышла, смотрит:
- У-га, дикого-то нет. Мыши лежат только возле чума.
Возвратилась, говорит:
- Сам шкуру снимай.
Ободрал мышей Дяйку. Старуха мясо сварила. Съел он мясо и захрапел. Старуха стала мышей смотреть - на животе жир у них. Съела старуха жир. Встал Дяйку, говорит:
- Мать матери, мясо мне давай!
Принесла старуха мясо.
- Где жир? - Дяйку спрашивает.
- Съела я, - отвечает.
Ударил ее Дяйку. Заплакала она. Легла, плачет и говорит:
- Совсем ты танкага-богатырь. Твоего-то отца семеро убили, сяйба-люди, имя ня Неромумунтату'о - красномедные. Сила его теперь к тебе перешла.
Дяйку говорит:
- У-га, я-то раньше не знал это. Пойду их искать теперь. Убивать буду. Танкага-богатырь я теперь!
Ушел Дяйку из чума. К реке пошел. Ветку-лодку там взял. В ветку сел. Из коры ветка сделана. Весло из травины сделано. Поплыл по реке.
Сколько-то плыл. Далеко от дома ушел. Дошел до большого яра. Огромный кору-дом из меди красной увидел Дяйку там. Людей нет никакого рядом. Только ветки красномедные на берег вытащены. Семь веток там на берегу лежит. Вытащил Дяйку свою ветку. Рядом с красномедными положил. Сам ножик вытащил. Маленький ножик, как иголка. Стал дырки в красномедных ветках прокалывать. Все семь веток проколол. Потом вверх пошел, на яр пошел к Нерому-людям.
Входит в дом, семь мужиков видит, семь баб видит. Все парки у них красно-медные. Остановился в дверях, спрашивает:
- Как зовут вас?
- Сяйба Нерому - Семь Медных.
- Отца моего вы убили?
- Не знаем мы.
- Давай, - говорит Дяйку, - бороться. На лодках ходить будем. Кто обгонит, будем смотреть.
Повесили голову семеро. На него смотрят. Удивляются, что маленький, а говорка такая острая.
- Давай, давай, - подзадоривает их Дяйку, - всех вас побью.
Самый старший говорит тогда младшему:
- Пойди, попробуй.
с.31.
Дяйку выбежал, в ветку свою сел. Выплыл на середку реки. Младший Нерому в свою ветку сел, на гладкую воду выплыл. Дяйку-то ему кричит тогда:
- Плыви сюда!
Сравняли они весла. Веслами они взмахнули. Махнул веслом младший Нерому. Дяйку ветка на другой берег выскочила. Волна ее выбросила.
Смеется Дяйку.
- Совсем ты слабый! Обогнал я тебя!
Нерому-парень оглянулся на него. Весла поднял. Удивляется. Потом глядит - полна ветка красномедная воды.
- Пропал я! - закричал младший Нерому братьям.
Дяйку тоже кричит этим братьям:
- Спасайте его, чего смотрите!
Те к веткам побежали. В ветки свои красномедные прыгнули. Только до середины доплыли - затонули ветки. Все погибли они.
Нерому бабы все семь заплакали. Закричали бабы. Стали в Дяйку камнями кидать. Он только от камней прыгает, смеется. Сел в ветку Дяйку. Поехать домой решил.
- Приду к старухе, - думает, - говорить буду: "Моего отца семь человек одного в ветке убили, а я один семерых в ветках погубил".
Однако плывет, смотрит - на большом яру железный белый дом стоит. Один человек - большая старуха на берег вышла. Парку задрала, мочиться стала. Дяйку быстро одежду снял. На четвереньки встал, быстро к ней подобрался. Под нее залез. Заплакал, как ребенок. Громко заплакал. Старуха вскочила, удивилась.
- Как это, - думает, - я ребенка родила. Из меня ведь вышел.
Взяла его, в чум понесла. Вытерла его, на шкуру положила. Мужу говорит:
- Мужика я родила.
Сиги'э старика ее звали. Людоед он был огромный. Голова его до неба доставала. Говорит он:
- Как ты родила? Наши-то дети Нерому-люди старики уже... У этого-то пошто борода? Не ребенок он!
- Нет, - старуха говорит, - пускай борода. Из меня он вышел! Мой сын!
- Ладно, - старик говорит, - вытирай его, завертывай.
Ночью они Дяйку между собой спать положили. Дяйку потом молчал весь день, а на следующий день говорить стал:
- Чего, отец, меня мать молоком не кормит? Нет молока - давай мяса оленьего!
Удивился старик:
- Чего такое? Вчера родился и уже говорит.
Отвечает старик вслух:
с.32.
- Один только олень у меня. Жалко убивать!
Старуха на него ругаться стала:
- Последнему ребенку оленя жалко! Не рожу еще-то. Души оленя! Мясо давай!
- У меня когда-то Би-нгу - Десять небожителей гостевали. Оленя они мне оставили. Это их передовой олень. Жалко его.
- Все равно души, - старуха говорит.
- Я пойду, - говорит Дяйку, - сам оленя убью.
- Почто так? - старик отвечает. - Вчера родился, а уже - по земле пойдешь? Нет! Не ходи.
- У-га! - закричала старуха. - Последнего сына не жалеешь! Если сила у него есть, пускай ходит, добывает оленя сам!
Старик тогда говорит Дяйку:
- Ладно... Отсюда прямо иди. На лайду выйдешь - там олень ходит.
Дяйку на четвереньки встал. Пошел. Так до места дошел, откуда дом не виден. Встал, побежал. На лайду вышел, оленя увидел. Огромный олень стоит. Вожжа-то была на нем, к ноге привязана. Развязал его Дяйку, к чуму повел. Как чум видно стало - опять на четвереньки встал.
Старик Дяйку увидал, стал его глядеть, мазать лицо ему стал:
- Какой талант ты имеешь! - говорит старик. - Вчера родился, сегодня такого оленя привел!
Задушил оленя старик. Шкуру снял с него. Кишки вынул. Мясо в чум принес. Старуха мясо взяла. Варила мясо. Дяйку кормила потом. Наелся Дяйку.
Вечером Дяйку говорит:
- Отец! Душа-то твоя после смерти уйдет? Отчего душа твоя уйти может? Отчего не умрешь? Знаешь ты это?
Старик закричал тогда на него:
- Почто все знать хочешь? Вчера родился, а сегодня все спрашиваешь? Такое зачем говоришь?
Рассердился, покраснел весь старик.
Старуха на старика закричала:
- Чего сердишься? Чего кричишь? Чего не хочешь сказать? Сын-то последний!
Повесил голову старик, замолчал.
- Отец, - Дяйку ему говорит, - железо тебя не убьет?
- Нет...
- Дерево не убьет?
- Нет...
- Вода не убьет?
- Нет...
- Однако огонь, наверное, убьет.
с.33.
- Правда! Только огонь убьет. Ничего больше не страшно мне.
Сел опять есть, а потом спать стали ложиться. Дяйку говорит:
- Не буду я между вами спать! Жарко! С краю лежать буду! Около отца буду!
- Нельзя, - старик говорит. - Тебя один из девяти подземных стариков Сырада украдет. Ложись посредине.
Закричала на него старуха:
- Почто все обижаешь? Пускай он, как хочет, делает. Сила-то у него есть.
Потупился старик, согласился.
Уснули старики. Дяйку не спит. Оделся, на улицу вышел. На улице три кучи дров лежат: меднокрасные дрова, железные белые дрова, черные железные дрова. Дяйку тихонько в чум дрова перетащил. Сложил костер, поджег его. Спят старики, не слышат. Беда, большой огонь разгорелся. Дом-то железный. Накалился, как печь. Дяйку на улицу ушел. Дверь подпер Дяйку. Побежал к своей ветке Дяйку. Сел в нее, на чум смотрит. Чум раскалился, красный стал, огонь на улицу пробился. Слышит Дяйку - старик закричал, старуха закричала. Сгорели они. Поплыл тогда Дяйку дальше. Плыл, плыл, много чумов на берегу увидел. Бубен там гремит. "Шаманят, однако", - думает Дяйку.
К берегу подплыл. К чуму среднему пошел. Вошел в чум. Народу много увидел Дяйку. Старушка посредине шаманит.
Шаманка его увидела, говорит:
- Кто ты?
- Дяйку я!
- Вы кто такие? Что за люди?
- Дяйгору, - люди мы. Старуха-то - мать всем людям нашим будет.
Шаманка говорит:
- Чего дорога твоя кривая была?
Взял колотушку Дяйку, к шаманке подошел, по бубну ее бьет, говорит:
- Хорошенько смотри! Прямая моя дорога!
Стала старуха опять в бубен бить. Потом на улицу выкатилась. Люди ее за веревку на спине держат. Руки ко лбу приложила старуха, смотрит:
- Худая дорога твоя, - говорит. - Восемь сыновей я родила. Старший-то только от огня погибнуть может. Погиб он теперь. Почто погиб - ты знаешь? Семь сыновей других в воде вижу я. Ты виноват! Ты причина!
Дяйку услыхал, стал палкой в бубен колотить, говорит:
- Смотри хорошенько! Ногами ходи теперь! Теперь я тебя за веревку держать буду!
с.34.
Забила в бубен старуха, к огню запрыгала. Дяйку за веревку держится, а сам нож вытащил тихонько. Допрыгала до огня старуха. Дяйку веревку натянул. Стала старуха вперед рваться. Дяйку ножом веревку перерезал. Упала старуха в огонь. На нее вскочил Дяйку. Стал топтать ее, вниз, в огонь толкать стал. Люди подбежали. Хотят ее поднимать из огня.
- Не мешайте! - кричит Дяйку. - Сам подниму! Она в огонь сама лезет!
Сгорела шаманка. Упал Дяйку. Говорит людям:
- Надорвался я. На улицу несите. Там оживу.
На улицу его вынесли. Положили Дяйку - немного осмотрелся. Олени вокруг лежат друг возле друга. Высек огонь Дяйку, на ближнего оленя кинул. Шерсть у оленя вспыхнула. Вскочил олень. Бегать стал. Всех оленей поджег. Люди испугались, забегали без толку. Дяйку к своей ветке побежал. В нее прыгнул. Быстро поплыл. Дальше плывет.
Плыл, плыл сколько-то, посреди реки чум увидел. На верху чума кто-то на шесте сидит, нюк-покрышку чинит. Подплыл к чуму Дяйку. Ветку привязал. Полез наверх к тому человеку. Рядом сел. Половину дня сидел около него Дяйку. Молчал тот, ничего не говорил. Только раз руку в чум опустил. Еду у хозяйки взял. Достал маленький кусочек мяса. Два раза ухватить зубами можно только. Сам откусил, протянул Дяйку. Думает Дяйку:
- Чего здесь есть-то?
Взял, однако, есть стал. Сколько ни кусает - не уменьшается кусок. Живот у него уже из парки вылез, а мяса все столько же.
- Живое мясо, однако, - думает он.
Кончил есть, положил мясо около хозяина. Тот первый раз заговорил:
- Бери с собой, почто кладешь.
И опять замолчал человек. Дяйку в ветку спустился. Дальше поплыл. Скоро к чуму своему попал. Вода-то его сама принесла к чуму. Вошел, говорит матери своей:
- Богатырь я, танкаога. Всех убил. Еды достал живой. Вот как!
Сам чум собрал, на реку выехал. Чум прямо в реке поставил. Прямо в воде его делал. Старуха говорит:
- Нюки чинить буду. Гости придут - руку протяну. Ты тогда еду мне в руку давай.
Сам на шесты залез. Там сидит. Сколько-то времени прошло, один человек на ветке приплыл. Увидел Дяйку на чуме. Вокруг Дяйку птички летают. "Чи-пух, чи-пух", - кричат птички. Человек к чуму Дяйку подплыл. К нему вверх залез. Молчат оба. Половину дня молчат оба. Дяйку тогда руку в чум опустил. Однако ничего не достал. Нет ничего. Не слышно, что старуха шевелится. Тихо в чуме.
с.35.
Гость посидел еще маленько, дальше поплыл. Домой ушел. Ушел далеко гость. Стал тогда Дяйку ругаться.
- Убью тебя, старуха, - кричит, - убью за то, что перед гостем опозорила!
Откинул нюк, вниз смотрит. Чум воды полон, старуха мертвая плавает.
- Один я теперь, - думает Дяйку, - век буду теперь один на ветке плавать.
Сел в ветку, грести стал. День целый греб, а ветка на половину хорея не сдвинулась.
- Почему так? - думает.
Мороз это вдруг пришел. Вмерзла ветка его в воду.
- Пускай ветка вмерзла, - думает он. - Ноги у меня есть. Ногами пойду.
Стал вставать - не может. Промерз крепко сам. Сильно вверх рванулся Дяйку - между ног больно стало. В ветке посмотрел Дяйку -увидел красненькое что-то. Два шарика красных увидел Дяйку. Это мошонка его во льду осталась. Пощупал себя Дяйку - действительно оторвал.
- Пускай оторвал, - говорит, - пойду к Солнцу-девке, к Луне-девке. Они мне другие дадут.
Пешком пошел Дяйку. Шел, шел сколько-то, следы стойбища увидел. Шерсти клоки, щепки валяются. Уже снега время было. Встал он на это место. Стал в ладони бить, говорить стал:
- Коу-копто - Солнце-девка, Кичеда-копто - Луна-девка, бакари мне давайте!
Глянул - на ногах бакари новые, совсем хорошо деланные бакари.
- Коу-копто, Кичеда-копто, новую парку мне давайте!
Сразу на нем новая парка стала. Вся моли-орнаментами рисована парка.
- Коу-копто, Кичеда-копто, нарты давайте!
Перед ним нарты уже стоят, хорошо деланные нарты.
Подошел к дереву упавшему. Под ним землю раскопал. В ладони ударил:
- Коу-копто, Кичеда-копто, оленей давайте. К вам в гости поеду.
Появились перед ним олени. Красивые олени - белые, большие, рога блестят.
Взял палочку в руки Дяйку, в ладони ударил:
- Коу-копто, Кичеда-копто, хорей давайте!
Палочка сразу в хорей превратилась.
Запряг оленей Дяйку, махнул хореем, гостевать поехал. Теперь ушел вверх. Был-то маленький, худенький, Теперь красивый стал, большой. Теперь у Коу-копто и Кичеда-копто гостюет. Его стали Дяйба-нгуо звать. Значит "сирота-бог". Он мелких богов - нгуо всех
с.36.
убил, которые его отца убили. Теперь сам самый сильный, самый большой стал. Сначала-то будто человек был. Нгуо стал. Век жил".
*Как видно из приведенного мифа, рассказ о происхождении Дяйба-нгуо сохраняет традиции взглядов на творцов мироздания. Дяйба-нгуо живет со старухой - матерью матери. Так в формулах заклинаний, как уже говорилось, называли Землю-Мать, Огонь-Мать и Солнце-Мать.
В самом начале подчеркивается, что Дяйба-нгуо ко времени свершения своих подвигов является уже взрослым человеком. В рассказе говорится, что он бородат, но очень мал - еле виден. Символика этого образа такова, что Дяйба-нгуо первоначально занимает ничтожное место. Поначалу он и называется уменьшительным именем Дяйку, и для него мыши являются объектом охоты, подобные оленям, и т.д.
Старуха рассказывает Дяйку о том, что его отца убили Нерому-мунтату'о - Меднокрасные, убедившись, что он стал сильным. Меднокрасные - это не люди. Это какие-то духи, которые трактовались всеми информаторами в качестве неких людоедов, мешавших жить людям на Земле. Этот род людоедов, согласно объяснению, занимал на Земле такое же место, как нынешние люди, а люди для них служили объектом охоты, как сейчас дикие олени для людей. Поэтому Дяйку и охотился на мышей, так как не мог добывать оленей. Поэтому и погиб его отец, послужив добычей для Меднокрасных. Перед Дяйку стояла задача очистить землю от этих людоедов, чтобы на ней могли свободно жить люди.
Дяйку уходит из чума и отправляется искать Меднокрасных. Найдя их, Дяйку побеждает сказочных людоедов хитростью. Здесь подчеркивается, что он побеждает "простым", "человеческим путем", не прибегая ни к каким сверхъестественным действиям, на которые просто не был способен, так как был потомком простого человека. Рассказ особенно концентрирует внимание на том, что простая человеческая сила побеждает сверхъестественные существа. Дяйку освобождает Землю ото всех Меднокрасных и решает возвратиться к матери матери, чтобы рассказать об этом. Однако по дороге Дяйку встречает Сиги'е (Сиге) - огромного людоеда с женой, родителей убитых Меднокрасных.
Меднокрасных Дяйку убивает хитростью. И здесь он выступает как трикстер - прикидывается ребенком сказочной старухи, затем имитирует сказочно быстрое возмужание и хитростью же узнает, что страшные людоеды могут погибнуть только от Огня-Матери, стихии, дружественной человеку, но не людоедам. Дяйку перечисляет воду, железо, дерево - вещи, которые могут принести и приносят в некоторых случаях смерть человеку, и Сиги'е отвергает опасность для себя с их стороны. Только Огонь-Мать представляет для него источник
с.37.
смерти. Информаторами это трактовалось как противопоставление силы "хранящей" людей жизненным интересам "поедающих людей".
Дяйку готовит план уничтожения Сиги'е. Он должен для этого тихо уйти из чума, когда людоеды спят. Тут выясняется весьма важная деталь, рисующая положение сказочных врагов людей в числе других сверхъестественных персонажей. Старик Сиги'е возражает против того, чтобы Дяйку лег спать с краю. Он говорит, что его тогда может утащить кто-нибудь из детей Сырада-нямы - Матери Подземного льда, владыки потустороннего мира. Следовательно, сами людоеды не бессмертны - они живут по тем же законам, что и обычные земные люди, т.е. они "меньше", чем Матери-творцы Вселенной. Значит, при борьбе "рожденного человеком" Дяйку и этих людоедов речь идет не о победе над духами. Это противоречие трактовалось как то, что людоеды "близко духам стояли", обладая шаманской силой в отличие от Дяйку.
Далее рассказ подтверждает эту точку зрения. Дяйку сжигает людоедов и идет дальше, встречая "Самую старую мать" этих людоедов. Эта сказочная старуха является шаманкой. Она начинает прорицать и обвинять Дяйку в том, что у него "кривая дорога". "Кривая дорога" - типично шаманское определение, означающее, что данный человек пришел к шаману, имея или какую-то вину перед ним, или какой-то злой замысел. Старуха верно угадывает - "видит", что пришелец погубил всех ее детей, однако Дяйку и здесь обманывает ее и сжигает в костре. И здесь для людоедов оказывается смертельным огонь - сгорают и остальные люди старухи и даже олени этих людей.
Далее, в мифе фигурирует образ некоего человека, который живет прямо на реке. Имя его не называется. Этот человек молча принимает Дяйку и дает ему "вечное мясо". По объяснению некоторых информаторов, этот человек, который сидел на чуме, стоящем посреди реки и чинивший нюки, был "близким" Быды-нямы - Воды-Матери. Нганасаны-охотники на дикого оленя считали, что Вода-Мать имеет прямое отношение к удаче на промысле. В самом деле, перед поколкой охотники просили Воду-Мать, чтобы она помогла им, и Вода-Мать в самом деле приносила им еду, которая в мифе, возможно, и трактуется как "вечное мясо". В данном случае образ таинственного, живущего прямо на реке, подобен сверхъестественным существам (Койка) на местах поколок.
Дяйку берет "вечное мясо" и возвращается к Матери Матери. Тут он решает точно следовать виденному - ставит прямо в воду собственный чум, лезет на него чинить нюки и так же, как и сказочный даритель "вечного мяса", опускает руку в дымовое отверстие, чтобы взять уже у собственной матери угощение, когда приходит гость. Внешне ситуация возникает совершенно такая же, как и в том случае, когда сам Дяйку пришел к волшебному дарителю. Однако то, что было
с.38.
вполне естественно для человека, близкого Быды-нямы, оказывается роковым для Дяйку. Он обнаруживает, что его мать матери утонула и он остался один. Тогда Дяйку покидает чум и садится в ветку.
Несмотря на все усилия, Дяйку не может отплыть от чума и обнаруживает, что его ветка вмерзла в лед. Тогда он решает идти пешком, встает и лишается яичников, также примерзших к лодке.
Этот сюжет с самооскоплением представляет особый интерес, будучи единичным в нганасанском фольклоре вообще. Было опрошено на эту тему более пяти десятков человек с целью собрать возможно большее количество мнений относительно его символики. В отличие от других случаев, когда мнения о каком-либо факте разделялись, здесь все были более или менее единодушны. Самооскопление трактовалось как причина, из-за которой Дяйба-нгуо покинул Землю, не оставив прямого потомства, а будучи только родней всем оставшимся на ней людям. Дяйба-нгуо уходит на небо к дочерям Солнца-Матери и Луны-Матери, где сам становится нгуо - небожителем.
Как уже говорилось, Дяйба - единственный среди нгуо, рожденный человеком, как и единичный мужской персонаж в пантеоне Матерей Природы, представления о которых, как считают сами нганасаны, возникли без всякой связи с шаманизмом в современном понимании.
Матери Природы, несмотря на отрицательную реакцию окружающих, все же упоминались шаманами нганасан при различных действиях. Однако, насколько известно, образ Дяйба-нгуо ни у одного из известных шаманов не фигурировал в качестве сверхъестественного существа шаманистического мира.
(№ 8)
Известно только одно пространное фольклорное произведение, где Дяйба-нгуо выступает в качестве культурного героя, имеющего дело не с персонами материнского культа, а с мужскими персонажами, более нигде в нганасанском фольклоре не встречающимися.
В этом дюроме рассказывается следующее:
(1961 г. Сейме Гурдагин. Усть-Авам.)
"У моря края кору-избушка стояла. Как чум из бревен стояла. Будто чум из лесин - голомо - имя теперь. По-нганасански кору звали такие чумы. Яму делали люди, туда бревна ставили. Это кору. В доме баба одна живет. ......... ............ имя ее. Значит, вдова. Парень у нее маленький был. Только ходить начал. Его Суруны-нюо - Сирота-парень звали. Говорит как-то он:
- Мать, отец-то у меня был? Кто?
Мать отвечает:
- Как без отца родился бы? Умер отец твой.
с.39.
- У меня в уме тоже, что был отец и умер. Однако, чего умер? Пойду искать его.
- Чего искать, - рассердилась мать, плюнула даже, - ледовка может его есть, там лежит.
- Тело пусть там лежит, а душа-то, тень его где? Там искать хочу.
Вскочил Суруны-нго, на улицу идти хочет. Мать его за парку схватила, держит. Рвется парень, старуха держит его.
Семь дней он рвался, мать семь дней не спала, за парку его держала. На восьмой день глаза ее ослепли. Семь дней ведь их не закрывала. Стала старуха парня бить, кричит:
- Я тебя из себя выпустила, а ты меня бросаешь. Ум худой держишь.
Выскочил парень, к берегу побежал. На берегу тальник увидел. Дыру в тальнике нашел. В нее полез. До воды долез, в воду ушел. Семь дней по воде бежал. На восьмой день землю увидел какую-то. Все прямо бежал. К земле подошел: видит, лежит человек какой-то. Совсем большой лежит. На спине лежит, всю землю закрывает. Смотрит парень - глаза у человека закрыты, руки раскинул он. Спит он, однако! Одна рука через все море перекинута. Кулак с сопку величиной далеко виднеется. С одной стороны руки - волны огромные. С другой - вода гладкая, как лед, тихая. Рыбы огромные всякие до руки доплывают, посмотрят и назад бросаются от нее.
- Что такое? - парень думает.
Подошел парень к уху человека. Говорит тихонько:
- Эй, дядюшка, вставать надо маленько. Больно долго спишь.
Этот великан, однако, Быды-нгуо - Воды-нгуо был. Он рыб-то всех держал в море.
Парень ему опять говорит:
- Я-то один живу совсем. Мать только. Никаких людей вокруг нет. Если встанешь, то лайду увидишь маленькую. Там я живу. Что нам есть-то будет? Если ты всех рыб в море держать будешь? То мы с голоду умрем! Вставай, убери руку. Пусть рыба идет в реки, в озера. Две-четыре рыбы в речки, в озера попадут, плодиться будут. Люди тогда тоже родиться будут. А то я всю землю осмотрел - лед только, нет людей. А теперь и я родить людей буду. Будет нам, что есть.
Открыл Быды-нгуо глаза. Сел. По коленям себя хлопнул. Рыбы к берегу бросились, в устья рек кинулись. Голова человека под облака ушла. Смотрит он вниз на парня, спрашивает:
- Кто ты?
- Сыруны-нюо.
- У-га! Знаю. Лайда маленькая такая есть на земле. Баба там живет. Год назад парня родила. Ты это. Знал я, что придешь гостевать, как тебе год будет. Никто сюда ко мне не ходил. Видишь, снег вокруг не затоптан. Следов нет. Только твои следы. Как заговорил ты, я встал
с.40.
сразу. Пустил рыбу. Первый раз встал. Отца своего ищешь ты. Знаю я. Видел я, семь лет тому назад туча по небу шла. Какой-то нгуо душу отца твоего нес. Какой нгуо, однако, не знаю. Не могу я смотреть на него. Силы такой нет у меня. Пойдем, однако, вместе искать.
Пошли они вместе. Сыруны-нюо еле виден у ног Быды-нгуо. Шли, шли они по воде и по земле, большой хребет увидали. На самом высоком месте человек сидит. Голову в колени уткнул, руки на животе сложил. Совсем большой человек. Однако не больше Быды-нгуо будет. Смотрят они, человек вдруг руки раскинул. Сжал пальцы в кулаки, к лицу поднес. Смотрит. В одной руке олень-бык, в другой - олень-важенка. Поставил их на землю - не убежали олени. Опять руки вместе сложил человек этот. Потом опять раскинул, и олени в каждом кулаке. Сидит он. Век так делает. Олени вокруг лежат - не уходят.
Подошли Быды-нгуо и Сыруны-нюо к нему. Это-то Баби-нгуо -Диких оленей нгуо был.
Парень ему и говорит:
- Эй, дядюшка, вставать надо маленько. Больно долго сидишь. Я-то один живу совсем. Мать только. Никаких людей вокруг нет. Если встанешь, то лайду увидишь маленькую. Там я живу. Что нам есть-то будет? Почто оленей не пускашь? Пускай в тундру бегут, телят родить будут. Будет людям можно родиться, еда будет. Пусти оленей. Мне еще отца голову искать надо.
Обернулся Баби-нгуо. Увидел парня, говорит:
- Кто ты такой?
- Сыруны-нюо я.
- У-га! Знаю такого. Лайда такая маленькая есть на земле. Баба там живет. Два года назад парня родила. Это ты. Знал я, что придешь гостевать, как год тебе будет. Никто сюда ко мне не ходил. Видишь, снег не затоптан вокруг? Не было людей никого. Ты пришел. Теперь оленей пускать буду. Два года назад в ум не пришло, что гостевать придешь.
Встал он - разбежались олени. Совсем одинаковые. Быды-нгуо -Баби-нгуо. Ни один не больше.
- Я тоже, - говорит, - пойду отца твоего голову искать. Не больше я Быды-нгуо. Почему останусь!
Шли-шли они втроем, два камня увидели. Большие два камня стоят. Между ними огромный человек сидит. В другую сторону смотрит. К пришедшим спиной сидит. Сидит, сидит, возьмет потом в каждую руку по огромному камню начинает из руки в руку перекидывать. Бросит один, отдохнет и опять другим играет. Какие камни бросит - век лежать остаются.
Подошли к нему трое. Говорит парень:
- О-о, когда в своей земле был, то как из чума выйду - трава только вокруг. Людей-то нет. Земля-то под ногами прыгает. Все валится,
с.41.
падает, совсем так людям жить нельзя. Как родиться будут на такой земле? Чум поставить нельзя - упадет чум. Кончай такое дело! Пускай люди родятся, камни на месте лежат, земля на месте стоит!
Это-то Моу-нгуо - Земли-нгуо был.
- Клади, дядюшка, камни, - говорит дальше Сыруны-нюо, - моя-то земля маленькая. Лайда такая высокая, упасть может. С двух сторон ее клади камни. Пусть мою землю держат.
Положил Моу-нгуо камни. Один положил, где Норильская земля. Имя ее Ситтыбаронго. Другой камень у края моря ставил. Это -Камень Койкомаза называется. Встал Моу-нгуо. Совсем он вровень Быды-нгуо и Баби-нгуо. Говорит:
- Кто ты?
- Сыруны-нюо.
- У-га! Знаю такого. Лайда маленькая. Баба там одна живет. Три года назад парня родила. Ты это. Знал я, что придешь гостевать. Три года тому назад в ум мне пришло, что придешь ты. Никто ко мне не ходил. Видишь, снег не затоптан вокруг! Только твои следы есть. Теперь землю тревожить не буду. Не больше я товарищей своих. Такой же, как Быды-нгуо и Баби-нгуо. Вместе с вами пойду, твоего отца голову искать. Как сидеть буду, если другая нгуо не большая?
Пошли вместе. Шли-шли они. Парень идет впереди, не оглядывается. Чувствует, сзади нет никого. Оглянулся - еле видны три нгуо сзади, еле бредут. Сел парень. Дожидаться их стал. Подошли они. Парень спрашивает:
- Что отстаете вы?
Отвечают:
- Сила наша кончилась. Дальше идти трудно. Мы за тобой совсем угнаться не можем. Иди вперед. Мы-то потихоньку пойдем.
Пошел парень. Еле виден стал. Идут нгуо, локтями друг друга касаются. Тогда один другого локтем ткнул и тихонько, шепотом спрашивает:
- Кончилась сила-то твоя?
- Кончилась!
Второй третьего спрашивает:
- Кончилась сила-то твоя?
- Кончилась! Говорят между собой:
- Как так? Родили нас такими большими, а силы-то только? Парень-то маленький, а сильнее нас будет. Не кончается его сила.
Взялись нгуо за руки, повернулись по направлению движения солнца и сели - спина к спине, втроем сели. Говорят люди, если нгуо сидят так, то хорошо все бывает. Если обернутся лицами друг к другу -худое будет. Сидят нгуо. Подходит к ним парень. Говорит нгуо:
- Одинаковые мы. Руки, ноги - все одинаковые. Оленей держали, рыбу держали, землю ломали, и вся сила у нас кончилась.
Отвечает парень:
- Даром говорите мне. Идемте скорее.
Опять побежал вперед парень. Отстали нгуо и опять шепчутся между собой:
- Тихо говорили мы. Как он услыхал? Теперь только, только такие худые души, что сила вышла, в уме держать будем. Говорить не будем.
Парень-то шел-шел, на моря край вышел. Смотрит, волны огромные ходят. По ним птица большая плавает - гагара огромная будто. Такая большая, что небо все закрывает. Не видно неба совсем. Перья у нее будто железные какие. Сел Сыруна-нюо на край берега -камень там был большой. Стал нгуо дожидаться. Пришли нгуо, к нему подошли. Говорит им парень:
- Нельзя вам дальше идти. Не пустит вас эта птица. Нужно ее камнем убить. Ну, Быды-нгуо, ты попробуй. Только в голову попадай.
Взял камень Быды-нгуо, кинул. Не долетел камень маленько.
- Ну, ты, Баби-нгуо, попробуй.
Взял тот камень, кинул. Промахнулся, однако.
- Ну, ты, Моу-нгуо, попробуй. Ты ведь последний. Век ты камни кидал, попробуй теперь.
Взял камень Моу-нгуо, кинул. Мимо кинул, не попал в птицу. Все трое промахнулись.
- Теперь я пробовать буду, - говорит парень. - Смотрите вы, трое.
Взял он камешек маленький. Кинул. Прямо в голову птице попал.
Испугалась птица. Крыльями забила. Море из берегов выскакивать стало. Взлетела птица. Закружилась над морем. Парень второй камень взял, в нее кинул. В хвост попал. В среднее перо попал. Из хвоста искры посыпались. Среднее перо выпало. В море упало. Птица-то прямо вверх полетела. Все вверх, вверх летела, из глаз потерялась.
- Видели? - парень говорит. - Я вас сильнее. Вы теперь меня слушайте. Теперь я - барба-предводитель буду. Старым-то делом не занимайтесь.
Пошли прямо по воде все. Дошли до какой-то земли. Увидели дом из бревен. Тоже кору. Стенки, крыша - все землей обложено. Нет дыма под кору. Значит, огонь не горит внутри. Вошли они в кору-дом. Никого нет. Еды всякой много лежит. Чашки разные стоят, а нет никого. Говорит парень нгуо:
- Давайте еду готовить. Есть будем.
Наготовили они еды много. Есть стали. Поели - спать легли.
Поспали - опять есть стали. Кончили есть. Говорит парень:
- Вы силу-то потеряли. Теперь здесь жить будем. Еду будем готовить. Ходить будем, смотреть землю и опять вечером сюда приходить.
с.43.
Пошли опять по той земле ходить, смотреть. Пришли обратно -никакой еды нет. Никто не готовил.
Парень говорит:
- Худо как-то будет. Нужно, чтобы один оставался, еду готовил. Только двое пусть со мной ходят. Ты, Быды-нгуо, первый будешь еду готовить.
- Ладно, - Быды-нгуо отвечает, - буду.
Остался один Быды-нгуо. Ушли все. Пищу-то он много готовил. Целый день работал. Под вечер отдыхать лег. Только лег - дверь открылась.
- Что такое, - думает Быды-нгуо, - товарищи мои, что ли, возвратились.
Обернулся, видит, в дверь вошел кто-то. Старуха будто. Голова между плеч висит. Глаза в глубоких дырах, видны еле-еле. На голове трава растет. Мяса-то никакого на ней нет. Как-то сами кости идут без мяса. Кожи тоже нет. Увидела его старуха, говорит:
- О-о, какой парень молодой, сильный, красивый! Помоги мне. Совсем я слабая. Корми меня немного. Сердце править надо, а то умру. Добрый ты, я вижу. Хоть маленький кусочек дай.
- Садись, бабушка, ешь. Сколько хочешь ешь. Сколько можешь. Не жалко мне. Правь сердце. Ешь все. Много ешь.
- Это-то много? - старуха говорит. - Только за щеку положить. Мне и этого мало. Однако возьму все. Есть буду.
Рассердился Быды-нгуо. Говорит старухе:
- Не бери все. Не жадничай. Бери столько, чтобы сытой быть.
Не слушает его старуха. Сгребла всю еду и уходить хочет. Ударил ее Быды-нгуо по спине. Тут старуха распрямилась. Вцепилась ему в голову. Маленькая ведь была. На землю руками опиралась, когда шла, а такому великану до головы достала. Подняла его старуха, стала вертеть над головой. Повертела его, на землю бросила. Кровь у Быды-нгуо изо рта полилась. Взмолился он:
- Душа моя близко. Силы нет. Бери все, бабушка. Отпусти только.
- Однако даром ты все говоришь, - старуха отвечает, - даром говоришь. Мне этим и сердце не поправить.
Сгребла старуха еду, тихонько к двери шаг сделала. Пропала из глаз. Будто ее и не было совсем. Насилу Быды-нгуо до угла дотянулся.
Пришли товарищи его скоро. Парень спрашивает Быды-нгуо:
- Где еда-то?
- Нету.
- Чего не готовил? Оставляли тебя еду готовить, с собой не брали. Почто ничего не делал?
- Захворал я.
- Чего захворал? Здоровый был совсем, когда уходили.
с.44.
- Как только вы ушли, дверь я открыл. Мне немочь в рот попала. Кровь полилась. Смотри, сколько крови на земле. Все изо рта шла.
Посмотрел парень, правда, кровь. Однако ничего ему Быды-нгуо не говорил про старуху. Так обманул. Сыруны-нюо говорит тогда:
- У меня-то в ум пришло, что это Камынкуто-нгуо - Крови нгуо земля. Почему она на тебя такую хворь послала? Не больше она тебя. Не больше других. Однако тебя вылечим сейчас.
Сгреб Сыруны-нюо земли немного, обтер Быды-нгуо. Здоровый тот стал.
Другой день пришел. Парень говорит:
- Теперь ты, Баби-нгуо, оставайся. Ты еду готовь.
- Ладно, - говорит, - останусь.
Целый день работал Баби-нгуо. Много еды готовил. Устал. Отдыхать лег. Только лег - дверь открылась.
- Что такое, - думает Баби-нгуо.
Оглянулся, старуху увидел. Еле идет старуха. Совсем худенькая, бедная старуха. Одни кости идут. Глаза-то в дыры еле видно, на голове трава растет.
- Эй, парень, - говорит старуха, - дай еды мне маленько. Совсем помираю. Душа оторвется скоро совсем. Хоть совсем маленький кусочек дай мне.
- Бери, бабушка, сколько хочешь, - Баби-нгуо отвечает. - Ешь досыта!
- Это вся еда-то? Это мне за щеку положить только. Мало мне. Однако возьму это все.
Рассердился Баби-нгуо, говорит:
- Ешь досыта, не жадничай. Лишнего не бери.
Не слушает старуха. Сгребла все, уйти хочет. Ударил ее Баби-нгуо по спине. Распрямилась старуха. Баби-нгуо за голову поймала. Крутила его, об землю ударила. Кровь полилась изо рта Баби-нгуо. Просит он:
- Пусти меня. Душа близко. Бери все.
- Мало, однако, - старуха говорит.
Все взяла, пропала. Баби-нгуо в угол лег. Лежит. Опять пришли трое товарищей. Опять еды нет. Парень говорит:
- Ты-то чего еды не готовил?
- Хвораю я. Хворь в рот попала. Кровь изо рта лилась.
- Ладно, лечить буду, - Сыруны-нюо отвечает.
Землей его обтер, здоровый стал.
Утром-то Моу-нгуо остался готовить еду. Целый день не сидел. Работал все. Много еды наготовил. Отдыхать лег. Опять пришла старуха прежняя. Опять стала еду забирать. Опять ее ударил Моу-нгуо. Она его совсем сильно об землю била. Еле живой остался. Парень
с.45.
пришел, лечил его. Однако Моу-нгуо тоже про старуху ничего не сказал.
На другой день Сыруны-нюо говорит:
- Теперь вы идите. Землю одни смотрите. Я буду еду готовить.
Ушли. Сыруны-нюо остался. Стал еду готовить. Много еды. Смотрит - старуха. На голове трава растет. Мяса нет, кожи тоже, одни кости идут. Говорит старуха:
- Эюэй, красивый, сильный парень, добрый ты, я вижу. Помогай маленько. Сколько-то еды дай. Умираю я.
- Бери маленький кусочек.
- Что мне твой кусочек? Все возьму.
- Знаю я тебя. Ты Камынкуо-нгуо - Крови нгуо. А ты меня не знаешь. Сильнее я и Биды-нгуо, и Биби-нгуо, и Моу-нгуо. Я тебе и такого кусочка не дам. Пусть ты умрешь.
Подошла старуха, стала еду брать. Ударил ее Сыруны-нюо. Схватила его старуха за волосы, а он ее тоже ухватил. Стали они бороться. Поднял ее над головой, ударил о землю. Откуда только кровь у старухи взялась. Изо рта полилась. Говорит она тогда:
- Душа-то близко. Кто ты такой?
- Сыруны-нюо я.
- У-га! Знала я, что ты придешь. Давно знала. Не убивай меня. Три девки у меня есть. Все тебе отдам. Только пусти меня.
- Все равно тебя убью. Твоих трех девок и так возьму.
- Пусти меня. Все сделаю.
- Не пущу. Убью. Мне отца голову искать надо.
- Отца твоего голову мой мужик грызет. Никак съесть не может. Больно крепкая голова. Видно, лечить мог отец твой. Мог болезни побеждать. Меня-то Сырада-нямы - Подземного Льда Мать зовут. Ты-то думаешь, что Камынкуо-нгуо я. Нет. Я Сырада-нямы. Моего-то мужика Сюдю-нгуо зовут. Сюдю-чума-болезнь. Видом-то он совсем другой. Глаз-то нету совсем, уши одни есть. Носа нет тоже. Совсем, как ладонь, рожа у него. Рот только один. Когда люди болеют, многие умирают - это Сюдю-нгуо их жрет.
- Как голова моего отца-то, цела еще?
- Вчера-то была тонкая, как из жилки. Может быть, сегодня Сюдю-нгуо ее разгрызет. Крепкая она больно.
Чуть Сыруны-нюо руки разжал, исчезла старуха. Только из-под земли, из-под ног, голос ее слышен:
- Парень! Сейчас-то ты сильный! Только ко мне в дом иди. Там бороться будем. Посмотрим, кто верх возьмет. Может, завтра, может, сегодня к тебе приду сама тайком. Душу оторву. Ты-то думал, что голова у тебя больше нгуо. Нет. Однако, погибнешь.
В это время нгуо подошли. Остановились у дверей, шепчутся:
- Как Сыруны-нюо теперь? Небось, лежит. Кровь изо рта льется.
с.46.
Открывают дверь. Входят. Смотрят - полно еды. Глаза они в землю опустили.
- Ну, что неправду вы говорили, - стал ругаться парень, - какая такая хворь сюда ходила? Какая Камынкута-нгуо была? Старуха только была. И маленького кусочка ей не дал. Прогнал я ее. Ешьте. Ладно.
Поели они. Отдохнули. Сыруны-нюо говорит им:
- Не добрый этот дом. Шевелить надо отсюда, уходить. Худо жить здесь.
Ушли они. Шли-шли, до огромного озера дошли. Воды-то в нем не видно. Трава одна растет высокая. Очень высокая трава. Двадцать хореев высотой, или больше. Первый до озера-то парень дошел. Сел на берег, товарищей ждет. Пришли они, говорят:
- Отдыхать будем!
- Нет, - парень отвечает, - будем ножами траву резать. Всю ее срежем, в кучу сложим.
- Ладно.
Стали траву резать. Долго работали. С головой под воду ушли, под корень ее режут. Целый день резали. Потом поднялись, шепчутся:
- Сколько ты нарезал, - один говорит, - только пучок маленький, а ты? Тоже так. А ты?
- Столько же. Силы, однако, нет больше. Отдыхать будем.
Вышли на берег. Парень там спал. Ему голову тихонько подняли.
- Вставай, - говорят, - мы отдыхать будем.
Вскочил парень, посмотрел на озеро. Не убавилось травы.
- Почто не работали?
- Целый день работали. Силы кончились.
- Ладно. Отдыхайте. Я работать буду.
Стал он траву резать. Легли спать нгуо. Только уснули, будит их парень. Схватил за волосы, поднял. Поднялись нгуо, видят - лежит огромная куча травы. Чистое озеро. Одна вода.
Говорит парень:
- Садитесь. Веревку из травы вейте. Пусть крепкая будет. Толстая, как моя рука. Так делайте.
Сели нгуо веревку вить. Вили-вили, сила кончилась. Говорят нгуо:
- Силы нет совсем. Не можем работать.
Засмеялся парень, сам сел вить. Нгуо сесть не успели - готова веревка. Толстая веревка. С руку толщиной веревка.
- Теперь идти надо, - говорит парень. - Обматывайте меня веревкой.
Стали его веревкой обматывать нгуо. Обмотали. Стал парень-то толще десяти чумов. Однако опять быстрее всех вперед ушел. Опять отстали нгуо. Дошел парень до огромного хребта. Сел, стал нгуо дожидаться. Пришли они. Говорит им парень:
с.47.
- Что за камень такой лежит? Будто чум большой? Смотреть надо. Может, под ним что есть? Пробуйте по очереди. Ты, Быды-нгуо, первый бей по нему рукой, ломай его.
- Ладно, - Быды-нгуо говорит.
Подошел к камню, кулаком ударил. Только кулак чуть не сломал. Целый камень. Никак не сломался.
- Ты теперь, Баби-нгуо, попробуй! - парень говорит.
- Ладно.
Подошел Баби-нгуо к камню, сильно кулаком ударил. Кровь только из кулака брызнула. Камень-то целый.
- Ты теперь, Моу-нгуо, попробуй, - Сыруны-нюо говорит.
- Ладно.
Подошел, ударил кулаком, руку только разбил Моу-нгуо. Целый камень.
- Теперь смотрите, - говорит парень. - Я пробовать буду. Вы-то только раньше всякие нехорошие дела могли делать. Хорошего-то дела не можете.
Ударил раз Сыруны-нюо. Слетел камень с места. Дыра под ним открылась большая, темная. Имя ей Моу-сие - Дыра в земле.
- Что это за дыра, - парень говорит. - Смотреть идти надо. Привязывайте меня за один конец. Другой сами крепко держите. Если до дня не достану, вытащите меня тогда. Три дня меня ждите, если до дна дойду. Если на третий день дерну веревку три раза, то тащите меня. Ум мой такой, что трех девок я здесь достану.
Опускать его стали нгуо. Сколько-то времени опускали парня. Вдруг головой обо что-то стукнулся. Темно очень. Темнее, чем в пургу темной порой. Ничего не видно. Парень вокруг рукой щупать стал. Нащупал гладкое что-то. Вокруг пошел - кору будто, как дом. Привязал он веревку к чему-то крепко-крепко, а сам стал дверь искать. Нашел дверь, распахнул ее, в дом пошел. Дом изо льда сделан. По-нганасански называется Сырада-кору. Только парень вошел, засветился лед. Смотрит парень - старуха Сырада-няма сидит. Схватил ее парень, сжал в руках. Три дна билась она. На третий день одолел ее парень. Раскрутил над головой, стал об лед бить. Совсем душа близко стала.
- Пусти меня. Трех девок своих отдам тебе. Как обещала, -взмолилась Сырада-нямы.
- Нет. Тебя пущу - сам погибну, - парень говорит. - Девок твоих так возьму. Голова моего отца цела ли?
- Вчера мужик мой пополам ее перекусил.
- Как теперь тебя отпускать буду? Душу сейчас из тебя выгоню.
Убить ее хочет парень. Руками давит ее. Исчезла вдруг старуха. Только голос ее из-под ног слышен далеко:
с.48.
- Я-то тебя два раза пробовала только. Теперь только настоящая мука будет. По-настоящему бороться будем.
Открыл другую дверь парень. Видит - три девки сидят. Имя им -Нагурп Сырада Копто - Три Дочери Матери Подземельного Льда. Толстые девки. Лица-то полные. Зады, как у важенок осенью, тугие. Беда красивые девки!
Вскочили три Сырада-Копто, как он вошел, спрашивают:
- Ты Сыруны-нюо?
-Я.
- Пришел все-таки? Мы-то семь лет назад слышали, что будет человек, который к нам придет. Идем скорее. Аргиши ждут. Нарты, олени - все готово. У дома стоят.
- Ладно.
Вышли они. Совсем темно. Парень-то стал оленей ощупывать, нарты искать. По три нарты у каждой девки было. Одна мужская, другая - женская, одна - для груза. Осмотрел парень все. Велел девкам собрать все в кучу. Сам их тоже в кучу собрал. На ощупь все ищет. Девки-то беда красивые, рук от них оторвать не может. Однако всех веревкой обвязал, которая спущена была. Девкам велел за веревку держаться крепко. Старшая впереди держалась, дальше руки средней были, потом младшей - сзади всех парень держится. Дернул он веревку три раза. Будто гром три раза прогремел. Нгуо стали веревку тянуть. Тащат нгуо их.
Смотрят нгуо - один аршин вытянули и девку большой красоты. Стали они шептаться тогда:
- Совсем танкага-богатырь Сыруны-нюо. Наверное, всем по бабе добыл. Теперь хорошо жить будем. Если другие девки, как эта, будут, у всех сладкие, толстые жены будут.
Вторую девку вытянули нгуо, третью вытянули, смотрят - руки парня показались. Перестали они тянуть, опять шепчутся:
- Как делать будем? Одному-то не хватит бабы. Пусть парень пропадет. Нам всем достанется. Как так будет, если человека сын больше нгуо будет? Надо, чтобы нгуо всегда больше были.
Взял один нгуо нож, перемахнул веревку возле рук парня. Только крик из дыры послышался.
Долго падал парень. На землю какую-то попал. Земля, как смола. Шагу сделать нельзя. Темно. Ночь ли, день, кто скажет? Кричит парень. Громко кричит. Что силы осталось кричит парень. Кричит, кричит - ничего нет. Никто к нему не идет. Голоса никакого не слышно. Вспомнил тогда парень, что ему Сырада-нямы говорила. Вспомнил, что ум потеряет, что душа от него уйдет. Однако не хочет так умереть. Встал, однако, пошел тихонько. Думает: - Пока совсем душа не уйдет, драться буду, идти буду.
с.49.
Шел, шел по жидкой земле. Ноги еле-еле переставляет. Все-таки когда-то чум нашел. Огромный чум стоит. Думает:
- Теперь, однако, сюда пойду. Здесь искать буду. Пускай умирать буду, однако, бороться стану.
Хотел парень входы найти, однако, голос сверху услыхал:
- Эй, Сыруны-нюо! Ум-то у тебя еще есть? Чего ты в эту землю пришел? Чего на верхней земле видел ты?
Тут маленько светло стало. Парень-то голову поднял - верх чума увидел. Там кто-то огромный сидит. Глазами всего видеть нельзя, Говорит этот:
- Смотри на меня! Я Неги-нямы - Птица-мать. Видишь меня? Это я в темную ночь, когда пурга, в верхнюю землю летаю. Людей каких увижу, сюда несу. К Сюдю-нгуо, мужику Сырада-нямы таскаю. Только те, кто лица в землю прячут, за траву держатся, от меня спастись могут. Не могу я близко к земле подлетать. Не могу тех, что за землю хватается, унести.
Дальше смотри, парень. Это - Сырада-нямы чум. Голову-то отца твоего здесь старик ее грыз. Теперь опять на меня смотри!
Поднялась Неги-нямы, повернулась. Один бок показывает, другой бок показывает, крылья раскинула, хвост распустила. Смотрит парень.
- Ну, как, видел ты меня раньше? - спрашивает. - Если бы ты мне перо выбил, будто свою тамгу поставил, то сюда бы не попал. Ум бы не терял. Целый был бы. Теперь, однако, в чум иди. Там смотри.
Вошел парень в чум. Видит - там лежит будто старик на спине. Парки на нем нет, бакарей нет, штанов тоже нет. На роже-то одна дыра-рот. Глаз нет, одни уши торчат трубками.
- Это Сюдю-нгуо, - думает парень.
Однако сердце его испугалось совсем. Глаза он опустил, смотреть боится. Потом маленько силу-то собирал, смотреть стал.
Воздух старик стал ртом сосать, будто нюхает. Головой стал вертеть. Говорит:
- Чего это за запах такой? Почему так пахнет?
- Это я пришел, - парень говорит ему.
- Кто ты? Сыруны-нюо ты? Восемь лет назад слыхал я, что придешь искать голову отца. Восемь лет я грыз ее. Однако нет тебе талана. Вчера только разгрыз я ее. Твою-то голову за полночь съем. Она-то у тебя мягкая. Четыре зуба у меня только. Как раз на каждый по куску хватит.
- Ладно, ешь голову. Только плохо тебе будет. Как так? Отца голову только вчера разгрыз, - теперь меня живого съесть хочешь? Меня-то съешь - людей не будет. Что есть будешь?
Задумался Сюдю-нгуо. Говорит немного погодя:
- Правду говоришь. Не могу я живого голову грызть. Иди на землю. Иди, Неги-няма говорит:
с.50.
Бабушка, неси меня в землю мою. Проси ее. Может быть, унесет она тебя. Скажи, что я пустил тебя. Только дело есть одно. Как тебя Неги-нямы понесет, то лететь-то нужно через семь больших вод. Как на четвертую прилетите, то лопатку свою отдай ей. Иначе сила ее кончится. Не понесет дальше, всего съест. Дальше-то опять ее кормить своим мясом будешь. Все она съест. Только глаза останутся, да кость спинная. Согласен ты?
- Ладно, согласен.
- Только, как полетите, на землю не смотри. Пока в свою землю не попадете, не смотри вниз. Если только подумаешь посмотреть, то сбросит тебя Неги-нямы. Иди скорее, а то я живых не люблю.
Ушел парень. Из чума вышел. Его Неги-нямы увидела.
- Бабушка, - парень говорит, - не сердись на меня. Пустил меня-то Сюдю-нгуо. Ты меня на верхнюю землю унеси.
- Ладно, - Неги-нямы говорит. - Вижу, хочешь ты, чтобы люди на земле жили. Ладно, унесу. Однако лететь-то через семь больших вод надо. Как тебя понесу, если кормить меня не будешь? Как на четвертую воду прилетим, лопатку мне давай. Потом еще корми.
- Ладно, - Сыруны-нюо отвечает. - Все сделаю, как ты захочешь.
- Ты на землю вниз не смотри, - Неги-нямы опять говорит. -Только подумаешь - вниз сброшу. Нельзя живому человеку на Бодырбо-моу - Землю мертвых смотреть. Посмотришь - сам мертвый будешь.
- Ладно, - парень говорит.
- Ну, лезь мне на спину.
Влез парень, в перья вцепился. Полетела Неги-нямы. Сколько-то летела, говорит Неги-нямы:
- Ну, лопатку-то давай.
Повернулся к голове птицы парень. Клювом огромным ему стала спину клевать, засмеялась:
- Теперь всего есть буду, - говорит. - Только глаза оставлю одни.
Так было. Однако прилетели они на землю как-то. Села Неги-нямы, крикнула:
- Все! Назад полечу!
Бросила на землю глаза парня и кость спинную. Заплакал парень. Никогда раньше не плакал. Теперь его глаза плачут. Говорить-то не может. Только ум один есть:
- Как живой-то буду без рук, без ног? Глаза-то чайки склюют. Лучше бы съел меня Сюдю-нгуо.
Засмеялась тогда Неги-нямы:
- Ум только пришел! Ладно.
Выплюнула они ноги, руки, внутренности, мясо, член его, все к кости спинной приставила. Все мягкое приросло. Ударила по телу крылом Неги-нямы, встал парень, потянулся. Говорит он:
с.51.
- Бабушка! Что тебе делать буду за это? Что за перо сделаю?
Сел он. Достал белое железо круглое. Стал на нем писать - это Коу - солнце, это - лицо человеческое. Это железо-то писаное. Неги-нямы одел. Говорит:
- Теперь мелкие нгуо тебя бояться будут. Это дялы-Койка Дня-фетиш. Знак такой. Теперь нгуо тобой командовать не будут.
- У-га! - Неги-нямы говорит. - Теперь-то ничего ты не должен мне. Ты-то теперь иди. Чум скоро найдешь. Там-то старуха одна будет. Тебя кормить будет, беречь тебя. Ты-то сейчас в землю лицо прячь, за траву держись руками и зубами.
Сделал так парень. Взлетела Неги-нямы. Загремело только вокруг. Встал парень. Пошел. Маленько шел - чум увидел. Яма в землю небольшая вырыта. Бревна там дерном выложены. Вошел парень туда. Только вошел, Старуха его за парку ухватила, говорит:
- Талан у меня есть, однако! Не было детей, теперь парень пришел. Садись, отдыхай.
Сел Сыруны-нюо. Старуха-то продолжает:
- Вечером-то старик мой придет. Он у больших нгуо сейчас. Они его работать заставляют. Мой старик сам-то маленький нгуо. Те сильнее. Вот у них и работает. Здесь вокруг все маленькие нгуо-боги живут. Какие-то маленькие речки, озера, лайды, деревья - это их чумы-то. Плохо нас маленьких нгуо кормят трое сильных нгуо. Однако, какая-то еда есть. Все-таки будет нам. Отдыхай!
Лег спать парень. Вечером проснулся. Старик пришел. Спрашивает:
- Что за человек здесь?
- Парень пришел, - старуха отвечает. - У нас жить будет. Отдохнет маленько, будет помогать нам. Что принес-то ты.
- Вот еды кусочек. С ладонь кусок всего, не больше.
- Однако все парню отдадим. Мы-то сегодня немного ели. Он-то совсем голодный. Пускай ест.
- Ладно.
Поел немного Сыруны-нюо. Спать лег. Утром ему говорит старик:
- Пойдем к большим нгуо. Праздник там сегодня. Кормить там много будут.
- Пойдем, - парень отвечает.
Пошли. Пришли к огромному кору-дому. Большой-большой кору стоит. Множество мелких нгуо набилось туда.
Сидят они один к одному. Ступить совсем некуда. Отдельно три больших нгуо сидят. В кору-то сбоку помост сделан. Там они сидят. Глянул парень, сидят равные Биды-нгуо, Биби-нгуо, Моу-нгуо. Нанур-Сырада Копто - Три Матери Подземного Льда. Девки еду разносят. Парень-то тихонько сзади сел. Ждет.
с.52.
Всем еду разнесли. Склонились все над ней. Встал тогда Сыруны-нюо. Говорить стал:
- Мастер я, - говорит он, - разные дюроме - вести рассказывать. Рассказать ли вам, большие нгуо, сказку?
Обрадовались те, говорят:
- Сюда иди, рассказывай.
Пошел парень. Раздвигает мелких нгуо, прямо к помосту идет. Локти на помост поставил, говорит трем нгуо:
- Есть-пить давайте!
Дали ему две миски - еду и питье. Схватил он их, об пол бросил, поломал. Ударил по помосту пальцем - разлетелся помост на мелкие куски.
- Теперь, - говорит, - рассказывать буду. Трех нгуо я сильнее был. Нехорошие дела делали они, худые дела. Я уму их учил. В чум Сырада-нямы ходил. Девок этих вот там добыл. Погубить решили они меня, девок забрать себе. Нет. Не так стало. Талан-то у меня есть. Живой остался. Сыруны-нюо звать меня. Голову отца я искал. Все нгуо меня знают!
Повесили головы Трое Нгуо сильных. Вытащил нож парень. Одного за ухо поднял, отрезал ухо. Другого за ухо поймал - обрезал ухо. Третьему тоже ухо отрезал. Велел мелким нгуо потом идти к себе. Пошли они, повели они троих сильных нгуо рыбу ловить, оленей добывать, дрова рубить.
Зажил один в кору-доме парень. Стал с тремя Сырада-девками жить. То к одной идет, то - к другой. Быстро те беременные стали. Семь дней всего прошло. Семь дней ему Три Сильных Нгуо рыбу, оленей таскают. Потом их к себе позвал. Пришли нгуо, молчат, на бакари себе смотрят. Говорит им парень:
- Идите, куда хотите. Делайте, что хотите. Только прошлым худым делом не занимайтесь. Рыбу, оленей не держите, землю не трясите. Пусть люди плодятся, живут.
Ушли нгуо. Ничего так больше не делают. Мелких нгуо тоже послал в свои земли Сыруны-нюо. Сказал, чтобы люди больше их глазами не видели. Так стало. Только-то.
Этот-то парень сам стал нгуо. Имя его Дайба-нгуо. Сирота-нгуо. Он о людях-то позаботился. Сам человек..."
* Рассказанный Сейме Линанчера миф был передан во всех подробностях более чем десятку людей преклонного возраста - от шестидесяти лет и старше с просьбой прокомментировать каждую деталь сюжета и оценить его в целом.
Все без исключения информаторы отнесли это произведение к числу "шаманских сказок", "шаманских вестей", выделив из цикла фольклора о мироздании.
с.53.
(№ 9)
Образ Дяйба-нгуо - Сироты-небожителя привлекался шаманами для объяснения взаимоотношений духов "шаманского мира". Наиболее выразительными примером шаманского мифотворчества, трансформирующего традиционные представления, является повествование Бориса Дюходеевича Костеркина.
(Костеркин Борис. Усть-Авам. 18.6.62).
"Озеро большое было. Там один чум шестовой стоял. Две бабы были у него. Одна красивая девка, другая огромная, большая баба. У девки красивый был мальчик маленький. У другой бабы девка была совсем большая. Мать ее Сиге-копто звали. Мужик-то сам хороший был. Откуда такую бабу взял?
Говорит как-то он ей:
- Зачем мне эта баба ленивая? Страшная совсем.
Так-то в ум пришло, на охоту он ушел. Как ушел, бабы одни остались. Красивая-то баба спать легла как-то. Сиге-копто не спала. Девка ее за дровами ушла. Мальчика чуме играл.
Думает Сиге-копто:
- Совсем меня мужик ругал. Не любит он меня. Любит красивую бабу. Надо ее как-то портить.
Рыба была в чуме. Стала Сиге-копто рыбу жевать, клей варить. Сварила. Глаза красивой девке заклеила. Спит та, ничего не знает.
Схватила Сиге-копто парня маленького, на берег унесла. Ветер-то с берега дует. Подошла, говорит:
- Эй, Быды-нямы, я тебе подарок принесла! Давай мне оленя дикого, рыбу. Бросила парня в воду, в чум ушла. Только пришла, вторая баба встала. Говорит:
- Эй, чего это я ничего-не вижу?!
Плачет она.
Скоро пришел мужик, говорит:
- Где парень мой? Чего баба плачет?
Сиге-копто говорит:
- Смотри вот! Хвалил эту бабу. Ослепла она. Парня своего пустила. Пропал он.
Ушел искать сына мужик. Искал, искал, не нашел.
Через семь дней говорит:
- Я уйду. Сиге-копто с собой возьму. Здесь пускай слепая остается и девка. Пусть ее кормит. Весной назад приду.
Так сделал.
Осталась слепая. Девка ее кормит. Совсем, однако, еды не осталось, как весна пришла. Сидят они, говорят:
с.56.
- Как теперь жить будем? Может, куропатку искать надо?
Ушла к лесу девка. Наверху птичка сидит, говорит:
- Эй, сестра! Мяса надо?
Испугалась девка, говорит:
- Кто ты? Конечно, надо мяса. Есть нечего.
Посмотрела опять девка наверх, увидела - сидит маленький мальчик, держит лук из ребра пороза - дикого оленя. Стрела-то два конца имеет: один железный, другой костяной.
- Достану я мяса, - мальчик говорит.
Так сказал, сверху мясо упало - совсем жирного быка мясо. Пустил стрелу мальчик - деревья повалились, все на части раскололись.
Взяла дрова и мясо девка, в чум унесла. Там слепая спрашивает:
- Где взяла все это?
- Не знаю, кто дал, - говорит девка, - птичка будто какая-то -парень стал потом.
- Может, мой парень это, - говорит баба, - нужно вместе идти искать. У меня грудь совсем болит. Молоко течет. Наверное, мой парень близко.
Пошли вместе они. Опять на дереве девка увидела парня.
Тот говорит:
- Эй, сестра, опять мясо надо?
Опять мясо сбросил, стрелу пустил - много дров стало.
Поймала стрелу девка. Под парку спрятала.
Парень говорит:
- Эй, стрелу давай!
- Устала я, - говорит девка, - ко мне иди, отдам.
Парень-то вдруг опять маленькой птичкой стал, слетел вниз, близко подлетел. Тогда слухом услыхала слепая его, руку протянула, схватила за ногу. Высоко взлетела птица, слепую с собой подняла. Потом вниз спустилась - силы мало. Тогда слепая грудь вынула, птице клюв молоком мажет. Чувствует - тяжело рукам держать. Ощупала -парень ее на руках лежит, грудь сосет. Сосал, сосал, говорит:
- Эй, мать я нашел теперь!
На озере-то лед стоит. Там кору стоит большой. В нем девка сидит большая, большая. Она глазам видна стала.
- Эй, баба, этого парня унеси. Я - Быды-нямы. Совсем нгуо все меня ругали, говорили: "Чего не свой пай берешь? Человека берешь? Это не твоя сторона. Твоя сторона - рыба, вода." Совсем мне стыдно было. Унеси этого парня. Я ему подарок дам, за то, что у себя держала. Две девки у меня есть, пускай его бабы будут. Домой идите, спите. Ушли домой все, спать легли. Спит слепая-то, спит, думает:
- Утро, нет ли? Не вижу. Глаза были бы, видно стало все бы.
Глаза открыла - вдруг видит все. Чум новый стал, нюки новые, котел медный висит.
с.57.
Удивляется баба. Посмотрела на другую сторону - увидела, сын спит в кукуле, рядом девки какие-то лежат, спят.
Затопила баба огонь, наружу ушла. Опять удивилась: совсем много санок возле чума стоит, оленей много ходит.
Баба думает:
- Кто это? Нгуо ли? Мужик какой?
В чум ушла, всех разбудила.
Встали все. Смотрит она на девок новых, спрашивает:
- Откуда вы?
Одна говорит:
- Моя мать - Биды-нямы.
Другая говорит:
- Моя мать - Коу-нямы, они нас сюда послали.
Быды-копто говорит:
- У меня в санке шаманская парка лежит, бубен. Сюда все неси. Твой сын шаманить будет.
- Как шаманить будет? - баба говорит. - Маленький он.
- Ничего, - говорит парень, - буду шаманить. Бери из мамонта кости бубен, шапку, разные вещи, сюда неси.
Послушала баба его, принесла все.
Стал шаманить парень. Весна-то была тогда. Вдруг замерзло все, совсем хорошая погода стала. Восемь дней шаманил парень, вдруг расти стал. На девятый день совсем взрослый стал. Шаманить-то кончал - отец его пришел.
Тогда говорит парень:
- Эй, теперь я отца и мать в огонь класть буду. Сиге-копто в воду брошу, а Сиге-копто-девку в стойбище в сторону брошу. Пускай на камень упадет - там большая Койка-моу будет. Прежде чем кидать ее, Сиге-копто в воду брошу.
Взял, как камень Сиге-копто в воду бросил. Ушла в воду Сиге-копто, говорит:
- Ладно, теперь я в воде жить буду. Как шаман какой в воде плавать будет, его буду ловить.
Взял парень отца, мать, в огонь положил. Как положил их в огонь, вспыхнули они. Совсем сильно вспыхнули они. Тогда парень стал в огне ковырять. Нашел только кусок черепа отца, кусок черепа матери. Достал их. Достал-то достал, сразу с ними ничего не делает. Взял откуда-то железо, молоток сделал большой, наковальню. Положил на наковальню отца череп, стал по нему молотком бить. Бьет, бьет -немного только ломается череп На седьмой день только осталась маленькая кость с ноготь величиной.
- Теперь крепко будет, - думает парень.
с.58.
Стал бить кость черепа матери. Бьет, бьет, только маленькие кусочки кости отлетают. Остался только маленький кусок. Пять дней работает парень.
Стукнет раз - отлетит кусок кости. Найдет его парень - опять бьет. Потом говорит:
- Хватит. Теперь пусть мой отец идет к нгуо, который на седьмой коже неба есть. Пусть он людям чего-то дает, чтобы люди голыми руками не добывали еду. Пусть поможет им как-то, себе левую руку отрубит, на землю бросит. Пусть люди научатся делать пущальни, лодки, фока - копья, все делать научатся. Мать-то пусть тоже к Моу-нямы идет. Пусть она детей будет хранить, что у девок родятся.
Дунул на отца кость - он человек видом стал. Взял его парень, кверху бросил - только шум раздался, как он на небо улетел.
Теперь говорит парень:
- Я теперь Дяйба-нгуо буду.
Матери-то говорит:
- Ты на земле живи. Я не видал - раньше меня ты или нет, мать моя или нет, не знаю. Не знаю - отец мой был или нет. Люди тоже когда только родятся - не знают никого. Звери всю жизнь не знают, кто им родня. Ты пускай будешь - Немадоимо-нгуо. Будешь ум всем матерям давать - зверям ли, людям ли, которые мужей знать не будут. Не будут знать они, кто отец их детей. Будешь им ум давать, чтобы они мужиков искали, хотели с ними спариться, детей рожали.
Дунул он на мать - она как человек стала. Потом стал ее между ладонями тереть. Мял, мял - она тоньше волоса стала. Пустил ее парень по ветру. Дунет ветер - взлетит волос. Затихнет ветер - на землю опустится волос. Так по земле ходит.
Тогда парень говорит:
- Я на восьмой коже неба жить буду - Дяйба-нгуо буду. Одна моя баба пускай хранит чумища людей, другая пусть рыбу дает, когда Биды-нямы для людей дела не найдет. Моя сестра-то пускай на земле живет, пускай койка будет. Нгуо-то на небе все. На земле только маленькие койки будут.
Так-то кончал.
Теперь небо из двенадцати кож состоит. Сколько месяцев -столько и кож у неба. Как месяц прошел - кожа меняется".
Совершенно принципиальным отличием от традиционных, не шаманских, повествований о Сироте-нгуо является в первую очередь то, что рождение героя и его последующее сиротство объясняется совершенно реалистично. В канонических мифах о Дяйба-нгуо его сиротство трактуется как следствие волшебного убийства его отца сверхъестественными существами задолго до того, как сам Сирота становится способным бороться с кем бы то ни было.
с.59.
(№ 10)
* Широко распространенным сюжетом в простых, не шаманских мифах о Дяйба-нгуо являются различные короткие мифы о том, как у каких-либо бедных людей, всегда ня-нганасан, пропадал или кормилец, или дети. Тогда оставшиеся сиротами люди обращались к Дяйба-нгуо с просьбой о защите и помощи. Через некоторое время появлялся человек, который возвращал кормильца или утерянных детей и помогал людям, посылая им диких оленей или рыбу. Все эти рассказы довольно однотипны: Дяйба-нгуо появляется с "солнца стороны" и туда же отправляется после совершенных действий.
Некоторая же часть мифов такого плана повествует о том, что люди сильно бедствовали от голода - пропадал дикий олень, зайцы, куропатки, рыба, гуси. Есть становилось нечего, и люди обращались к Дяйба-нгуо. В этом случае Сирота-нгуо присылал людям некоторое счастливое качество, которое нганасаны называют русским словом "талан". Значение этого понятия строго соответствует старорусскому смыслу слова. Его можно весьма приблизительно охарактеризовать как "удача", "успех", "счастье".
Приводимый ниже миф является исключением из этого цикла, так как сам Дяйба-нгуо выступает в необычном облике небесного лыжника.
(25 июля 1962 г. Людмила Турдагина, Усть-Авам).
"О Тудитанда (Лыжнике) и его жене Хорочеру (Узколицая). Идет человек по земле. Дерево разрубил он пополам, даже сучки не срубил, на ноги одел. Где идет - там глубокие следы остаются. Как один шаг сделает - пурга начинается, даже не видно ничего. Стихает потом пурга.
Два раза по семь дней он идет. Вдруг - маленький чумик видит. Маленький чумик совсем. Оленей-то нет кругом, ничего нет. Только несколько санок есть. Оттуда женщина вышла. Лицо у нее узкое-узкое. Семь оленей откуда-то прибежали, семь собак откуда-то пришли.
с.62.
Схватила эта женщина маут, чтобы собак и оленей душить, чтобы накинуть петлю, задушить и так бросить. Потом говорит:
- Эй, кто пришел ко мне теперь? Сейчас задушу всех собак и оленей. Пускай тому достанутся. Может, поможет мне найти моих трех детей и мужа, которые умерли.
- Эй! - кричит ей лыжник. - Погоди, не убивай всех, меня подожди.
Посмотрела на него женщина, говорит:
- Пускай ты мне брат будешь, пускай отца брат, только помоги мне. За одну ночь пропал мой муж, трое детей пропали.
Заплакала она, на землю упала.
Лыжник говорит ей:
- Эй! Чум укрепи. Пускай крепко стоит, когда ветер поднимется.
Так сказал, подождал, пока она чум укрепит, пошел.
Шаг сделал - чуть пурга чум не снесла, стихла потом. Сколько-то времени прошло, опять пурга поднялась. Смотрит женщина, идет лыжник. К его лыже Сиге-ны (женщина-людоед) привязана. Подошел он, говорит:
- Если мужа найти хочешь - живот Сиге-ны разрежь.
- Как резать буду? - спрашивает. - Боюсь я.
- Не бойся, - отвечает лыжник, - режь.
Тогда взяла она нож, разрезала Сиге-ны живот. Оттуда человек вышел. Совсем волос нет у него - лысый. Живой, однако. Заплакала женщина, говорит:
- Это - муж мой.
Говорит тогда лыжнику:
- Будь братом моим, братом моего отца, заходи, поешь чего-нибудь.
В чум пошли. Она ему рыбу дает, жир, мясо. Лыжник говорит:
- Эй! Я так не могу есть. Вы все в огонь бросайте, я только так есть буду.
Послушалась его - так сделали. Сколько-то времени отдыхали, лыжник ушел потом.
Вернулся скоро, старуху Хорнгы (Людоедка) притащил опять, говорит:
- Режьте ее, она детей ваших взяла.
Зарезали ее, из нее трое детей их вышло: один мальчик, две девочки.
Хоргны в лохмотья одета бывает, рот у нее большой.
Тогда лыжник говорит:
- Пойду я. Не могу больше. Пахнет сильно людьми от вас.
Ушел он. Сколько-то времени прошло, девки выросли большие совсем. В чуме жить тесно стало. Нюки порвались совсем.
Как-то раз женщина говорит:
- Откуда-то стадо идет. Колокольчик звенит.
с.63.
Вышла младшая дочь на улицу. Видит: три аргиша идут длинные-длинные. На первой санке одного аргиша девка сидит. Как посмотрит куда - светло там становится. Если на нее долго смотреть - она как уголь становится. А в других аргишах никого нет.
Около чума только одна мужская санка остановилась, всякими баса украшена.
Стадо-то идет совсем большое, конца не видно.
Вдруг пурга началась сильная внезапно. Лыжник появился, говорит:
- Эй, баба, выходи!
Вышла она. Говорит ей:
- Делай чум большой. Пусть на четыре части разделен будет.
Такой чум они сделали. Туда лыжник зашел. За ним еще один зашел - парень. Совсем красивый парень. Лыжник ему говорит:
- Входи скорее, на свое место садись.
Сел парень к старшей дочери. Ногу свою на ее ногу положил, как жених или муж. Лыжник сыну тех людей велел с приезжей девкой сесть. Потом говорит бабе:
- Эй, пускай твоя младшая дочь с тобой останется.
Отец их тогда говорит:
- Лучше ты бери ее себе. Пускай твоя баба будет.
- Нет, - лыжник отвечает, - не могу я жить с людьми. Не могу бабу брать. Я, если хочу, бедных богатыми делаю, талан даю, людям помогаю. Если что в огонь кладете - я ем. Так делайте, просите что-нибудь, я тогда вам помогать буду. Девка, которую я к вам привел -Коу-копто, парень-то - брат ее.
Балта - все. Это отец, Надя Турдагин, рассказывал. Тудитанда'о, может быть, Дяйба-нгуо был.
* Другие информаторы, которым этот миф был мной пересказан, расценили появление Дяйба-нгуо в образе необычайного лыжника тем, что Надя Турдагин совместил в рассказе энецкие представления о Сироте-нгуо с собственными - нганасанскими, указывая на то, что это вполне могло иметь место в силу того, что его жена, мать Людмилы, родом из сомату.
В мифе содержится несколько весьма интересных иносказаний, показывающих отношения людей с нгуо, который посылает "талан" и помогает вызволить близких из беды. В самом начале повествования женщина хочет душить собак и оленей - принести жертву, которую приносили обычно Матерям Природы - Моу-Нямы, Коу-Нямы, Быды-Нямы и пр. Дяйба-нгуо не принимает такой жертвы. Он несколько раз впоследствии подчеркивает, что ему надо приносить жертву так же, как и самому близкому к людям, к очагу нгуо, как и Ту-Нямы - Огонь-Матери, т.е. класть пищу в огонь.
с.64.
Совершенно реалистичным путем Дяйба-нгуо добывает и мужа, и детей: без каких-либо шаманских действий он приводит к людскому чуму людоедов, у которых велит разрезать живот. Намек на то, что Дяйба-нгуо оскоплен, заключен в его отказе взять земную девушку себе в жены.
Дяйба-нгуо большинством пожилых людей считался покровителем ня-нганасан. К нему обращались и мужчины, и женщины с просьбой отогнать Кочу - болезнь, а также поддержать на промысле - послать именно удачу, способность охотнику добыть дичь.
Нейминьг
Менее распространенным персонажем, чем Дяйба-нгуо, является Нейминьг. В нганасанской мифологии ей отведено исключительно важное место - создание традиции^шить меховую одежду.
Нет необходимости говорить о том, какое значение в Заполярье имеет меховая одежда. Наличие хорошо приспособленной к арктическим условиям одежды является непременным условием, позволяющим людям жить в высоких широтах. Поэтому присутствие в пантеоне нганасан особого персонажа, связанного с изготовлением одежды, вполне понятно.
В отличие от Дяйба-нгуо, который в мифологии выступает то как культурный герой, не имеющий отношения к шаманскому миру, то как лицо, положившее начало борьбе с дямада - духами людей, обладающих особым даром, Нейминьг всегда поминается в качестве шаманки.
Обычно Нейминьг выступает как шаманка, которой нгуо передали иглу, - Нейминьг означает игла. Большинство информаторов не знали каких-либо мифов о Нейминьг, указывая просто на то, что это была первая женщина, сделавшая меховую одежду. Мне известно лишь два фольклорных произведения, совершенно различных по характеру, в которых Нейминьг является основной героиней. Первое из них - шаманское сказание:
(Турдагин Сингими. Ушкан-камень. 27.03.1968).
"Когда-то раньше земли не было. Была одна вода только. Людей не было. Моу-нямы (Земля-Мать) стала жить, трайа на ней выросла. Как-то баба стала (жить), ей рожденная. Совсем голая ходила.
- Ладно, - говорит, - как-то огонь добывать надо. Как люди появятся без огня?
Много травы на Земле растет - хюй - имя. Семь травиной хюй та баба взяла. В кучу положила.
65