2. Вторая линия, по которой должна идти перестройка старой грамматики, это борьба с формализмом.
Лет 2030 тому назад школа Фортунатова положила начало этому крайнему направлению. И до Фортунатова элементы формализма существовали в грамматике, но Фортунатов и его школа провели формализм последовательно, причем истина, что «нет формы без содержания и обратно», часто подвергалась забвению. Так, например, один из формалистов различал в русском языке следующие категории слов: 1) золото, щипцы, ласковость (слова, меняющиеся по падежам, но не по родам и числам); 2) рыба, стол, окно (слова, меняющиеся по падежам и числам, но не по родам); 3) беден, вел, завязан (слова, изменяющиеся по родам и числам, но не по падежам); 4) красный (меняется по родам, падежам и числам), 5) ходит (меняется по лицам и числам). Классификация, как видно, совершенно формальная, без всякого внимания к смыслу получаемых таким образом категорий [см. ст. Л. В. Щербы «О частях речи ...»], хотя строго логическая.
Формализм проникает очень далеко, даже те ученые и учителя, которые не причисляют себя к формалистам, оказываются ими на практике. Так, например, понятия согласования, управления и примыкания противопоставляются в грамматике друг другу чисто формально, без всякого осмысления.
Но что лежит в основе согласования и управления и что противополагается примыканию? Согласованием одного слова с другим мы вскрываем какое-либо понятие в другом понятии как нечто ему всегда присущее. При управлении мы сближаем два понятия, из которых каждое имеет свое самостоятельное бытие вне другого понятия. Противополагать примыкание согласованию по смыслу получаемых при нем сочетаний невозможно, так, например, быстро бегать по характеру внутренней связи ничем не отличается от быстрый бег. В английском языке, например, отсутствует согласование прилагательного с существительным, оно заменено примыканием, но смысл сочетаний от этого не меняется сравнительно с языками, где в подобных случаях имеется согласование.
Вопрос о числе имен существительных заключает в себе тоже много интересного. Например, некоторые употребляются только в единственном числе, а именно вещественные, отвлеченные и собственные. Последние иногда употребляются и во множественном числе, но тогда существенно меняют свое значение: Щерба это определенный индивидуум, тогда как Щербы понятие семьи, которое не представляет из себя суммы одинаковых понятий и принадлежит к словам pluralia tantum. В ином значении множественное число имени собственного может употребляться в случае, если называют двух однофамильцев в данном коллективе, например: «Ивановы (Иванов 1-й и 2-й), пойдите прочь из класса!».
Отличие имени собственного от нарицательного, обозначающего единый в своем роде предмет, также очень тонкий вопрос: например, почему солнце не имя собственное, а Щерба является им? Потому, что солнце понятие очень полное, заключающее в себе целый ряд признаков, а Щерба не понятие, это марка, прилагаемая к известному предмету.
На все такие вопросы не отвечает формальная грамматика. Она в прошлом имеет большие заслуги, так как возникла из здорового протеста против стремления старой грамматики навязывать данному языку категории, ему чуждые. Например, навязывалась немецкому языку чуждая ему категория вида, что делалось на основании таких глаголов, как erarbeiten, заключающих понятие законченности действия; то же понятие законченности свойственно и русским глаголам выводить и вывести, но это понятие здесь выражено в двух видах, чего в немецком языке нет. Борясь с этим навязыванием несвойственных тому или другому языку категорий, формальная грамматика, однако, впала в другую крайность забвение смысла за формой. С этой крайностью следует диалектической грамматике бороться всеми силами, ища в первую голову смысла данного выражения. А так как смысл присущ только речи и отдельное слово меняет в ней свое значение, то с чего надо начинать? Ответ на это с синтаксиса. Однако надо отличать методологию от методики, исследовательский путь от порядка изложения предмета в зависимости от обстоятельств.
4. Четвертое направление, в котором должна развиться диалектическая грамматика, это действенность. Лет 30 тому назад появилась статья, где говорилось, что мнение, будто грамматика учит правильно читать и писать на данном языке, ложно, что грамматика этому не научает, а путем наблюдений над языком делает употребление его сознательным. Эти положения вошли в ход и силу, и все программы слово «грамматика» стали заменять словами «наблюдения над языком». По отношению к изучению иностранного языка это неприложимо. Грамматика иностранного языка есть ряд рецептов. Наука должна претворяться в практику. Должны быть даны указания, как образовывать ту или другую форму слова, как образовывать слова, как строить фразы. И тут-то историзм или диалектическое изложение грамматики и сыграет свою роль, выделяя отмершие, окаменелые формы от живых, все вновь и вновь образуемых. Первые должны быть воспринимаемы как нечто готовое, вторые могут создаваться в процессе речи. Ведущим началом для активного усвоения языка должен быть смысл. Однако попытка, сделанная, например, Брюно (F. Вгunоt. La pensee et la langue. [Paris, 1936]), идти исключительно от смысла к форме даже в родном языке не дала вполне удовлетворительных и четких результатов. Может быть, изложение грамматики от смысла к форме и нельзя провести до конца.
В аспекте обучения пассивному знанию языка надо, наоборот, идти от формы к значению. И в отношении исторического освещения полная последовательность изложения неосуществима, так как генезис некоторых явлений указать нельзя.
Щерба Л. В. Языковая система и речевая деятельность. М.: Наука, 1974. С. 7476.