1. Описательная фонетика всякого языка должна заключать в себе, кроме описания фонем и других более сложных фонетических единиц, также исследование о действующих в данный момент психофизиологических факторах, работающих на разрушение наличной фонетической системы.

2. Описательная фонетика должна подробно исследовать психологические связи, существующие между отдельными фонемами и особенно сравнительную интенсивность этих связей.

3. В описательной «грамматике» должны изучаться лишь более или менее живые способы образования форм, слов и их сочетаний; остальное — дело словаря, который должен содержать, между прочим, и список морфем.

4. Надо отличать образование обозначений новых понятий и образование обозначений оттенков одного и того же понятия или связанных с ним побочных представлений («Abweichungsnamen» и «Übereinstimmungsnamen» Dittrich'а).

5. В каждой группе обозначений оттенков одного и того же понятия имеется слово (или форма), которое сознается основным.

6. За особые системы форм следует почитать лишь такие, в которых по крайней мере большинство форм являются характерными для данной системы.

7. Формами следует, между прочим, почитать такие сочетания слов, которые, выражая оттенок одного основного понятия, являются несвободными, т. е. в которых непременная часть сочетания, выражающая оттенок, употреблена не в собствeнном значении. Здесь, как и везде в языке (в фонетике, в «грамматике» и в словаре), надо помнить, что ясны лишь крайние случаи. Промежуточные же в самом первоисточнике — в сознании говорящих — оказываются колеблющимися, неопределенными. Однако это-то неясное и колеблющееся и должно больше всего привлекать внимание лингвиста, так как здесь именно подготовляются те факты, которые потом фигурируют в исторических грамматиках, иначе говоря, так как здесь мы присутствуем при эволюции языка.

8. Необходимо различать между «значением» слов, форм, сочетаний слов и их «употреблением» (не совпадают с «usuelle und occasionelle Bedeutung» Пауля).

9. В синтаксисе изучаются способы образования групп слов и групп групп.

10. Надо отличать два типа связи между словами и группами слов: апперцептивный и ассоциативный (более или менее «geschlossene und offene Verbindungen» Вундта).

11. В «европейских» языках (а вероятно, и во многих других) самым могучим средством выражения связи между словами и группами слов является «интонация», «фразировка» в самом широком смысле слова. Этим, вероятно, и объясняется падение форм в этих языках. К сожалению, эта область, в высокой степени важная для понимания языка как выразительного средства, остается до сих пор совершенно не изученной.

12. Учение о «сказуемости», как об основном элементе человеческой речи, могло бы быть выделено из синтаксиса, так как ее выражение не нуждается обязательно в сочетании слов.

13. В словаре должна быть обозначена сознаваемая говорящими морфологическая делимость слов, а также должны быть указаны для каждого слова все ассоциированные с ним слова (не только родственные этимологически, но и по значению), причем надо быть очень осторожным, чтобы не приписывать говорящим на данном языке индивидуумам своих ассоциаций и своего знания истории языка.

14. Слова, хотя бы и одинаковые по форме и этимологически тождественные, но сознаваемые говорящими разными и неродственными, не должны помещаться вместе.

15. «Речения», выражающие одно понятие, должны фигурировать в качестве отдельных слов.

16. Классификация слов должна бы отражать естественные связи между ними у говорящих, а потому существующие идеографические словари, построенные на априористических началах, не являются идеалом. Алфавитные же словари лишь практически удобны, но вовсе не отражают объективного положения вещей.

17. Всякий монолог является в сущности зачаточной формой «общего», нормализованного, распространяющегося языка; язык «живет» и изменяется главным образом в диалоге.

18. По-видимому, в мужаковском говоре сохраняются какие-то смутные реминисценции о бывших количественных или интонационных различиях.

19. «Nebenton» нижнелужицкого и во всяком случае мужаковского надо понимать так, что первый слог фонетического слова является музыкально-восходящим, а предпоследний имеет динамическое ударение.

20. Слоги безударные в мужаковском сокращаются и склонны к качественной редукции.

21. Слоги музыкально-восходящие, по-видимому, могут объективно сокращаться, не теряя своей определенности.

22. Взрыв конечных смычных характеризуется в мужаковском истечением воздуха при поднятом мягком нёбе.

23. Интервокальные j, v склонны произноситься в лужицком как jj, vv («ij, ṷv »).

24. j пeред i в неударенном слоге не воспринимается в мужаковском.

25. r после и перед согласными выделяет в мужаковском гласный переходный элемент.

26. Предлоги составляют в мужаковском одно слово со словом, к которому относятся, что обусловлено, вероятно, образованием особой категории соответственных наречий.

27. Двойственное число является в мужаковском еще вполне живой категорией, что обусловливает и более конкретное понимание единственного.

28. «Инфинитив» в мужаковском не является живой глагольной формой, и роль глагольного Nominativus'а играют другие формы, особенно отглагольное существительное, которое оказывается в значительной мере оглаголенным.

29. Перфективность и имперфективность у глаголов в мужаковском играет второстепенную роль по сравнению с количественными различиями.

30. В мужаковском следует различать два склонения в единственном числе и одно — в двойственном и множественном; пять производительных глагольных классов и четыре непроизводительных.

31. Дифференцированное подлежащее отделяется от сказуемого «паузой сказуемого».

32. Прасл. [ě] перед твердыми переднеязычными в мужаковском, по-видимому, давало а, которое, однако, в большинстве случаев не сохранилось; [ě], не давшее а, смешалось с продолжателями прасл. [е, ь], что и обнаруживается после отвердевших позднее s, z, c.

33. В мужаковском e всякого происхождения после «мягких», но не перед «мягкими», и о после губных и заднеязычных, но не перед губными и заднеязычными, перешли в начале слова в е («ɩ») и ó («ɤ»), что объясняется, вероятно, развитием переходных звуков.

34. Динамическое ударение на предпоследнем слоге развивается в мужаковском на наших глазах и едва ли имеет исторически что-либо общее с польским ударением.

35. Сохранение старого, а также признаки, повторяющиеся в соседних родственных языках, не являются доказательными для существования эпохи единства данной группы диалектов.

36. Объeдинение «среднего пограничного говора» проф. Муки со слепянским в одно целое не выдерживает критики ни с географической, ни с лингвистической точек зрения.

37. Слепянский говор вместе с мужаковским являются ясно обособленными географически как от верхнелужицкого, так и от нижнелужицкого.

38. Лингвистически приходится безусловно отделять мужаковский говор от слепянского.

39. Мужаковский говор невозможно относить по лингвистическим признакам ни к верхнелужицкому, ни к нижнелужицкому, а потому приходится видеть в нем остатки самостоятельного восточнолужицкого наречия.

40. Говоры Якубицы и Мегизера не подходят ни под один из живых говоров.

41. Существование эпохи общелужицкого единства трудно доказуемо, так как единственная доказательная и несомненно древняя общая черта — девокализация r после глухих — может быть объясняема общей этнической подпочвой.

42. То, что называется словом, у двуязычных состоит из трех элементов: представления значения и двух звуковых представлений. Если один из этих двух элементов слабнет случайно, временно или систематически, то другой естественно его замещает.

43. Так как мир значений разделен неодинаково для каждого языка, то естественно происходят при такой сложной конструкции «двуязычного слова» изменения в первоначальном объеме и содержании терминов, причем это происходит, конечно, взаимно, но зависит от специальной сферы применения каждого данного языка.

44. Фонетика, конечно, будет одна, и, конечно, языка первоначального. Однако, и это очень важно, известная дрессировка во втором языке может заставлять осознавать в первом те или другие оттенки фонем, т. е. в конечном счете содействует распаду фонем и увеличению их числа в звуковой системе данного языка. Это обстоятельство может уже в свою очередь вызвать падение некоторых различений, ставших ненужными.

45. В области морфологии двуязычность ведет к уодноображению во всевозможных направлениях и к созданию простой и ясной системы. Все неживые типы элиминируются, так как у носителей нет достаточного языкового опыта для запоминания уклоняющихся форм.

46. Раз упростившись и избавившись от лишнего балласта, полученные системы держатся очень твердо и хорошо сохраняются.

47. Возможно, что ярко осознанные различия тоже хорошо сохраняются.

48. Морфологические новообразования под влиянием другого языка приходят синтаксическим путем.

49. Естественное словообразование нарушается, особенно в языке с более бедным запасом готовых терминов.

Щерба Л. В. Избранные работы по языкознанию и фонетике. Л.: ЛГУ, 1958. Т. 1. С. 35–39.