Следующая группа примеров связана с рефлексией на тему слова и понятия народ.

Границы понятия никогда не были ясны: в каких-то ситуациях имелись в виду люди физического труда, необразованные (народом не считались писатели, ученые, представители власти, люди аристократического происхождения), бедные в противопоставлении богатым. Но употреблялись и выражения весь советский народ, народы всей земли. Ни этнический критерий, ни языковой, ни государственный, ни социальный не были определяющими. Поэты, которым полагалось писать для народа, понимали, что слово народ используется для идеологических манипуляций:

Пригов, утрируя пафос пропаганды, сгущая клише на тему дружбы народов, противопоставляет дружелюбного человека воинственным народам:

В этом тексте доводится до абсурда и смысл выражения Человек с большой буквы: графическое следование этому постулату дискредитирует идеологическое клише.

У Тимура Кибирова тоже имеется противопоставление народы — люди и прямо указывается, что слово народ в языке официоза относится к словоблудию:

Обратим внимание на то, что слово народы помещено здесь в позицию прямого дополнения, в которой оно выявляет свою грамматическую неодушевленность.

А Виктор Соснора отождествляет народ с языком, основываясь на том, что в древности слово язык и обозначало народ:

3. Лексика политических изменений.

Следующие два примера показывают функционирование в поэтическом языке ключевых терминов социально-политической реформы перестройка и гласность.

Стихотворение Геннадия Григорьева Сарай приводится здесь полностью:

Это стихотворение датировано 1988 годом. Оно несколько раз публиковалось в демократической прессе, в том числе в многотиражном журнале «Огонек», цитировалось политиками и даже фигурировало в предвыборных листовках. Стихотворение стало очень знаменитым именно тогда, когда смысл и ход реформ М.С. Горбачева стал осмысляться обществом.

В годы перестройки информационная программа Время действительно сопровождалась сурдопереводом, что демонстрировало заботу властей об инвалидах. Григорьев, буквализируя слово гласность, противопоставляет этому понятию видимость — а в переносном значении это ‘иллюзия’. Двусмысленны и многие другие элементы текста. Слово время в строке Я ж это время понимал без звука соотнесено с названием телепрограммы, без звука здесь означает и ‘покорно, без возражений’. Строка как самый рядовой глухонемой напоминает анекдот про то, что КПСС — одни глухие согласные, ходячую фразу начального этапа перестройки Гласность есть, а слышимости нет.

Та часть стихотворения, в которой говорится о понимании безмолвных жестов, изобилует многоточиями. С одной стороны, это иконическое изображение замедленного и неполного понимания, с другой — указание на возможный подтекст, на иное толкование знаков.

Владимир Вишневский иронизирует над тем, что слово путч стало обозначать событие, произошедшее в Советском Союзе периода реформ:

Обратим внимание на то, что поэт представляет признаком цивилизации не само событие, произошедшее 19–21 августа 1991 г., а употребление слова. Признаком цивилизованности оказывается негативная оценка явления и указание на его безуспешность, выражаемые словом путч. Очень возможно, что народное сопротивление попытке политического переворота оказалось столь сильным и массовым из-за слова, может быть, даже из-за того, что слово было чужое. Вишневский и указывает на эту языковую нерусскость, преобразуя падежное окончание существительного державою (причем, его поэтически-фольклорный вариант с окончанием –ю, занимающем в тексте ударную позицию) в английское местоимение.

4. Критика новых языковых явлений.

Юнна Мориц язвительно отзывается о такой свободе высказывания, при которой удовлетворяется низменная потребность злословить о великих людях:

Злословие находит свое продолжение в жаргоне примитивных эмоций: облом с отпадом, отпад с улетом, полный кайф, и этот жаргон как свидетельство убогого сознания оказывается весьма непривлекательным воплощением свободы слова, удручающим человека культуры. Называние человека по имени с инициалом напоминает стиль, свойственный описаниям случаев из медицинской практики, как, например, в книгах З. Фрейда.

Критикуя новое словоупотребление, Владимир Вишневский рассуждает о том, что привычное слово баба, хоть и считается грубым, но все же лучше чужого слова партнерша, которое обезличивает женщину в интимных отношениях:

В русском языке уместно говорить о партнерах по работе, и это употребление неизбежно сказывается на коннотациях слова: оно указывает на отсутствие близости.

В этом случае существенно, что буквальное цветовое значение слова голубой более заметно вытесняется новым значением этого слова — ‘гомосексуалист’, чем это происходит с идеологической символизацией красного цвета.

Обратим внимание на социокультурный смысл этого модального оператора, часто употребляемого абсолютно бессмысленно (например, Меня зовут как бы Сережа). Мода на него, возможно, вызвана изменением взгляда современного человека на мир, поведенческими установками, иными по отношению к предшествующим поколениям: выражение как бы стало неким противовесом былой категоричности высказывания. Другое возможное толкование состоит в том, что говорящие чувствуют неточность употребляемого слова и признают его неполную адекватность тому, что хотели бы выразить. В таком случае как бы само по себе является словом-рефлексивом.

5. Поэтическое освоение терминов.

Кроме прямо выраженной языковой рефлексии, в поэзии происходит освоение лексики, новизна которой связана не с возникновением новых слов в языке, а с выходом слов за рамки предназначенной для них сферы употребления. Так происходит, например, с научными терминами. В стихах Тимура Кибирова понятия, обозначенные терминами из психологии и структурализма, олицетворяются и вульгаризируются, проясняя, с точки зрения автора, свою сущность:

Этот текст написан в том же стихотворном размере, что и текст песни Весна (слова М. Вольпина, муз. И. Дунаевского), в которой есть припев: Журчат ручьи, / Кричат грачи, / И тает снег, и сердце тает. / И даже пень / В апрельский день / Березкой снова стать мечтает. // Веселый шмель гудит весеннюю тревогу, / Кричат задорные веселые скворцы! / Кричат скворцы, / Во все концы / Весна идет — весне дорогу.

Слова с переходом на аренду звучат у Левина буквально «как песня». Народная фразеология экономики — деревянный рубль, а также клише советской пропаганды за длинным рублем (осуждающее тех, кто стремился к дополнительному заработку), порождают в этом тексте образ весла. Изображение плаванья, в свою очередь, — это развертывание языковой метафоры плавание — жизнь. В начале стихотворения теченье уносит Петрова в житейское море, а в конце — в море вдохновения. Петров непривычен к вниманию старательных продавцов, смущен им, он, как уточнил автор текста, — поэт, погруженный в свой мир, и поэтому уплывает без покупки.

Слово дефолт в этом тексте стоит рядом с жаргонным и очень понятным обозначением обманутых ожиданий — словом облом.

Экономическая фразеология внедряется даже в любовную лирику, например, у Ве-ры Павловой, становится элементом сравнения:

Стихотворение говорит о девальвации слова, которое часто употребляется. Обратим внимание на графику: слово люблю то пишется заглавными буквами полужирным шрифтом, то без выделения строчными буквами курсивом, то в кавычках. Эти шрифтовые выделения становятся знаками разного содержания («стоимости») одинаковых слов, произносимых разными субъектами речи и в разных ситуациях.

Отметим, что плаванье в сите — один из фольклорных образов, действие, характеризующее сказочных дураков. Есть здесь и другой фольклорный элемент — перефразировка выражения толочь воду в ступе — о бессмысленном говорении. В стихотворении эта фольклорность поддерживается архаическим обликом инфинитивов, рифмующихся и с падежной формой в сите, и с англизированным названием бизнес-сити. Кроме того, в строке уже за других голосами в урну пойдут голосити происходит обновление этимологического образа, ставшего невыразительным в слове голосовать. При этом в смысл текста включается фольклорная коннотация слова голосить — его терминологичность в похоронном обряде. Навязчивой, можно сказать, карнавальной фольклорностью этого стихотворения обозначена сущностная традиционность ситуации при всей новизне изображаемых реалий.

Следующий фрагмент из стихов Вячеслава Лейкина для детей демонстрирует агрессивную навязчивость новых форм шоубизнеса. В стихотворении Телефон говорится о том, что мальчику надоедают непрерывные звонки:

В стихотворении Юнны Мориц слова но главное — сухость совпадают со слоганом из рекламы прокладок:

О какой богине идет речь, не говорится, и стихи эти можно понять в широком контексте культуры, восходящей к мифологии.

Современное словоупотребление тоже неизбежно прибавляет новые смыслы к тем, которые соответствуют авторскому намерению, поэтому совпадение слов но главное — сухость с элементом рекламного текста, как оказалось, случайное, соединяет мифологичность образа с вульгарным слоем языка, углубляя содержание стихотворения. Слово козел появляется здесь как современное грубое ругательство. Но упоминание козла при изображении богини вызывает ассоциацию с Вакхом, тогда, возможно, богиня — это Деметра, олицетворяющая стихию земли. Многие традиционные обряды, на-правленные на повышение плодородия, имитируют соитие, о подобном намерении молодого козла в тексте и читается: он произносит здравствуйте, я вас люблю и сочиняет про самое козье, то есть физиологическое. В этой ситуации слова главное — сухость приобретают совсем не то значение, которое им придается в рекламе: сухость как симптом старости оказывается причиной, по которой богиня, изображенная Юнной Мориц, не откликается на козлиную пылкость. Имея в виду мифологические аллюзии, можно подумать еще о сухости земли, переставшей быть плодородной.

Рассуждения о славе и поэзии указывают на то, что героиня стихотворения печалится о творческой бесплодности, и присутствие чужой молодости в этом случае бесполезно. Завершение текста Да и чаще бросают копейки / просто в реку с одной стороны, указывает на то, что богиня — нищая старуха, просящая милостыню, потому она и устала сидеть в этой позе. С другой стороны, река противопоставлена сухости. Вероятно, образ реки имеет еще один важный смысл: это державинская река времен, уносящая жизнь. Такое прочтение определяется мотивом моды и утраты ее атрибутов на сквозняках новизны. К этому же мотиву, связанному с изменчивостью жизни, новизной, можно отнести молодого козла и шарканье мальчиков, которое невыносимо.

7. Поэтическое освоение военной лексики.

Следующие три примера показывают, как поэзия осмысляет и осваивает военную лексику. В стихотворении Виктора Кривулина Письмо на деревню слово бэтээр (аббревиатура наименования бронетранспортер) вовлекается в систему мифологических образов, исторических ассоциаций, интертекстуальных связей:

не казали б нам больше казаков рычащих: «РРРоссия!»
утрояющих «Р» в наказание свету всему
за обиды за крови за прежние крымы в дыму...

бэтээр запряженный зарею куда он к чему
на дымящейся чешет резине
тащит рубчатый след за холмы