К 60-летию П.А. Клубкова

В свое время — на 3, 4 и 5 курсах университета — П.А. Клубков был основным моим спутником в обходах букинистических магазинов в центре Петербурга (тогда — Ленинграда). Не стыжусь признаться, что мое библиографическое образование многим обязано этим довольно регулярным обходам. Воспоминаниями о них и был продиктован выбор темы или предмета настоящей публикации.

Доступные мне данные о С.Д. Богдановском были приведены в предисловии к публикации его драматического опыта¹, поскольку это издание не всюду в России легко доступно, позволю себе повторить их здесь в несколько сокращенном виде.

Машинописный журнал Гермес (1922–1923), издававшийся в 12 экземплярах группой младших членов Московского Лингвистического Кружка (МЛК) и их единомышленников, уже введен в филологический обиход 2 и в пояснениях не нуждается. О Семене Давидовиче Богдановском3, наоборот, известно совсем немногое. По сообщению его внука А. С. Богдановского4, он родился в 1896 г., покончил с собой 1 марта 1951. В разговоре с Л. В. Горнунгом я записал его имя и отчество, а также пояснение: «в ун-те с 1917 г.»5. В воспоминаниях Б. В. Горнунга его появление или пребывание в университете датировано годом позже: «мы <...> участвовали <в 1920 г.> в очень интимном семинарии М. А. Петровского по композиции новеллы. Работали там ещё Д. Е. Михальчи и вновь появившийся на университетском горизонте товарищ мой, Ромма и М.М. [Кенигсберга] по 1918 году — С. Д. Богдановский»6. Он окончил романо-германское отделение Московского университета (учился вместе с А. В. Чичериным), занимался средними веками, посещал заседания МЛК, но членом Кружка, видимо, не был (так, в протоколе заседания МЛК 26 февраля 1923 г. он назван в числе гостей)7.

С. Д. Богдановский был сослан в 1935 г. в Гурьев (дата заставляет подозревать связь с делом о «Большом немецком словаре», по которому были арестованы из людей, близких к Гермесу, Г.Г. Шпет и Д. С. Усов). Он был женат на Анне Яковлевне Виленкиной, сестре Веры Яковлевны Виленкиной — участницы Гермеса (ум. 1921 г.)8 и Виталия Яковлевича, известного театроведа (1910 [1911 по н.ст.]–1997), в его мемуарах упоминаются «<...> сестры, в особенности младшая из них, Вера, студентка историко-филологического факультета, вокруг которой группировалась в 1919–1921 годах талантливая университетская молодежь: М. М. Кенигсберг, А. В. Чичерин, С. Д. Богдановский, Д. Е. Михальчи, А. М. Ромм, братья Горнунги и еще несколько человек. Всем им было тогда по 18–20 лет, все они готовились стать филологами или лингвистами, увлекаясь кто романской филологией, кто санскритом, кто итальянским языком и почему-то все поголовно — Э. Т. А. Гофманом. Собирались они часто и почти всегда у нас, на Малой Дмитровке (теперь ул. Чехова), в доме 29, том самом, где во флигеле жил когда-то Чехов. <...> Запальчиво обсуждались первые литературные и научные пробы; самые резкие и страстные споры с удивительной легкостью перемежались импровизациями, музицированием и стихами»9. Сын С. Д. Богдановского Сергей упомянут в записной (телефонной) книжке Ахматовой как «племянник Вит<алия> Яковл<евича Виленкина>», в указателе В. А. Черных приведены даты: «Богдановский Сергей Семенович (1923–1986), морской офицер»10.

Кроме публикаций С. Д. Богдановского в Гермесе, перечисленных ниже, нам известна только одна его напечатанная заметка (о Пушкине), подписанная Семен Богдановский11. Во второй половине 20-х гг. он сменил профессию и стал заниматься экономикой нефти 12. В Гермесе он входил в состав редакционной коллегии первых двух номеров и напечатал13:

в № 1:

Стихотворение Скажу: мы не жрецы мистерий.... (№ 1 стр. [13]) 14

О принципах книжной иллюстрации (№ 1 стр. [88–96])

рец.: М. Цветаева. Конец Казановы. П. Муратов. Кофейня (№ 1, стр. [126–129])15

Памяти трех московских книжников (№ 1, стр. [173–176])

в № 2:

Стихотворение Не знаю, дал ли кто мне яд (№ 2, стр. 29)

Рассказ в шести документах (№ 2, стр. 41–52)16

в № 3:

Опыт окончания драматического отрывка А. Пушкина с прологом (№ 3, стр. 103–118)17

Печатаю очерк Богдановского с сохранением орфографии «Гермеса» (устранение всех сдвоенных согласных в заимствованных словах, замена всех -ие, на -ье). Единственное имя, которое нужно (или можно) прокомментировать, это Лев Игнатьевич Уманец (1858 или 1859–?) — поэт, прозаик, драматург, журналист (данные из: А. И. Рейтблат. Инскрипты писателей в фонде сектора редких книг Российской государственной библиотеки по искусству — даты смерти нет и в других известных нам источниках, включая словарь Масанова и каталог РНБ)¹⁸.

<С.Д. Богдановский>

ПАМЯТИ ТРЕХ МОСКОВСКИХ КНИЖНИКОВ.

Почти всякий раз, как окунаюсь в книжную гущу — то ли перебираю украшенные гравюрами книжные листы, то ли разбираю партию «товара» — не миную помянуть в мыслях троих из московских книжников, скончавшихся на протяженьи 1917–1920 гг. Решаюсь помянуть их и не мысленно, но словом, да еще печатным, потому что — знаю — все, кто хоть сколько-нибудь близок был к дореволюционному московскому книжному рынку — книголюбы и торговцы — с любовью и грустью помянут со мной покойных.

Вот их имена: Константин Захарович Никитин, Николай Никитич Зверев и Василий Андреевич Псищев. Все трое разные, разные во всем: и в характере, и в степени книжной «культуры», и в достатке. И торговали они в разных местах: Псищев на Сухаревой, Зверев у Устьинского моста, Никитин в последние годы своей жизни торговал у себя на квартире и обходил по домам знакомых книголюбов. И в разных трактирах можно было отыскать их, когда была срочная нужда: кто искал Никитина, тот шел к Никитским воротам в трактир Волкова; кому нужно было Зверева, тот отправлялся на Толкучий в трактир Столярова.

Все трое были книжниками, но даже этот общий их признак был не таким уж общим, ибо осуществляли они [c. 173/174] свое книжное дело по[-]разному: и в разных социальных плоскостях, и с различными оттенками книжного опыта, и с различным темпераментом. Значит безусловно общим был для них фон их деятельности, книжный фон, связки, груды, полки книг. Самым просвещенным из них, обладателем наибольшего книжного опыта был Зверев; состоянье, в котором я его знал года с двенадцатого, было последним этапом его неспокойного тревожного жизненного пути: прежде чем стать книжником московских рынков, Сухаревки и Толкучего, он сумел достигнуть относительных вершин книжного дела: в середине десятых годов он заведывал книжной лавкой антиквариата Параделова на Никитской, в Москве, в немалой мере его трудами была составлена Справочная книга русских библиофилов; в эти годы знался он с лучшими и богатейшими русскими книжниками, с ними вместе делал он крупные дела по покупке больших княжеских собраний, с ними вместе сбивал он цену, дразня сиятельных потомков, с ними вместе терпеливо выжидал месяцы, а то и годы, не спуская глаз с продаваемого собранья, чтобы наконец купить его задешево и разделить между собой награду терпенья и выдержки. В этом состояньи собралась у Николая Никитича небольшая справочная библиотека, заключавшая редкие указатели и книжные справочники; в этом же состояньи собирал он книжные знаки; сам он был владельцем [174/175] прелестного в своей наивной манере книжного знака. Вино вырвало его из этого состоянья. Стал он рыночным книжником. Иногда проходил через его руки прекрасный товар из деревенской какой[-]нибудь библиотеки; но большей частью торговал он тем же, чем и прочая Сухаревка. Ради вина отдавал он многое задешево, но собственных своих книг, «непродажных», он не продавал никогда, (а были среди них ценные, очень ценные экземпляры). Стороной дошла до меня весть о его смерти; подробностей не знаю, не знаю также, что сталось с его книгами.

У Василья Андреевича Псищева никогда не видел я «непродажных» книг; думаю, у него их никогда не было; не было у него справочников и указателей; знал он только те книги, которые приходилось ему видеть на долголетнем книжном пути. Был он грубоват с незнакомыми, груб с неугодными и лаской отвечал на ласку. При мне он обругал в лицо площадной бранью троих белоподкладочников-студентов, громко спросивших у него «чего-нибудь похабного»; обругал за то, что нужна им была только похабщина, потому что старинные списки Баркова продавал Василий Андреевич за многие десятки рублей. Но расчитывая взять за книжку полтинник, он отдавал ее иной раз за четвертак потому только, что у покупателя (со мной это случалось нераз) было ровно столько денег. Отличался Василий Андреевич искусст[175/176]вом обклеивать и сшивать расшитые экземпляры; на память о нем остался у меня французский томик Поль де Кока, обклеенный бурой бумагой с печатной наклейкой, выкроенной из обложки. Лет девять кряду помню я его на Сухаревой; иной раз придя в воскресенье, я не находил его на обычном месте в продольном ряду: это значило, что Василий Андреевич поехал за товаром в провинцию, и в самом деле, через неделю появлялся он, различно настроенный в зависимости от удачи, иной раз с би6лиотекой шестидесятника, иной раз с остатками собранья пушкинского времени, а иной раз — и с блестящей пыльцой галантного века. Часто держу в руках томик Петрарки, принадлежавший почтенному Льву Уманцу: его привез и продал мне Василий Андреевич.

Константина Захаровича Никитина узнал я поздно, в шестнадцатом году, на аукционе фототипии Фишера. Из троих поминаемых книжников он был бесспорно самым удачливым, удача была с ним, когда ездил он в провинцию за товаром, удача помогала ему и продать. Был у него задор: любил он перебить товар, любил на аукционе накинутым гривеничком оставить цену за собой. Но жаден не был он нисколько, по крайней мере[,] в последние годы. Книгу знал он хорошо, но можно было ее знать гораздо лучше. Справочниками никогда не пользовался, но свои «непродажные» книги у него были: среди последних [176/177] особенно запомнились мне особые веленевые экземпляры изданий просвещенного московского собирателя, к собранью которого Константин Захарович был привязан прочными связями. Эти экземпляры были раза в два больше и толще обычных, и всякий раз как случалось быть мне у Константина Захаровича на квартире, я доставал их и сладострастно осязал. Приятно было видеть Константина Захаровича среди этого собранья: слегка похрипывая и задыхаясь, он озирал бесчисленные полки, заполненные не в малой мере его трудами, и в эти минуты он мнился мне неким домашним божком, гордящимся достатком своего покровителя. В начале девятнадцатого года, увидел я Константина Захаровича в казенной книжной лавке на Волхонке, которой он заведывал (числа их ты, Господи, веси!). Он хрипел и задыхался немного больше, впрочем казался мне бодрым и спокойным. И не знал я тогда, что скоро будет совсем и навсегда упокоен.

БОГДАНОВСКИЙ.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Объ изданіяхъ «Братьевъ-Разбойниковъ».

Въ VI-мъ выпускѣ изданія «Пушкинъ и его современники», въ статьѣ «О двухъ изданіяхъ Братьевъ-Разбойниковъ», В. И. Чернышевъ обстоятельно разъяснилъ, что второе изданіе 1827 г. «Братьевъ-Разбойниковъ» (съ цензурнымъ дозволеніемъ Ивана Снегирева отъ 9 іюня 1827 г. и съ напечатанной на обложкѣ цѣной въ 42 коп.) своевременно въ продажу не поступило. В. И. Чернышевъ склонялся, однако, къ мысли, что упомянутое второе изданіе рано или поздно, — по номинальной цѣнѣ или по увеличенной, — въ продажу, въ концѣ концовъ, всё-таки поступило. Нынѣ нѣкоторыя новыя обстоятельства позволяютъ категорически утверждать, что второе изданіе 1827 г. въ продажу не поступило, и что весь заводъ до самаго послѣдняго времени оставался на складѣ. Дѣло въ томъ, что на Московскомъ, а, кажется, и на Петербургскомъ книжномъ рынкѣ давно уже появлялись отдѣльные неразрѣзанные, совершенно новые экземпляры 2-го изданія въ видѣ одного сфальцованнаго книжнаго листа безъ обложки. Это служило косвеннымъ доказательствомъ того, что изданіе осталось и лежитъ гдѣ-то на складѣ. За послѣднее же время эти экземпляры появились въ столь большомъ количествѣ, что заставили меня отнестись къ этому вопросу внимательнѣе. Изъ уклончивыхъ сперва отвѣтовъ Московскихъ книжниковъ выяснилось, что нѣсколько времени тому назадъ въ имѣніи подъ Москвой одинъ букинистъ купилъ свыше девятисотъ экземпляровъ 2-го изданія. Изъ дальнѣйшихъ разспросовъ я узналъ, что эти экземпляры были куплены у Сергѣя Ивановича Кирѣевскаго, < с. 148> проживающаго въ своемъ имѣніи Гузеевѣ (станція Шелковка, Александровской желѣзной дороги, въ 60 верстахъ отъ Москвы). Какъ я узналъ, С. И. Кирѣевскій — сынъ славянофила Ивана Васильевича Кирѣевскаго, почтенный старикъ лѣтъ восьмидесяти. Нынѣ изслѣдователи архива братьевъ Кирѣевскихъ сочтутъ, быть можетъ, не невозможнымъ разслѣдованіе таинственныхъ обстоятельствъ 2-го изданія «Братьевъ-Разбойниковъ». Несомнѣнно, однако же, что 900 слишкомъ экземпляровъ составляютъ если не весь заводъ изданія, то большу́ю часть его, и что можно нынѣ категорически утверждать, что изданіе въ продажу не поступило и осталось на складѣ.

Семенъ Богдановскій.

Москва, 26 I 1916 г.

Примечания

¹ Г. А. Левинтон. К истории дописывания Пушкина: "Через неделю буду в Париже" (С.Д. Богдановский. Опыт окончанья драматического отрывка А. Пушкина) // Russian Literature and the West: A tribute for David M. Bethea. Ed. by Alexander Dolinin, Lazar Fleishman, Leonid Livak (Stanford Slavic Studies. Vol. 35), Stanford, 2008, part I, p. 319–335. За помощь и сообщение биографических сведений я благодарю А. С. Богдановского, Ю. С. Мазура, Н. Г. Охотина, О. Г. Рубинчик, А. Я. Смелянского, Р. Д. Тименчика и В. А. Черных.
Назад

² См: М. О. Чудакова, А. Б. Устинов, Г. А. Левинтон. Московская литературная и филологическая жизнь 1920-х годов: Машинописный журнал "Гермес" // Пятые тыняновские чтения. Тезисы докладов и материалы для обсуждения. Рига, 1990, с. 167–210; Г. А. Левинтон, А. Б. Устинов. Материалы о Кузмине в журнале "Гермес"" // Материалы конференции, посвященной 110-летию со дня рождения академика В. М. Жирмунского. СПб., 2001, с. 322–334; Г.А.Левинтон. Проза машинописного журнала "Гермес" (1922–1923) // Вторая проза". Сборник статей. Под ред. И. Белобровцевой, С. Доценко, Г. Левинтона, Т. Цивьян. Таллинн, 2004, с. 315–350 и др. Позволю себе не перечислять упоминания "Гермеса" и ссылки на него в статьях Н.В. Богомолова, Р.Д. Тименчика, Е.А. Тоддеса, М.О. Чудаковой, М.М. Шапира, С.Ю. Мазура и др. почти все они сделаны по тому же экземпляру журнала, принадлежавшему В.М.Жирмунскому (исключение составляют публикации М. Б. Горнунга).
Назад

³ В предыдущей публикации — описка: "Сергее".
Назад

⁴ Переданном мне А.Я. Смелянским.
Назад

⁵ Недавно нашлась еще одна запись, сделанная мною, по всей видимости, также во время разговора с Л.В. Горнунгом: "кружок поклонников Гофмана, Шуберта, Шумана: Б. Горнунг, Романовский, Богдановский."
Назад

⁶ Б. Горнунг. <Из записной книжки 1920-х годов> // Б. Горнунг. Поход времени. Статьи и эссе (М: РГГУ, Мандельштамовское общество, 2001, с. 347.
Назад

⁷ Протокол заседания Московского Лингвистического Кружка 26 февраля 1923 г. Публ., подг. текста и при-меч. М.И.Шапира // Philologica. Том 1 (1994), № 1/2, с. 191.
Назад

⁸ См. о ней: Г.А. Левинтон. Проза машинописного журнала "Гермес" (1922–1923), с. 318. Ее повесть "Fantasia" и миниатюру "Prelude" см. там же, с. 322–333, 342–345.
Назад

⁹ В. Виленкин. В сто первом зеркале. Изд. 2, доп. М.: Искусство, 1990, с. 8–9; В.Я. Виленкин. Воспоминания с комментариями М.: Искусство, 1991, с. 392–393.
Назад

¹⁰ Записные книжки Анны Ахматовой (1958–1966). Сост. и подг. текста К. Н. Суворовой. Вступ. статья Э. Г. Герштейн. Научн. консульт., вводн. зам., указатели В. А. Черных. М.; Torino, 1996), с. 120, 777.
Назад

¹¹ Семен Богдановский, Об изданиях "Братьев Разбойников" // Пушкин и его современники. Вып. XXXI–XXXII. Л., 1927, c. 147–148. Том напечатан по старой орфографии (набран до реформы 1918 г.), краткая (полторы страницы) заметка помечена "Москва, 26.I. 1916 г.", она также носит чисто библиофильский или "букинистический" характер, поэтому позволю себе привести ее целиком в приложении, копирую статью с сайта ФЭБ (http://next.feb-web.ru/feb/pushkin/serial/psz/psz2147-.htm), где сохраняется орфография подлинника.
Назад

¹² В каталоге РHБ имеются: С. Богдановский. Нефтяной империализм. М.; Л.: [Научн.-изд. бюро СНП], 1926; С. Богдановский. Нефть. Научно популярное либретто к картине "Нефть" Совкино. М.: Теа-кинопечать, 1928; С. Богдановский. Основные проблемы экономики советской нефти. М.: Нефтяное изд-во НТУ ВСНХ СССР, 1929; П.М.Шох и С.Д. Богдановский. Проблемы нефтяного дела в разрезе ближайшего пятилетия. М.; Л.: Нефтяное изд-во НТУ ВСНХ СССР, 1929; С.Д.Богдановский и П.М.Шох. Нефть в плане великих работ. М.: Нефтяное изд-во НТУ ВСНХ СССР, 1930. Как сказал (другому адресату) Пастернак: "И вы с прописями о нефти!".
Назад

¹³ Нужно отметить его странную привычку: он почти всегда подписывал свои публикации без инициалов, только фамилией.
Назад

¹⁴ Видимо, программное стихотворение, в общем, повторяющее в упрощенном виде пафос антисимволистских деклараций Гумилева 1910-х годов: "И скушен <sic!> нам священный свиток, / Но свят искусный завиток", "Мы пять веселых подмастерий" (в редколлегии Гермеса № 1 было пять человек). Страницы взяты в квадратные скобки, потому что в моем экземпляре Гермеса № 1 лишен пагинации, проставлявшейся от руки (в оглавлении страницы проставлены).
Назад

¹⁵ В своем варианте оглавления № 1 Б. В. Горнунг отметил (ошибочно): "Авторы рецензий - все члены редколлегии № 1, кроме С.Д. Богдановского" (см.: М. О. Чудакова, А. Б. Устинов, Г. А. Левинтон, Московская литературная и филологическая жизнь, с. 190, сноска 3).
Назад

¹⁶ См.: Г.А.Левинтон. Проза машинописного журнала "Гермес" (1922–1923), с.334–341, там же (с. 316) отмечено: "В публикацию не вошли также: очерк С.Д.Богдановского "Памяти трех московских книжников", помещенный в разделе Varia (№ 1, с. 173–177) и его же "Опыт окончанья драматического отрывка А. Пушкина" (№ 3, с. 105–117), не вполне соответствующие традиционному пониманию "прозы"".
Назад

¹⁷ См. выше примеч. 1.
Назад

¹⁸ Уманец – автор ряда книг детских стихов (в основном, кажется, переводных) и популярных биографических и исторических сочинений, в контексте очерка Богдановского стоит упомянуть книгу: В.П. Магнуссен, Л.И. Уманец. Окрестности Москвы. Справочная книга. Спутник дачника, велосипедиста, фотографа. М., 1902.
Назад