*  *  *

                 Владлену Ермакову

Тот самый двор, где я сажал березы,
был создан по законам вечной прозы
и образцом дворов арбатских слыл:
там, правда, не выращивались розы,
да и Гомер туда не заходил...
Зато поэт Глазков напротив жил.


Друг друга мы не знали совершенно,
но, познавая белый свет блаженно,
попеременно - снег, дожди и сушь,
разгулы будней и подъездов глушь,
и мостовых дыханье,
                   неизменно
мы ощущали близость наших душ.

Ильинку с Божедомкою, конечно,
не в наших нравах предавать поспешно,
и Усачевку, и Охотный ряд...
Мы с ними слиты чисто и безгрешно,
как с нашим детством - сорок лет подряд;
мы с детства их пророки...
                          Но Арбат!

Минувшее тревожно забывая,
на долголетье втайне уповая,
все медленней живем, все тяжелей...
Но песня тридцать первого трамвая
с последней остановкой у Филей
звучит в ушах, от нас не отставая.

И если вам, читатель торопливый,
он не знаком, тот гордый, сиротливый,
извилистый, короткий коридор
от ресторана "Прага" до Смоляги,
и рай, замаскированный под двор,
где все равны:
              и дети и бродяги,
спешите же...
             Все остальное - вздор.

                              1970