ГЕНРИХ САПГИР
УЧИТЕЛЬ
Не люблю это слово, но Учитель с большой буквы - совсем другое дело. Его мы выбираем сами, потому что мы в нем нуждаемся. Особенно на первых порах в любой деятельности. И воровать тоже надо учиться у кого-то, иначе - дилетантизм и вообще нехорошее, часто кровавое дело получается. А там, где требуется исключительная тонкость и знание, например, словесность или строительство самолетов, дилетант не терпим. Евгений Леонидович Кропивницкий, ровесник Маяковского - художник, поэт и композитор, профессионально учился живописи и рисунку и закончил Императорское Строгановское училище. Стихам учился у поэтов серебряного века, которых любил и изучал. Дальше учился сам. И в живописи, и в сочинении стихов достиг высоких результатов. От сезанизма и литературности он пришел к эстетизму и примитивизму. Естественно, при помощи любви-любования и присущей ему иронии рисуя окружающий мир и выражая тем свою личность. В композиции, мне кажется, он не проявил такой оригинальности, оставаясь последователем Мусоргского. Во всяком случае, я слышал, что Глазунов, композитор, конечно, высоко оценил его оперу "Кирибеевич" на сюжет Лермонтова. Но что говорить, когда я познакомился с Учителем, он жил в такой бедности, что фортепьяно в его барачную горницу просто бы не поместилось. Бедность, почти нищета сопутствовала его жизни и моей молодости, что нам нисколько не мешало быть счастливыми в дружбе и искусстве. "Сколько себя я помню, начиная с революции я все время голодал и холодал, - говорил он, - Если бы вы могли увидеть, Генрих, какой была Москва в начале века! Она гремела телегами и дымила авто, пестрела яркими красками церквей и вывесок. И пахла то кожей, то щами, то железом. Жизнь была полна. А потом - потом все опустело, к тридцатым стало серым и ровным." Да, еще во время войны мы зачастую шли обедать в бывший ресторан "Спорт" - Учитель и Ученик по его талонам на усиленное дополнительное питание - УДП. "Умрешь днем позже," - говорили мы. Ему они полагались как преподавателю изостудии Дома Пионеров Ленинградского района. Он вообще всю жизнь учил детей живописи и рисунку, зарплата небольшая, но много ему и не надо было. То же и в искусстве. Он ограничил свой словарь, убирал лишние эпитеты и метафоры. Обобщил рисунок, не допускал пестроты и красивости. Такая была вокруг жизнь - некрасивая и достоверная. Эстетика и этика сугубой бедности. Оголенность - так он назвал целый цикл своих подмосковных пейзажей. Там на холме торчал какой-нибудь барак под березкой. А из земли росли не розы и нарциссы, а трубы и проволока. Новая эстетика. Вот и пришли к Учителю мы - его Ученики, поэты и художники. Насколько возможно среди общего бедствия, это была идиллия. Походы по окрестным лесам и полям с этюдником (он еще рисовал с натуры) и книгой какого-нибудь поэта. Обычно Учитель рисовал, а Ученик читал вслух. А вокруг покачивалось пьяное Подмосковье. Или на берегу Клязьминского водохранилища. Все леса и парки там исхожены нашей компанией. Потому что компания юных и любящих искусство вокруг него, как я понимаю, была всегда. Он был Учитель по призванию. Подобно какому-нибудь китайскому мудрецу. У него даже лоб был, как у Сократа. Подмосковный Сократ. Но в отличие от того, жена Ольга Ананьевна Потапова была удивительно добра и симпатична. Художница и теософка. Евгений Леонидович очень любил свою Олечку. Она даже в шутку переделывала его стихи: "... А без крова пропадай, без еды - капут. Ты протянешь руку: дай! А тебя попрут." "И тебе дадут", - читала Ольга Ананьевна с улыбкой. В нашей России - правда и то, и другое.
