Гробовщики импрессионизма
Модернистский эпатаж импрессионистов, привлекший внимание всего артистического общества в 1870-х годах, иссяк довольно быстро: уже в восьмидесятые годы, с появлением картин Сезанна, Ван-Гога, Гогена и Тулуз-Лотрека становится ясно, что начинается новый этап в освоении пути, намеченного Моне и Ренуаром. Освобождение от традиционалистской и нормативной реалистической эстетики открывало слишком большой спектр возможностей, чтобы художники могли остановиться на первом, пусть даже столь многообещающем этапе. Салонное и камерное искусство, отвергнутое ради стремления передать мгновение, образ, впечатление, было давно забыто, но искусство неизменно стремилось к более глубоким прозрениям, к поискам смысла мироздания, и ему становилось тесно в парижских улочках.
С одной стороны, продолжалась работа над техническими открытиями импрессионистов: пуантилизм живописи Сера, создаваемой мазками с использованием несмешиваемых красок, был развитием и доведением до крайности техники мазка Ренуара, Моне и Писарро, однако результат отличался разительно. Если сравнить, например, один и тот же ланшафт, изображенный Моне и Сера, это отличие станет очевидным: предместье Парижа Аньер-сюр-Сен Клод Моне и Жорж Сера запечатлели с разницей в 10 лет, и этот временной промежуток был временем наиболее активным для эволюции французского искусства. На фоне полотна Сера картина Моне выглядит чуть ли не реалистической:
Клод Моне. Сена в Аньере. 1873
Жорж Сера. Купание в Аньере. 1883—1884
С другой стороны, нежность и мягкость колорита импрессионистов не устраивали художников, появившихся в Париже в жажде нового искусства. Яркие и резкие краски Гогена и Ван-Гога врываются в парижские галереи, производя впечатление разорвавшейся эстетической бомбы. Именно они вводят в изображение форму — резкие края, грани и контрасты, которые чуть позже станут самостоятельной находкой для Анри Матисса. Пройдя период увлечения пуантилизмом, под влиянием ориентальной культуры картины Матисса открывают новый период в искусстве — фовизм, означавший полный отказ от каких-либо претензий на реалистичность, гуманистичность и вообще человечность в живописи: «Я рисую не женщин, не рисую картины», — заявлял художник.