Открытие Латинской Америки
Поэзия шестидесятых годов открыла Латинскую Америку через Кубу: революционность Фиделя и борьба кубинских коммунистов против США внезапно сделала латиноамериканскую тему легитимной для официальной советской культуры. Лидер победившей революции, Кастро приехал в Советский Союз, побратался с Хрущевым — и экзотика Латинской Америки была разрешена. «Куба — любовь моя», — под музыку Александры Пахмутовой пел Муслим Магомаев, манерно топая ножкой. Смешивал героев Евтушенко:
Но чтоб не путал я века
и мне потом не каяться,
здесь, на стене у рыбака,
Хрущев, Христос и Кастро!
А для русской культуры начинался латиноамериканский бум, постепенно захватывая далеких от революции и Кубы персонажей.
Колумбия была открыта для русского читателя Габриэлем Гарсиа Маркесом. Повесть «Полковнику никто не пишет» и роман «Сто лет одиночества» были опубликованы в журнале «Иностранная литература». Маркес приезжал в СССР в 1957 году во время Московского фестиваля молодежи, еще не как знаменитый писатель, а как участник фольклорного ансамбля Колумбии (и даже написал об этом очерк «22 400 000 квадратных километров без единой рекламы Кока-Колы», опубликованный в России, впрочем, совсем недавно), и в 1960-1970-ые годы официальное одобрение Маркеса в советской России объяснялось тем, что его воспринимали прежде всего в контексте латиноамериканских революций, хотя в его прозе не было для этого ни малейших оснований. Вот как Андрей Вознесенский описывает свое впечатление от знакомства с Маркесом на обеде у Пабло Неруды, бывшего тогда послом Чили в СССР: «Сухопарый коренастый бородач в полувоенной-полустроительной спецовке, великий колумбиец говорил о голодающей родине, о революции. (…) Идея социального переустройства и справедливости захватила его целиком, носила по свету» («Прорабы духа»).
Бразилия для Советского Союза начинается с прозы коммуниста, лауреата Ленинской премии Жоржи Амаду и экранизации его романа «Капитаны песка»: фильм «Генералы песчаных карьеров» пользовался в 1970-ые годы бешеной популярностью. Романы «Дона Флор и ее два мужа» и «Тереза Батиста, уставшая воевать» переводятся немного позже.
Но процесс открытия Латинской Америки был запущен, и неизбежно начинают появляться русские переводы латиноамериканской прозы, авторы которой уже не столь революционны, а подчас даже консервативны.
Аргентина входит в русскую культуру с прозой «прогрессивного» Кортасара и «классового врага» Хорхе Луиса Борхеса. Два рассказа Кортасара, сбежавшего к тому времени из Аргентины в Париж от политических беспорядков, публикует журнал «Иностранная литература» в 1970 году.
Первый перевод Борхеса (рассказ «Сад расходящихся тропок» появляется в России в 1970-х годах, но публикация сборника его прозы становится возможной только в 1984 году. Сильное запоздание объяснялось его недопустимым «антиреволюционным» поведением и взглядами: долгое время Борхес в Советском Союза находился практически под запретом.
На волне латиноамериканского бума в 1974 году в Россию проникает Мексика вместе с прозой Карлоса Фуэнтеса: печатается его роман «Смерть Артемио Круса», хотя Фуэнтеса сложно было причислить к революционным латиноамериканцам. Выходец из дипломатической семьи и сам дипломат, Фуэнтес был не только лауреатом многочисленных премий, но и преподавал в американских университетах.
Перу появляется гораздо позже: тема наметилась еще в рассказах Кортасара, но в полную силу перуанские мистические реалии заиграли в прозе Марио Варгаса Льоса и Сесара Вальехо, опубликованной в том же просветительской журнале «Иностранная литература» и выпущенной отдельными изданиями в серии «The Best of Inostranka».
Коста-Рика в российском менталитете имеет не столько мистические, а скорее авантюристские ассоциации: на костариканском острове Кокос, по легенде, томился Робинзон Крузо, а впоследствии остров стал Меккой кладоискателей. Ему посвящен рассказ Кира Булычева «Клад на острове Кокос».
Литературе Латинской Америки в России исключительно повезло с переводчиками: Борис Дубин, Маргарита Былинкина, Павел Грушко сыграли немаловажную роль в популяризации латиноамериканской темы в России, а заодно были и причиной того сильнейшего влияния, которое оказали Борхес, Маркес, Кортасар и другие латиноамериканцы на экспериментальную русскую прозу последней трети ХХ века.
