стр. 347

     Нурмин.

     К эволюции русского либерализма.

     ("Архив Русской Революции", издаваемый И. В. Гессеном, т. I, стр. 312, Берлин 1921 г.)

     Почему эта книга озаглавлена "Архивом Русской Революции" непонятно. Правильнее бы было ее назвать архивом русской контр-революции. Об этом прежде всего говорят имена авторов, поместивших в сборнике свои статьи. В сборник вошли статьи: В. Набокова "Временное Правительство", П. Н. Краснова "На внутреннем фронте", Р. Донского "От Москвы до Берлина в 1920 г.", С. Воронова "Петроград-Вятка в 1919 - 1920" и т. д.
     Что все это пропитано активной ненавистью и клеветой по отношению к русской революции и в особенности к большевикам, это - в порядке вещей. При чтении "Архива" внимание, однако, останавливается не на этом, а на другом. Прежде всего "Архив" пропитан самым низкопробным лабазным антисемитизмом. <нрзб> наполнена до краев прежде всего статья члена Ц. К. кадетской партии В. Набокова о Временном Правительстве.
     ... Дни февральской революции.
     - Площадь перед зданием Думы была переполнена так, что яблоку негде было упасть; у входных ворот какие-то молодые люди еврейского типа опрашивали приходивших... (стр. 15).

стр. 348

     История с первым воззванием Временного Правительства:
     - Каким-то образом очутился при этом М. М. Винавер (Эти евреи всюду пролезут! Н.) в качестве сотрудника Кокошкина, и, как мне впоследствии говорил сам Кокошкин, текст этот, целиком написанный Винавером, был им, Кокошкиным, внесен Вр. Правительству (еврейское засилие! Н.), которое его санкционировало без заменения (какой срам! Н.). В конце того же месяца, на страницах "Речи" (не даром твердило "Новое Время", что сия газета - еврейская! Н.), Винавер обратился с чем-то вроде манифеста "к еврейскому народу", при чем этот <документ> начинается теми же словами: "Совершилось великое" (еврейская интрига раскрыта до конца! Н.) (стр. 30).
     Гражданина Винавера на этот раз не спасло даже то, что он - друг и товарищ В. Набокова по кадетской партии: истина выше всего!
     ... Дан вилял, мямлил, вел какую-то талмудическую полемику... (стр. 80).
     Совет республики:
     - Совет оказался весьма громоздкой машиной... Подавляющая часть его состава были евреи... Помню, что на это обстоятельство обратил мое внимание Марк Вишняк (чистокровный эс-эр. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Н.) (стр. 80...)
     Кадеты по прежнему мечтают о власти. Мы уверены, что это - "бессмысленные мечтания". Но, осуществись они, первое, что сделали бы Набоковы "на другой день" после расправ над большевиками, - они создали бы новый процесс Бейлиса в более грандиозном масштабе, чем это было при самодержавии... Остается еще заметить: еврейское засилие столь очевидно, велико, что даже Набоков - с такими зоркими глазами - оказался плененным этим засильем: статья-то ведь напечатана в органе Гессена!..
     Второе, что бросается в глаза при ознакомлении с "Архивом", это - слепая, неистовая ненависть, презрение и злоба к русскому народу.
     Из той же статьи Набокова:
     ... Те же безумные, тупые, зверские лица, какие мы все помним в февральские дни (стр. 77)...
     ... Обычные, бессмысленные, тупые, злобные физиономии... (стр. 85) и т. д.
     Но особым озверением пропитана статья Р. Донского "От Москвы до Берлина в 1920 г.". Редакция снабдила статью примечанием: "Р. Донской - литературный псевдоним одного из московских профессоров, находящихся ныне за границей". Для русских крестьян, рабочих, красноармейцев у почтенного профессора нет другого названия, как чернокожие.
     Что сделала русская революция?
     ... У белых гражданские права немедленно отняли, а чернокожих надули... (стр. 217).
     ... Я тогда (в начале окт. революции. Н.) был еще политически совершенно невоспитан и в простоте душевной думал, что чернокожему, помимо ременной плетки, гуляющей по его спине, может быть доступна и иная аргументация... (стр. 217).
     Теперь, как видите, профессор "воспитался" и продолжает дальше статью в стиле антропологических эпитетов: "... в советских канцеляриях... были просто чернокожие, усевшиеся за письменные столы" (223 стр.).
     "... Мы бросились к дверям (вокзала. Н.), но, увы! штабная очередь успела войти, и в двери перла вереница чернокожих, с мешками за спинами" (стр. 224).
     Неудивительно, что из этой страны господства "чернокожих" Р. Донской стремился какой угодно ценой выбраться за границу. С особым наслаждением рассказывает он, как ему удалось получить командировку на польский фронт по борьбе с сыпняком, как вместо борьбы с сыпняком он перешел к полякам, как надувал он чекистов, комиссаров и красноармейцев! Хуже всего, однако, то, что весь этот черный бред и предательство сопровождается в "Архиве" патриотическими всхлипываниями и рыданиями на тему: О родина, о Русь!
     Весьма стильны воспоминания генерала П. Краснова. Описывается митинг в Петергофе:

стр. 349

     "При моем приходе никто не встал, а командир полка не скомандовал "встать", и пришлось это скомандовать самому" (138 стр.).
     Значительное внимание Краснов уделяет "воспоминаниям", кто называл его в те дни "ваше превосходительство". С отменным удовольствием подчеркивает генерал, как однажды "превосходительством" называл его "главковерх Крыленко"...
     Кое-что из воспоминаний Набокова и Краснова заслуживает все же внимания, но размеры рецензии не позволяют нам сколько-нибудь подробно остановиться на некоторых фактах. Так, например, Краснов утверждает, что в октябрьские дни под Петроградом Савинков в Царском Селе предложил убрать Керенского, арестовать его и самому стать во главе движения. Краснов на это не согласился. Савинков, как известно, был правой рукой Керенского в то время. Любопытны признания Краснова о том, как комиссары Керенского Войтинский и Станкевич, зная, что в лице Краснова они имеют корниловца, делали все, чтобы обелить Краснова в глазах солдатской массы. Краснов о них воспоминает с чувством особого тепла.
     В. Набоков подтверждает, между прочим, две вещи. Накануне большевистского переворота среди руководящих кадетских верхов было вполне оформившееся значительное течение за заключение мира с Германией. Что касается самого октябрьского переворота, то Набоков с похвальной откровенностью констатирует, что идейной почвы для защиты Совета республики и Вр. Правительства совершенно не было среди тех, кто входил в состав этих органов (стр. 85).
     В целом "Архив" Гессена ярко подчеркивает эволюцию русского либерализма в сторону мракобесия и какой-то зоологической черносотенной остервенелости.