стр. 23
Ник. Асеев.
* * *
Нынче утром певшее железо
Сердце мне изрезало в куски,
Оттого и мысли, может, лезут
На стены, на выступы тоски.
Нынче город - молотами в ухо
Мне вогнал распевов костыли,
Черных лестниц, сумерек и кухонь
Чад передо мною расстелив.
Ты в заре торжественной и трезвой,
Разогнавшей тленья тень и сон,
Хрипом этой песни не побрезгуй -
Зарумянь ей серое лицо.
Я хочу тебя увидеть, Гастев,
Длинным, свежим, звонким и стальным,
Чтобы мне - при всех стихов богатстве
Не хотелось верить остальным.
Чтоб стеклом холодных и спокойных
Глаз своих разрезами в сажень,
Ты б зашел за вешний подоконник
На моем девятом этаже,
Чтобы ты зарокотал, как жолоб
От бранчливых маевых дождей,
Чтобы мне не слышать этих жалоб,
С улиц, бьющих пылью в каждый день.
Чтобы ты сновал не снов основой -
Маяковским в яростном плену -
Чтоб ты шел, как в вихре лес сосновый,
Землю с небом струнами стянув.
Чтоб была строка твоя верна, как
Сплющенная пуля Пастернака,
Чтобы кровь текла, а не стихи -
С Нарбута отрубленной руки...
стр. 24
Мы - мещане. Стоит ли стараться,
Из подвалов наших, из мансард,
Мукой бесконечных операций,
Нарезать эпоху на сердца?
Может быть, и не было бы пользы,
Может, гром прошел бы полосой,
Но гляжу: весь мир свивает кольца,
Немота железных голосов.
И когда я забиваю в зори
Этой песни рвущийся забой, -
Нет! Никто б не мог меня поссорить
С будущим, зовущим за собой!
Нет, не даром этот я влачу гам
Чугуна и свежий скрежет пил, -
Это ты к расплывшимся лачугам
Комом песни к горлу подступил.
Я тебя и никогда не видел,
Только гул твой слышал на заре,
Но я знаю: ты живешь, Овидий
Горняков, шахтеров, слесарей.
Ты чего ж перед лицом врага стих?
Разве мы безмолвием больны?
Я хочу тебя услышать, Гастев,
Больше, чем кого из остальных.