стр. 240
В. Плетнев.
НЕКРАСОВ И СОВРЕМЕННОСТЬ.
Исполнилось 100 лет со дня рождения великого поэта-гражданина и около 45 лет отделяет нас от дня его смерти. Советская Россия собирается чтить его память. Будут вечера-спектакли, концерты, речи, статьи, посвященные памяти поэта. И сейчас уже мы имеем ряд печатных произведений, посвященных памяти Некрасова.
В них добросовестно, умело дается биография поэта, оценка его деятельности - все как полагается литературной критике, исполняющей свой долг.
Но... "редко и холодно, нет кипучих"! Все, что мы до сих пор имеем, все это убийственно плоско, компилятивно, равнодушно, холодно и, что хуже всего, не глубоко.
Почему так?
Разве поэт-гражданин, борец за права человека, художник, отразивший в своем творчестве бесконечную глубину народных страданий, глубоко переживший их сам, не трогает сердца сейчас, не ставит перед каждым перечитывающим и вспоминающим его ряда жгучих проблем современности?
Разве творчество поэта-гражданина настолько кастрировано беспощадным временем, что о нем можно говорить только языком архива? А до сих пор мы иного не слышали. Мы думаем, что в таком отношении к великому поэту-гражданину, как в зеркале отражается наша современность и... лик нашей российской интеллигенции.
---------------
В самом деле? Стоит ли много говорить о творчестве Некрасова в наши дни? Такой вопрос задают.
...прочен и легок
на диво слаженный возок...
Что скажет современному утонченному поэту проза Некрасова?
Современный поэт прошел круг всевозможных исканий. Перед ним кумиры, которым он поклоняется, кумиры, о которых можно сказать словами Некрасова:
... Вы еще не в могиле, но живы;
Но для дела вы мертвы давно.
Что значит для современного поэта крестный путь жизни Некрасова, когда над Россией пронесся великий ураган революции, когда в Европе то тут, то там вспыхивают зарницы, предвестницы величавой мировой грозы.
стр. 241
Современный мир художников двулик. С одной стороны, художник гордо полагает, что он обстрелян молниями революции, обожжен ее огнем, хотя ни для кого не тайна, что за исключением небольшой группы поэтов, принявших на свои плечи тяготы революции, у поэтов современности и под микроскопом трудно найти следы ран и ожогов от революционного огня. Но в стремлении выпятить на первый план свои поэтические ажуры современным поэтам отказать нельзя. Они в высшей степени "революционны" в этом смысле.
Другой круг художественного мира живет в плоскости иных настроений. Если первый живет по принципу "во всяких жизненных невзгодах держи хвост трубой", то второй, растеряв все, что имел, облекся в покаянные ризы и льет поэтические слезы своей души и страдает, претендуя пополнить собою мартиролог мучеников и страдальцев русской литературы.
Но и тем и другим, несмотря на разность их душевных переживаний обще одно: они глубоко до корня аполитичны и антигражданственны.
Многие ли из современных художников имеют право сказать, что они несли и несут на себе непомерную тяжесть эпохи великого оздоровления истерзанной войною и блокадой родной страны?
Не в том смысле, что они так же, как и другие, голодали и жили в холоде, а в смысле их готовности активно двигать вперед дело революции?
Мы смело и открыто считаем себя в праве сказать, что за чрезвычайно редкими и тем более счастливыми исключениями - нет, не многие.
Современный художник в массе своей антагонистичен революции, он ее органический противник, он не приемлет ее, она ему чужда и враждебна.
И российские художники сделали из этого свои выводы.
Одни пошли благословлять на разорение России Колчака, Деникина, Юденича, Врангеля и сейчас сменяют кровавые "вехи", поставленные ими на пути революционной России, "идут в Каноссу" целовать лицо родной страны, так недавно еще оплеванное и затоптанное ими.
Другие заперлись в "кафе", отгородились от революции защитным цветом "революционного хулиганства", гордясь своею независимостью от революции.
Третьи смолкли и ушли, иногда оплаканные, иногда безвестные.
Четвертые живы еще, но мертвы для дела, ибо у них нет ни сил, ни мужества пойти на тернистый путь революционного строительства, и они, подчеркивая свою "честность с собой", в глубоко индивидуалистических писаниях изливают свою скорбь.
И... вся наша интеллигенция за редкими и счастливейшими исключениями представляет собою болото, отравляющее дыхание революции трупным ядом разложения.
Не она ли наполняет сейчас народившиеся с молниеносной быстротой кабарэ и кафэ, не она ли возрождает узкий индивидуализм со всеми его онерами, богоискательством, мистицизмом, за которыми по логике вещей неизбежна полоса гнуснейшего разврата.
Не она ли в те дни, когда в Поволжьи голод и тиф косят тысячи детей, афиширует "вечера веселья и радостных настроений", не она ли наполняет вечера юмора, не она ли злорадствует, сливаясь с обывателем над героическими усилиями пролетарских и крестьянских
стр. 242
масс, на своем горбу вывозящих страну из пропасти хозяйственного разложения?
В поэзии - форма, утонченность, индивидуализм мыслей, переживаний, настроений, или - "покаяния двери отверзи ми".
В театре уже "Генеральша Матрена".
И во всем другом свободная торговля.
Но ведь каются многие, плачут каясь. Не мешайте!
Пусть он бичует себя, господа!
Дайте излиться прекрасному сердцу.
Пусть. Но мы знаем в литературе иные мысли, иные слова, из которых можно и должно научиться многому.
И мы прошли бы мимо их, как Данте в аду мимо тех, которые "были ни в тех ни в сех, но сами по себе", если бы... если бы мы не знали также отчетливо и ясно, что час великого испытанья всех наших сил
настал и требует ответа...
что пора понять,
Что белый свет кончается не нами.
Что можно личным горем не страдать.
Она не обрела пути, по которому стремительно несется колесница человечества и, застыв в своем бездействии она неизбежно попадает и будет попадать под колеса исторического движения.
Ибо в сердце нашей интеллигенции нет даже и того, когда
Торжествует мстительное чувство;
Догорая, теплится любовь.
---------------
И наша оценка Некрасова будет иной. Мы подходим к нему не с меркой лет, не с чертами и черточками биографии, не с оценкой его личных качеств "по свидетельству современников".
Мы хотим знать и ценить не Некрасова человека, а Некрасова поэта-гражданина. Мы хотим ответить не на вопрос, "чем был Некрасов для своего времени", а на вопрос, "что он есть для нашего времени, для нашей бурной, огненной эпохи".
Может ли из его творчества научиться чему-либо тот, кто несет на себе тяжесть революции; несет ли ему творчество Некрасова то, что может облегчить его тернистый путь?
И мы полагаем, что Некрасов поэт-гражданин в своей актуальности в революции и для нее несоизмеримо выше вылощенных поэтов современности.
Мы знаем, что это вызовет со стороны последних "взрыв негодования", "презренье", они назовут такой взгляд тупостью, неспособностью понять значимость и силу современной поэзии.
Все это для нас ясно!
Но не менее ясно для нас, что мастерские, тонкие, сильные стихи современных новаторов поэзии, их мысли, чувства, переживания не могут научить тому, что дает стимул движению по пути революции.
И слова поэта:
Поэтом можешь ты не быть.
Но гражданином быть обязан...
стр. 243
для нас являются заповедью, которой должен следовать всякий поэт, в котором живет активное чувство борьбы, революционной страсти, воистину творческое устремление. Ибо мы знаем, что в рабочем, в крестьянине стихи Некрасова вызовут глубокий внутренний протест против того строя, который остался позади нас, просветят сознание, еще затемненное проклятьем 300-летнего гнета. Они вызовут в душе каждого протест против издевательства над человеческой личностью, против рабства, позовут вперед от проклятой жизни прошлого, внушат каждому глубокую любовь и уважение к прошлой борьбе и всем тем, кто отдал ей свою жизнь, силу и страсть.
Всего этого не дает, не может дать поэзия современных поэтов кафэ и кабарэ, также как и поэзия поэтов упадка, разочарованья, неуверенности и бессилия.
Мы знаем также, что для современного пролетарского и крестьянского художника творчество Некрасова будет ярким доказательством того, что искусство не только форма, не только виртуозничанье, игра словами, а и огненная мысль, сила протестующего духа, сила, разрушающая старое во имя строительства новой жизни.
Вспоминается, когда В. П. Боткин и И. С. Тургенев подсмеивались над Некрасовым за его слова "Пусть не читает моих стихов светское общество, - я не для него пишу", - он ответил им:
"Имеете право потешаться надо мной. Я вас еще более потешу и удивлю, если выскажу вам свою откровенную мысль, что мое авторское самолюбие вполне будет удовлетворено, если бы, хотя после моей смерти, русский мужик читал мои стихи".
Некрасов не ошибся: его стихи читаются и будут читаться долго, очень долго, мы будем глубоко переживать "Размышления у парадного подъезда", "Железную дорогу", "Кому на Руси жить хорошо"; из массы выделятся те, которые по своему оценят неумершую мощь, силу, значимость гражданских мотивов Некрасова, отдадут ему должное, найдут ему достойное место в ряду двигающих вперед дело революции.
Имя Некрасова должно быть поставлено на-ряду с великими умами своего времени. Мы не обойдем его имени, говоря о Чернышевском, Добролюбове, Герцене и других.
Пусть в его поэзии нет призывов равных по мощи призывам "Колокола", - пусть он не звал на баррикады, пусть срывался иногда с намеченного им пути служения народу... Физическая смерть Некрасова стерла все эти мелкие штрихи его личной жизни и перед нами его стихи, которые "жгутся", которых до сих пор нельзя читать равнодушно, в которых народу отдано все, в которых кроме него нет действующего лица.
Стихи Некрасова - это грубые корявые вязы, посаженные на зыбучем песке, своими корнями укрепившие его, создавшие почву для того, чтобы могло исполниться желание поэта:
Буря бы грянула, что ли -
Чаша с краями полна!
Мы не можем быть равнодушными к тому, про кого писал Некрасов:
Не спасал ты утопающих,
Но и в воду не толкал...
и к тому, кому он же сказал:
Наполняя ум свой знаньями,
Обходил ты жизни грязь
стр. 244
И раскаянье их не ново, это обычная болезнь нашей интеллигенции, любящей попариться в бане самоистязаний. Здесь, как нигде, к месту злое, но меткое определение поэта-гражданина:
И всегда по возможности будем
Верны истине задним числом.
Революция стала истиной современности; в нее нельзя не верить, фактов нельзя отрицать. Давайте становиться верными ей. Этой гибкости станового хребта не время теперь.
Революционная эпоха требует отчетливости, ясности, прямоты мысли, слова, действия. С ней нельзя безнаказанно играть в индивидуалистические игрушки, мимо ее уроков нельзя проходить равнодушно.
И она вправе требовать от российского интеллигента служения себе, движения в ногу с массой. Было время, когда интеллигент
Слыл умником и в ус себе не дул.
Поклонники в нем видели Мессию.
И минуло оно. Масса, двигающая революцию сама себе Мессия. Она многому научилась в тяжкой суровой школе революции, чтобы итти за "изливающимся прекрасным сердцем", прекрасным, но дряблым, слабым, никчемным и лишним.
Ей нужна сила, твердые руки, готовность к борьбе, к неизбывному тяжкому труду, нужно ясное сознание пути и цели, твердая ставка на свой ум, руки, силу, единое сознанье.
Дает ли это хоть в малой степени современная интеллигенция России?
Нет! Или если и дает, то "редко и холодно" за паек, из-под палки, из-за животного чувства самосохранения, в лучшем случае без души, - в худшем со скрежетом зубовным и с затаенной мыслью о "реванше".
Она привыкла смотреть сверху, пассивность страдания принимать за активность бытия.
Грянь над пучиною моря.
В поле, в лесу засвищи,
Чашу вселенского горя
Всю расплещи!..
Спустя почти 50 лет грянула буря, "чаша вселенского горя" расплеснулась по всему миру и горит кровавым заревом грядущего восстания угнетенных масс на всем земном шаре.
И "суровый неуклюжий стих" Некрасова, звавший
На бой, на труд!
За обойденного,
За угнетенного,
будет звучать призывом:
Иди и гибни безупречно -
Умрешь не даром... Дело прочно.
Когда под ним струится кровь...
призывом к борьбе, к творчеству не во имя своего я, а во имя масс, стремящихся сейчас к освобождению, творящих воистину "прочное дело", ибо под ним "струится кровь" лучших наших товарищей.
стр. 245
Поэт, пролетарий, художник, творец новой жизни, нового искусства, возьми от "неуклюжего" стиха поэта-гражданина то, что делало его "жгучим", его глубокую нерушимую связь с жизнью, его глубокую гражданственность, научись у него видеть жизнь не через очки своего я, а глазами своего класса!
Прошло полстолетья, изменились формы поэзии, стих Некрасова устарел, но не устарело, а живо содержание "в кровь иссеченной музы" великого поэта-гражданина.
Еще стыдней в годину горя
Красу долин небес и моря
И ласку милой воспевать...
говорил поэт.
И разве не жизненны сейчас эти слова, когда русская поэзия в огромной части своей в годину тяжелых испытаний, когда все кругом зовет "на бой, на труд", предается воспеванию разочарованного "я", отгораживается от черной тяжкой работы по возрождению страны, живет в дебрях формальных исканий, без тени гражданственности и творческой жизненной силы?
Поэтому-то в юбилей Некрасова так тускло и серо, так безнадежно "добросовестно" говорят о нем.
Он чужд нашей современной интеллигенции. Как поэт он для нее ничто, как гражданин... но что ей до этого, если нет понимания гражданственности, если большинство интеллигентов не хочет да и не имеет права называться гражданами революции.
В стихах Некрасова есть туманные блестки грядущей борьбы и это делает его поэзию близкой нам. В стихах современных поэтов нет и тени отражения величия мирового пожара. Поэтому им чужд Некрасов, а они чужды нам. И широкие массы, знакомясь с творчеством Некрасова
Как много сделал он, поймут,
И как любил он, ненавидя...
и многому научатся из "неуклюжих" стихов поэта.
Грядущая красота, грядущая поэзия вырастет не на изнеженной почве индивидуалистических переживаний, а из мощных порывов к революционному творчеству, на суровых путях тяжкой борьбы и труда, и в этой борьбе имя Некрасова для каждого работника будет жить, как зовет, как знамя.