стр. 213

     М. Смит.

     К ВОПРОСУ ОБ ИЗДЕРЖКАХ РЕВОЛЮЦИИ.

     В любопытной полемике, поднявшейся вокруг книги тов. Бухарина и появившейся на страницах 1-й книги "Красной Нови", есть один вопрос, заслуживающий нарочитого внимания и нарочитой исследовательской работы. Участник полемики тов. Не-Ревизионист так формулирует этот вопрос:
     "...Я убежден, что полемика, которая развернется вокруг книги Бухарина, пойдет по другому направлению. Бухарину будет дан бой в связи с основным положением его работы, которое сводится к тому, что пролетарская революция означает прежде всего "распад технического аппарата общества, поскольку мы имеем в виду людскую техническую организацию этого общества" и что она (пролетарская революция) "как и всякая революция сопровождается понижением производительных сил". Я по данному вопросу полностью разделяю точку зрения тов. Бухарина, но нельзя не признать, что мы имеем здесь почву для споров. В частном разговоре один старый марксист и крупный историк высказал мысль, что английский пролетариат, игнорируя Бухарина, может в один прекрасный день, захватив и разрушив государственную власть буржуазии, поставить страну на социалистические рельсы без всякого понижения производительных сил. Эта точка зрения диаметрально противоположна бухаринской. И здесь, повторяю, мы имеем почву для плодотворной дискуссии, которой наш новый журнал, я надеюсь, предоставит свои страницы.
     В порядке такой дискуссии (дискуссии, а отнюдь не полемики) мне и хотелось бы привести, как несколько теоретических соображений по этому вопросу, так и некоторые конкретные факты, характеризующие положение при русской революции и при революции в Англии, если она там произойдет ранее чем в других странах.
     Один из главнейших моментов, которым характеризуется всякая революция - это разрыв экономических и идеологических связей той общественной системы, крушение которой выражается происходящей революцией. Общественный организм не есть простая арифметическая сумма отдельных элементов, входящих в понятие общественного целого.
     Точно так же, как сумма органов человеческого тела не есть еще сама по себе организм, точно также и сумма производственных, культурных, материальных и идеологических величин не составляет еще общества. Животный организм в отличие от суммы органов животного предполагает еще наличие системы связей между этими органами, системы, благодаря которой мы от анатомического или структурного представления об организме переходим к физиологической или функциональной концепции его.

стр. 214

     Система связей между органами создает процессы жизни, делает возможным их взаимное системное функционирование. Система связей вводит нас в динамику организованного целого и дает руководящую нить к объяснению его трансформационных процессов. Мертвое тело человека продолжает оставаться суммой его органов, но система связей перестала функционировать и остановились процессы дыхания, кровообращения, питания, обмена веществ.
     Сумма органов осталась, организма нет. Организованное целое превышает сумму своих органов, если мы рассматриваем их как части суммы. Организованное целое есть не сумма частей, а система элементов, точно также как угольная кислота есть органическое слияние, а не механическая смесь 2 частей кислорода и 1 части углерода. Применяя эти понятия к человеческому обществу, мы сталкиваемся с еще более сложным понятием организованного целого, где система связей, объединяющая отдельные составные части общественного целого, играет еще большую роль, но изучение функционирования которой представляет еще большие трудности. Каждая общественная система предыдущих исторических эпох - рабовладельческая, феодальная, капиталистическая - имела свою специфическую, присущую ей, систему общественных связей, видоизменяющихся эволюционно в течение развития данной системы, но претерпевающих резкое революционное изменение при переходе от одной системы к другой. При плановой структуре общества последнее не может, конечно, обладать достаточной пластичностью, чтобы перейти к высшим организационным формам без революционного переворота, а следовательно, и без временного резкого разрыва господствующей системы связей.
     Однако, в эпоху развитого социализма, при отсутствии классового господства и классовой заинтересованности отдельных слоев общества в сохранении старых, ставших уже жизненно-регрессивными форм, при господстве научной мысли и при абсолютном доминировании общих интересов над частными, мы можем представить себе, что человеческое общество достигает такой степени пластичности, что даже быстрые и резкие переходы к новым системам общественных связей переживаются им безболезненно и без резкого разрыва экономических связей, делающего неизбежным временную деградацию производительных сил. Вернее, нерастрачиваемая на классовую борьбу и вытекающую из нее бесконечную борьбу индивидов и групп между собою, энергия человеческого общества будет всегда затрачиваться в определенной доле своей на отыскание новых, наиболее современных форм общественного бытия; переход к ним станет, следовательно, не слепым и стихийным, а планомерным и регулируемым человеческим разумом, и пути будущего будут не только предугадываться, но и строго рассчитываться. Научное предвидение и коллективная спаянность - материальная и идеологическая - достигнут такой силы и остроты, что даже самые революционные перевороты в области техники, культуры и бытового уклада общественной жизни будут проходить просто и безболезненно. Исчезнут все силы, задерживающие теперь переход к высшим организационным формам, и кроме того усилится и бесконечно усовершенствуется работа предвиденья.
     Человеческий коллектив сделается революционером по своей идеологии, вечно стремящимся к усовершенствованию коллективного бытия, не понимающим, что значит, так свойственная нам теперь, боязнь новых форм и сопротивление введению их.
     Но такое общество мы мыслим, однако, лишь теоретически. Историческая же практика познакомила нас пока только с обществом

стр. 215

классовой борьбы, обществом, где наличие такой классовой борьбы является поэтому постоянным источником нерациональной растраты энергии, и где оно же создает весьма осязательную силу сопротивления всякому переходу к высшим организационным формам жизни. Отсюда и крайняя неэластичность во всяком изменении системы организационных форм общества.
     Развивающиеся противоречия капиталистического строя подрывают устойчивость его связей, нарушают их системную целостность и в то же время сила сопротивления новым организационным формам, гарантирующим большую уступчивость общественного целого, столь велика, что переход к ним не может совершиться без революционного кризиса.
     Учение Маркса об экономической и исторической природе капитализма есть в сущности точнейший анализ столкновения этих сил, родящегося из развивающихся внутренних противоречий капитализма.
     Процесс организации новых производственных и экономических форм сопровождается процессом дезорганизации производственных и экономических связей. Творчество новых форм задерживается распадом системы связей общественного целого.
     В решительный момент наступления кризиса разрыв системы связей не только останавливает дальнейший рост, но и обусловливает регресс в развитии этих новых форм.
     В центре системы организационных связей общества школа экономического материализма ставит экономическую базу общественного строя: его производство и обмен. Производственные отношения определяют отношения классов, отношения обмена являются связкою между отдельными хозяйственными единицами, комплексами хозяйств и национальными хозяйствами. Правда, в классовом обществе, при анархическом хозяйстве, обмен, связывающий между собою производственные единицы, является стихийным и непланомерным.
     При организованном хозяйстве во внеклассовом обществе обмен, как и производство, явится результатом колоссальных точнейших расчетов производительных сил человечества, климатических, почвенных, расовых и других условий и факторов производства на всем земном шаре.
     И тогда план и размеры производства будут всецело определять собою план и размеры обмена, тогда как в капиталистическом обществе стихийный процесс обмена является регулятором анархического производства.
     Но для наших целей достаточно, однако, констатировать, что обмен создает систему экономических связей между производственными единицами, как внутри страны между ее областями, так и между странами, и что развитый капитализм последней эпохи бесконечно расширил и усложнил систему этих связей.
     Таким образом, пытаясь учесть косвенные результаты социальной революции в виде влияния ее на производительные силы, анализ наш должен пойти по двум разным направлениям в зависимости от того, совершается ли революция в одной стране или в группе стран, а во втором случае в зависимости от объема этой группы и степени ее связанности - с остальным хозяйственным миром.
     В первом случае, который собственно и является объектом завязавшейся дискуссии, нам придется взвесить и исчислить два влияния на производительные силы страны: 1) результат разрыва экономических связей внутри страны и 2) результат разрыва экономических связей с внешним миром, т.-е. со странами, сохранившими капиталистический строй.

стр. 216

     Конкретный исторический пример, уже данный нам историей, это революция в России. Гипотетический пример, взятый - "старым марксистом и крупным историком" в его беседе с Не-Ревизионистом - это Англия - классическая страна психологической изолированности, но в то же время страна мировых хозяйственных связей, получающая извне 75% съедаемого ею хлеба, 40% съедаемого ею мяса, почти 70% потребляемого ею сахара и значительное количество сырья для своей промышленности - промышленности, которая в свою очередь выросла и развилась на обслуживании готовыми изделиями других стран, и до сих пор, несмотря на утрату хозяйственной гегемонии и на капитуляцию сначала пред Германией, а потом пред Америкой, продолжает все же быть экспортной страной и страной интенсивного обмена. Товарищ крупный историк делает, повидимому, допущение, что сильная пролетаризованность населения Англии, доминирование в ней промышленности над сельским хозяйством и города над деревней (до 75% населения Англии живет в городах), плотность населения и плотность железнодорожной сети (та и другая максимальная в Европе после Бельгии), ничтожнейшая роль, которую играют промежуточные между буржуазией и пролетариатом слои, достаточно высокое развитие производительных сил и общей культурности и last but not least того производственного сознания, которое английский пролетариат выработал в процессе своей долгой классовой борьбы и в особенности последней фазы ее (эпоха национальных стачек, во время которых английский пролетариат выступал против буржуазного государства, а не отдельных представителей буржуазии, и во время которой история преподала ему не один яркий предметный урок о том, что экономика есть сконцентрированная политика), - все это есть, конечно, ряд факторов или лучше сказать эволюционных предпосылок социальной революции, обеспечивающих за ней - когда она произойдет - достаточно высокий коэффициэнт полезного действия и сравнительно слабую силу сопротивления ей. И, конечно, развитие этих предпосылок и составляло, быть может, социальный фон исторического развития Англии за последнее время. Но это - факторы, благоприятные революции только социального и культурного порядка. Они указывают на эволюцию некоторой части системы социальных и идеологических связей в благоприятном для революции направлении, но мы хорошо знаем, что наряду с ними история развила в той же Англии и силы, действующие в обратном направлении: политическую отсталость пролетариата и общую косность духа, свойственную нации островитян и развивавшую в некоторые периоды английской истории большую силу сопротивления при переворотах всякого темпа.
     Само собой разумеется, что поскольку речь идет о ходе революции уже после того, как она произошла фактически, эти силы предполагаются уже преодоленными. Поэтому-то они и не принимаются в расчет. Но остается еще фактор экономических связей, который будет, наоборот, играть первенствующую роль после революции, если предположить, что таковая имела место только в Англии. Боюсь, что это пример сугубо теоретический и в данной исторической обстановке совершенно не реальный. Но для целей нашего анализа он все же весьма удобен: итак, мы допускаем социальный переворот на Британских островах при сохранении капиталистического строя в остальной Европе, за исключением в России и в Америке. Мы допускаем также, что, как вооруженное, так и идеологическое сопротивление буржуазии и промежуточных слоев населения сломлено и что, благодаря культурности, организованности и производственному развитию английских рабочих,

стр. 217

с одной стороны, и благодаря их численному преобладанию, с другой стороны, производственные единицы, заводы, фабрики, копи, мельницы, пути сообщения, фермы, рыбные промысла, потребительный инвентарь городов, запасы сырья и полуфабрикатов на складах и т. д. остались, если не совсем в целости, то не слишком разрушенными, - таким образом, что коэффициент их разрушения не влечет за собой соответствующего вынужденного понижения производительности труда, поскольку эта последняя зависит от деградации транспорта, несвоевременной подачи сырья, топлива и полуфабрикатов, общей дезорганизованности производственного и управляемого аппарата, дефектов планировки и калькуляции и т. д. Предположим также, что нет на-лицо и тех факторов идеологического порядка, которые понижают интенсивность труда и сокращают длину рабочего дня и приводят к дезорганизации людского аппарата. Словом, мы предполагаем, что гражданская война была не длительной и не разрушительной и что она явилась только сопротивлением незначительного и идейно деморализованного меньшинства огромному, убежденному и скованному общностью преследуемой цели большинства. И что меньшинство не опиралось при этом на поддержку извне. Целый ряд допущений, отнюдь не реалистического порядка, но сделаем их все же для того, чтобы лучше изолировать значение того фактора, который является не менее важным для исхода революции, чем сила классового сопротивления буржуазии, индустриализация масс и их политическое и культурное развитие.
     Мы могли допустить, что история снабдила все эти факторы знаком плюс, но та же история не позволяет нам даже в порядке допущения, даже аргументации ради, - for the sake of argument! - снабдить положительным знаком и момент внешних экономических связей. Ибо, как бы хорошо ни сохранилась материально-техническая основа общества, "его вещевой" аппарат*1, его машины, рельсы, паровозы, корабли, конторы, статистические бюро и т. д. и т. д., как бы мало ни был дезорганизован его "людской аппарат"*2, факты экономико-географического порядка остаются на-лицо: без подвоза сырья не будут, работать и наилучше сохранившиеся фабрики и заводы, без подвоза продовольствия понизится работоспособность даже и самых стойких, революционных пролетариев. При невозможности вывоза готовых фабрикатов поневоле остановится ряд отраслей производства. Избыток тканей или машин отнюдь не компенсирует английского труженика за отсутствием хлеба и мяса; обилие приготовленных для вывоза сельско-хозяйственных орудий на его складах не увеличит посевной площади на его туманной родине, а уголь, не вывезенный во Францию, не увеличит его потребности в топливе.
     Итак, для того, чтобы избежать паралича производства, являющегося результатом разрыва экономических связей, надо сделать еще одно альтернативное допущение: либо 1) что ни одна из стран, находящихся в экономической связи с Англией и сохранивших капиталистический уклад, не захочет ее блокировать, - либо 2) что Англия быстро приспособится к создавшемуся положению и создаст на своих собственных островах свою собственную замкнутую, самодовлеющую систему связей, восстановит земледелие, переместит фабричные центры и т. д. Против второго допущения вопиют и география, и экономика, и логика. Оно явно нереально. Что же касается до первого, то в ранний период революции, оно, конечно, тоже нереально. Страны, конкурирующие
_______________
     *1 Термины Н. И. Бухарина.
     *2 Idem.

стр. 218

с Англией, не преминут использовать ее переворот и разовьют колоссальную политическую деятельность для захвата еще не отбитых у нее рынков. Блокада в области снабжения снова будет пущена в ход, как средство политической борьбы. И в первый период революции дезорганизация обмена и разрыв экономических связей совершенно неизбежны со всеми их неизбежными же последствиями для состояния производительных сил. Одно следует сказать: деградация производства в стране развитого капитализма, в стране, хотя и утратившей свою промышленную гегемонию, но во всяком случае державшей ее достаточно долго, чтобы сохранить развитую технику, не может зайти так далеко, как она зашла в технически мало развитой крестьянской России. Не последнюю роль будет играть тут, конечно, и размер территории, и роль внутренних экономических связей в связи с размером территории. Но при абсолютной разнице в размерах деградации ее относительное значение будет всегда вполне определенной и явной величиной и даст себя чувствовать вполне определенно в тот первый момент революции, когда задушение ее будет еще считаться возможным. И допущение, что благодаря условиям социального развития Англии ее вещественный (материально-технический) аппарат не разрушится, а дезорганизация людского аппарата будет не велика (благодаря численному преобладанию пролетариата), отнюдь не исключает другого допущения, что попытка блокировать снабжение Англии и отнять оставшиеся ей рынки, приведет к временной остановке работ на копях и заводах, подорвет нормальное продовольствование трудящихся и снабжение предприятий сырьем, истощит скопленные запасы сырья и полуфабрикатов, заставит отдать не мало сил на организацию обороны революции, приведет к упадку и разрушению некоторого количества орудий производства, отразится несомненно и на состоянии угольных копей и транспорта, понизит как производительность, так и интенсивность труда. И это при допущении, что внутреннее сопротивление будет незначительно и что система идеологических связей легко поддастся трансформации. Это, однако, допущение весьма условное и в той же мере, в какой оно не оправдается жизнью, увеличится и степень разрухи в производстве, ибо на нее будет влиять и добавочный фактор разрыва идеологических связей.
     Карта морских путей, соединяющих производство и снабжение Англии со всем остальным миром, покажет нам итоги разрыва ее экономических связей.
     Пароходы, которые спустят свои паруса и перестанут перевозить товары, сделаются свидетелями этого разрыва. Заводы и снабженческие склады, работа которых была исходным или, наоборот, конечным пунктом движения пароходов, сделаются его жертвой. Люди и машины, не получающие нормального питания, понизят свою производительность, а это даст разрухе новый толчок, прогрессивно повышая ее показатель.
     Нет никакого сомнения, что это было бы только временное явление и что, если бы социальная революция действительно могла иметь место в Англии раньше чем в Германии, в Соединенных Штатах и т. д., то предвиденье этого явления не должно было бы останавливать английских рабочих и замедлить их революционную борьбу хотя бы на один час. Ибо ценой временной деградации, ее производительных сил, Англия - или всякая иная страна - первая, начавшая у себя социальную революцию, подвинула бы вперед и дело мировой революции. Мировое хозяйство и система мировых хозяйственных связей оказались бы сильнее полемики

стр. 219

и блокирующие вынуждены были бы сдать свои позиции через некоторое время.
     Никакая крупная хозяйственная единица не может быть вычеркнута при теперешнем развитии хозяйства из системы мировых экономических связей. И опустившие было свои паруса пароходы, которыми овладел английский пролетариат, снова подымут их через некоторое время, горделиво расправив их, как знамя его победы.
     Переместятся лишь некоторые элементы в этой системе связей, произойдут некоторые приспособления и перемещения в самом производственном аппарате страны и, конечно, английские рабочие массы перенесут много лишений, но это будет недорогая цена за новый толчок революции вперед и за сокращение рамок капиталистического мира.
     Мы рассмотрели случай выступления на путь мировой революции именно Англии, а не иной какой-нибудь страны, по той простой причине, что пример Англии фигурирует в статье тов. Не-Ревизиониста, но, разумеется, та же аргументация могла бы быть развита и для всякой другой страны.
     Но вернемся, однако, к России. В Англии наиболее ярким и выпуклым моментом является именно момент внешних экономических связей.
     При сравнительно небольшой территории, плотности населения и железнодорожной сети и слабой роли сельского хозяйства, там нет резкой хозяйственной обособленности между отдельными областями страны. Есть, конечно, и линии внутреннего товарного тяготения и довольно резко выделенные районы, как угольные, текстильные, рыбацкие, земледельческие и т. д., но все же система внутренних связей отступает по своей роли пред системой внешних связей и линии международного товарного тяготения поглощают линии внутреннего обмена. Например, в России легче, наоборот, изучить большую роль системы внутренних экономических связей, тем более, что революция и гражданская война уже имели место у нас, и некоторые подсчеты величины издержек революции уже были сделаны.
     Я говорю о работах комиссии С. Т. О., долженствовавшей исчислить "ущерб, нанесенный русскому народному хозяйству гражданской войной, блокадой и нападением на нас империалистических стран", работавшей летом 1920 года под председательством В. Г. Громана и произведшей ряд работ по исчислению тех издержек русской революции, счет по которым следует предъявить Антанте. В качестве сотрудницы этой комиссии автору этих строк пришлось собрать чрез посредство Наркомпрода довольно значительный - хотя к сожалению, в виду краткости срока, отнюдь не исчерпывающий - материал о положении продовольственного снабжения во время гражданской войны и блокады.
     Обработка этого материала*1 привела к некоторым любопытным выводам и дала почти наглядную картину движения "костлявой руки голода", протянутой с окраин России к ее промышленным центрам для удушения их революционных рабочих. Путь этой костлявой руки шел по линиям разрыва экономических связей, как внутренних, так, конечно, и внешних.
     Россия с ее огромной территорией, малой и весьма варьирующей от области к области плотностью населения и путей сообщения, с
_______________
     *1 Доклад мой комиссии С. Т. О. должен быть напечатан в одном из ближайших номеров "Народного Хозяйства" под заглавием "Война, блокада и продовольствие".

стр. 220

разнообразием культур, сельскохозяйственных и сырьевых, и резко выраженными хозяйственными районами, дает картину ярко намеченных линий внутреннего товарного тяготения.
     Искажение или поломка этих линий приводит, конечно, к дезорганизации всего материально-технического аппарата страны.
     Во время гражданской войны и блокады разрыв связей идет в двух направлениях: длительный разрыв связи с отрезанными областями, и краткосрочный разрыв связи с областями, переходившими несколько раз из рук в руки и бывшими все время ареной военных действий.
     Области длительного разрыва связи, это - области, далеко отстоящие (Сибирь, Кавказ, Украйна). Области кратковременного разрыва связи, это - области, непосредственно прилегающие к советской России: Урал, Поволжье и Центрально-Земледельческий район. Первые области являются в деле снабжения продовольствием вообще, а хлебом в частности, областями максимальной вывозоспособности. Вторые по вывозности играют меньшую роль.
     Однако, в условиях военной действительности, при длительной отторгнутости областей максимальной вывозоспособности и нарушении правильного функционирования транспорта, вся тяжесть снабжения промышленных областей Центральной России ложится на области, ближайшие к центру. Заготовительная деятельность продовольственных органов сосредоточивается преимущественно там и даже краткосрочный разрыв связи с этими областями несет с собой каждый раз угрозу голодной смерти населению промышленных центров России.
     Таким образом, война и блокада сначала отторгают от Центральной России ее основные снабженческие области, а затем, все сжимая и сжимая кольцо, прорываются через близлежащие области, пытаясь покрыть и их тянущейся к центру костлявой рукой голода и лишая ее фабрики и заводы топлива и сырья.
     Карта военных действий - во время гражданской войны и блокады 1918 - 1919 г.г. - является в то же время и картой голодной блокады России, отмечающей путь голода и разрухи, посылаемых на борьбу с очагами революции, и в то же время и путь разрушения производительных сил.
     От промышленных центров России отторгнуты продовольствие, топливо и сырье: хлеб, уголь, нефть, железо, сталь, хлопок.
     Происходящий здесь разрыв связи между ввозящими и вывозящими районами лишает первые необходимейших элементов производства и обрекает их рабочую силу на голод, вымирание и распыление, их машины и станки на ржавение и порчу. В ввозных же областях происходило разрушение целого ряда культур, гибель и нерациональное использование продовольственных и сырьевых избытков, с одной стороны, грабеж и бессмысленное расхищение - с другой.
     В то же время отсутствие обмена создает исключительные возможности для скопления в руках предпринимателей спекулятивного фонда продуктов, который даже по окончании войны продолжает давить на рынок и вносит дезорганизующее влияние на государственные операции снабжения.
     Кроме того, не получая необходимых промышленных продуктов из городов центра, крестьянство снабжающих областей использовывает имеющееся у него промышленное сырье - кожу, шерсть, лен, пеньку и т. д. - для развития всевозможных кустарных промыслов, оттягивающих из городов рабочие руки и дезорганизующих промышленную работу.

стр. 221

     Таким образом, неизбежный при революции и гражданской войне разрыв системы экономических связей есть сам по себе фактор дезорганизующий производство и разрушающий производительные силы. Война с Деникиным была, в самом подлинном смысле этого слова, борьбой за уголь и железо. В то же время для России и ее промышленности играло, конечно, громадную роль и закрытие границы и отсутствие внешнего обмена.
     Когда зимой 1920 - 21 года работа на угольных копях Донбаса агонизировала из-за разрушения оборудования копей и когда английские машиностроительные заводы закрывались один за другим, увеличивая кадры безработных, а правительство Ллойд-Джодржа затягивало, как только могло, снятие блокады, то требование английских рабочих о восстановлении торговых сношений с Россией было не только общим политическим выражением международной пролетарской солидарности: история вложила в него ясный, непосредственный, конкретный смысл и тесно слила во-едино насущнейшие интересы рабочего класса с развитием производительных сил, точнее с остановкой их регресса. Это лишь единичный пример, но его легко обобщить и увеличить даже без специального исследования, исходя только из повседневного жизненного опыта.
     Конечно, если в Англии целый ряд исторических предпосылок, о которых мы говорили выше, может понизить до минимума разрушение материально-технического аппарата и людского, то в России ряд исторических же факторов действовал в обратном направлении: слабое развитие производительных сил, численное преобладание мелкобуржуазных элементов, огромное сопротивление, развитое буржуазией и поддерживаемое извне, дезорганизация "людского аппарата" (саботаж интеллигенции), некультурность масс, безграмотность, отсутствие производственного сознания у многих слоев рабочего класса и т. д.
     Поэтому, независимо от разрыва экономических связей и влияния его на дезорганизацию обмена, распад материально-технического аппарата был ужасающе велик.
     Ведь для Англии мы оперировали гипотетическими условиями, а в России мы видели их воочию во всей их разрушительной конкретности. В материалах той же комиссии Громана, в не совсем еще конченных на-спех произведенных подсчетах*1, мы находим огромное количество документальных материалов о степени этого разрушения. Горящие склады, разграбленные обозы, разрушенные машины, фабричные здания, холодильники, зернохранилища, рыбные промыслы, их снаряжение и их флот, замершие паровозы, взорванные суда, мосты и рельсы, бессмысленно уничтоженные средства хранения тары и подвоза, сгнившие за невывозом запасы продуктов, незасеянные поля, порезанный племенной скот - какое огромное количество погибших часов труда, выкристаллизованных во всех этих элементах материально-технического аппарата!
     Прибавьте к ним еще 3 итога:
     1) непроизводительно затраченные средства на содержание армии,
     2) погибшая рабочая сила и
     3) разрыв экономических связей внешних и внутренних - и вы получите итог разрушения производительных сил.
     Является ли он "имманентным законом революции"?
     Для революции гипотетической, воображаемой, поставленной в какие-то искусственные нереальные рамки, может быть и нет, но для
_______________
     *1 Комиссия работала всего 5 месяцев.

стр. 222

революции подлинной, конкретной, имеющей место не в лаборатории, а в жизни, и в современном классовом обществе, конечно да.
     Революция, начатая для повышения кривой народного благосостояния, первоначально понижает ее, делая характерный изгиб параболы, которую мы начали исчислять с отрицательных значений x, а потом перешли к положительным, по своим абсолютным значениям далеко превышающим отрицательные и стремящимся к бесконечности.
     И несмотря на все это разрушение, дезорганизацию и разрыв - на все эти огромные издержки революции, плюс все же перевешивает минус, ибо ценой всех этих издержек, мы прокладываем путь к созданию вне-классового общества, к эпохе диктатуры научного предвидения, к созданию такого пластического социального организма, который сможет безболезненно трансформировать формы своего производства в систему своих экономических и идеологических связей в вечном стремлении к совершенству.
     И если даже конечное достижение далеко еще от нас, русский пролетариат может все же с гордостью сказать себе, что ценой издержек революции он прокладывает путь к ближайшим высшим организационным формам общественного бытия.

home