стр. 194

     ЗЕЛ. ШТЕЙМАН

     *

     ЗАМЯТИНЫ, ИХ АЛГЕБРА И НАШИ ВЫВОДЫ

     Стабилизация по Устрялову... Я не читал его нашумевшей книжки. Но говорят, впрочем, что пресловутые сменовеховцы, чаявшие спустить революцию на тормозах, - сейчас мирно опустили публицистические забрала и пересели на спецовские кресла. Злые языки уверяют, что эти чаявшие - просто младенцы перед Устряловым. Весьма возможно. Устряловской книжки я все-таки не читал.
     Но книжка - не обязательна.
     Важны факты.
     В начале июня ленинградский союз писателей устроил два диспута. Вернее, диспут был один, но растянулся на два

стр. 195

вечера. Это примечательно. Говорили о писателе и критике. И, как полагается, говорили не столько "вообще", сколько о специфическом писателе, и сколько о специфической критике.
     Выступали: Замятин, Сологуб, Лавренев, Федин...
     Как на афишах: заслуженные актеры такие-то. И можно не покупать билетов. Старые знакомцы. Лавренев, между прочим, еще не заслуженный актер. Но, видимо, имеет все шансы.
     Председатель второго вечера, небезызвестный г. Гизетти, обмолвился, что диспут, в сущности, совсем не диспут, а по традициям старой русской общественности - свободное собеседование.
     Может быть и так.
     Да и действительно так. Собеседование было до того "свободным", что право же приходится просто недоумевать безмерной доброте некоторых людей.
     Замятин говорил о "марксятских (!) вшах", и о том, что русская критика совершенно недопустимо носит звучные еврейские фамилии. Сологуб рассказывал о "Мелком Бесе", подтрунивал над теми, кто ругал в свое время Передонова и заметил кстати, что сейчас вообще невыгодно заниматься художественным творчеством.
     Выступали: Федин, Лавренев, Гизетти...
     Но продолжать незачем. Все равно, все это - вместо предисловия. А по существу - о последнем рассказе Евгения Замятина:
     "ИКС".
     "Новая Россия" - номер два.
     Замятин кокетничает.
     Рассказ назван почему-то "Иксом".
     Вероятно, это уже такая мода.
     И в виде медвежьей услуги - статья Бориса Лавренева в журнале "Жизнь Искусства". Заголовок: "Икс просит слова". Лавренев пишет о придирчивых "марксятах", юрких молодых людях, о пагубности и невежестве марксистской критики. И заканчивает, разумеется, тем, что соболезнует: "нынче говорят на очень уж плохом русском языке!"..
     Очевидно: икс написал рассказ об иксе.
     Но расшифровать очень легко.
     Такие "иксы" - и не так еще давно - порхали из ушка в ушко в качестве патентованных анти-советских анекдотцев. Анекдотцы занятные (и замятные!..), в меру черненькие, в меру розовые. Но должно быть так уж сильна стабилизация

стр. 196

по Устрялову и "национальная экономическая политика" по Лежневу! Анекдотцы обросли сюжетом и обрели тираж.
     К тому еще: Замятин старый рассказчик, опытный рассказчик умеющий рассказывать так, чтобы можно было слушать.
     "Мамай" и "Пещера" из злободневности уже выскочили, и право же, могут служить классическими образцами в своем роде.
     К двум анекдотам - третий.
     "Мамай" жил в петербургской "Пещере". "Икс" - поп и провинция. Но ядрышко в них одно и то же. Те же сплетни, и та же бесподобная информация для белогвардейской печати. Точно не знаю, однако же думаю, что "Икс" уже кем-нибудь перепечатан.
     Главное - ядрышко.
     В "Пещере" - интеллигент. В "Мамае" - интеллигент. В "Иксе" - поп.
     Но, конечно же, поп только предлог. Такой же, каким явился Мамай. Дело не в попе и не в Мамае. Дело в декорациях, в вещах и в том еще, что делается вокруг. Дело именно в том, что "делается".
     Мамай жил в Петербурге. Дома похожи на корабли. Каждый сам по себе. А вокруг: дикие люди с мандатами и с правом ночных посещений. Точно бы весь Петербург в дни военного коммунизма - город налетчиков с коммунис..., то-бишь большевистскими рожами.
     Помните, у Андреева маски.
     У Замятина тоже маски.
     Герой-поп и Мамай. Дело в маске. За масками еще маски. Петербург и провинция. Но по существу человечек под маской не меняется. У человечка страх и галлюцинации. Вокруг - рожи...
     Анекдотец в "Иксе" смастерен не плохо.
     Раскаявшийся для видимости поп. Марфизм вместо марксизма. Кусочек покушения. Поп хочет кого-то убить, поп бредит. Невероятная прозодежда. Сурик вместо хлеба. Коробок спичек на троих. И в заключение - анекдот в анекдоте: "полет на планету Маркс".
     Ради этого "полета" написан рассказ.
     И еще ради того, чтоб повторить: марфизм вместо марксизма, и сурик вместо хлеба.
     Все это вместе - анекдот.
     Таким образом - качество.
     Теперь - о количестве этого качества.

стр. 197

     - Все, кто видал дьякона вот сейчас на Розе Люксембург или раньше, знают, что это мужчина здоровенный.
     Сообщу по секрету - речь идет об улице Розы Люксембург. Но если бы я ничего вам не рассказывал, - что бы вы подумали?
     Не знаю, как назвать этот замечательный литературный прием, но ясно, что сие место маленько припахивает вполне явной и... не совсем "корректной" похабщинкой.
     - Сюсин вскочил в линейку, за ним милиционеры. Один из них стал нахлестывать лошадь так, как-будто это был классовый враг, - пожалуй, даже без "как-будто": лошадь была купеческая.
     Разрешите дальше?
     - ... Шли занятия балетно-драматической студии для милиционеров, густо пахло 1919 годом (примечание для тех, кто забыл: запах 1919 - санитарный вагон)...
     Еще хотите?
     Дьяконица вымазала суриком скамеечку, на которой вечером, в саду любовницы сидел дьякон. И вот:
     - ... утром дьякон еле продрал глаза к обедне. Скорей одеваться - схватил штаны... Владычица! - не штаны, а прямо знамя: все вымазано красным.
     ... Так и пошел, как некогда пророк Елисей, со стадом гогочущих мальчишек сзади.
     Никому и никогда не удавалось изобразить по настоящему самум, землетрясение, роды, катценяммер. Нельзя изобразить то, что происходило в дьяконе, когда он служил эту обедню. Важно одно: к концу обедни дьякон оценил завоевания Октябрьской революции и, в частности, то, что революцией разрушена тюрьма буржуазного брака...
     Когда формалисты говорят, что герой вырастает из лексики, - надо признать, что, пожалуй, они не ошибаются. Вот этакими шпилечками, словесными невинностями и каламбурчиками Замятин добился того, чего хотел.
     Через гротеск - злая пародия и сверх-утрированный шарж.
     В "Иксе" важна не сама фабула.
     В конечном счете, история с подменой "марксизма" "марфизмом" - не такая уже новая. И, разумеется, только ради этого не стоило писать ни рассказа, ни сего скромного фельетона.
     Важно то, в каком виде еще раз подается этот старенький канон, возникший, разумеется, не на "запахах 1919 года".

стр. 198

     ...Говорят, что гости подделываются под хозяев, и что в "Новой России" этикет был в особенном почете.
     Это похоже на правду.
     Но опять-таки не в этом соль. Ну, не будет "Новой России" - будет еще что-нибудь в этом же роде.
     Факты сигнализируют математически точную консолидацию справа, точную, неизбежную, явную.
     Замятин пишет очередный после "Мамая" "Икс". Сологуб замечает, что нынешняя критика непременно хочет "постричь кота догола", и что сие - нелепо. Дискуссия в журнале "Жизнь Искусства" позволила уже не сомневаться в том, что и так называемые "левые" уже переходят в "правые".
     "Икс" просит слова.
     "Икс" пишет рассказ об "иксе".
     Одним словом, кто-то хочет, если не революцию, то во всяком случае советскую литературу спустить на тормозах.
     - ... От поднятия непосильных тяжестей, - разъясняет медицина, - случается грыжа...

(Удар: Альманах / Под редакцией А. Безыменского. М. Новая Москва. 1927. [Кн.] 1)

home