[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]

Это только присказка

Вышел новый роман Ольги Славниковой

Роман Ольги Славниковой «2017» (М.: Вагриус) — событие. И не только на мертвом фоне, что обеспечила ему крупногабаритная проза текущего года. Отвязная халтура Василия Аксенова («Москва-ква-ква» — см. «Время новостей» от 14 марта), претенциозные, злобные и мелочные экзерсисы Анатолия Наймана («О статуях и людях» — «Октябрь», № 3), просроченные еще до изготовления «Пилюли счастья» Светланы Шенбрунн, которыми три месяца пичкает нас «Новый мир» (№ 2–4) могут конкурировать лишь друг с другом — второе место на этом турнире пошлости гарантировано всем. В четырех номерах «Знамени» романа не было вовсе. В «Звезде» та же история. Есть читабельный, но скроенный по отлаженному шаблону «Полковник Ростов» Анатолия Азольского («Дружба народов», № 1–2). Есть пока не прочитанная «Неверная» Игоря Ефимова («Нева», № 2–3). Может, утешусь. А сейчас руками развожу: кроме «2017» Славниковой и «Оно» Алексея Слаповского (М.: Эксмо) — книги жутковатой, неожиданной и резкой, шокирующей одних и мучающей других (думаю, что и автора) — говорить не о чем.

Если же, плюнув на сегодняшний неурожай, вспомнить крупные вещи трех последних лет, вровень новому роману Славниковой придется немногое: «Кащей и Ягда, или Небесные яблоки» Марины Вишневецкой, «Год обмана» Андрея Геласимова, «Петрович» Олега Зайончковского, «Жизнь не о чем» Валерия Исхакова, «Все поправимо» Александра Кабакова, «Они» (и оба «Участка» — просто и «заколдованный») Слаповского, «Вилла Бель-Летра» Алана Черчесова… Нет, это не давно обещанный «конец романа». Роман (ныне это значит: некороткий текст, в коем наличествуют интеллектуализм, детективный сюжет, затурканный герой, свинцовые мерзости жизни, социальные катастрофы и какая-никакая мистика-мифология-фантастика) еще как востребован! Это писатели чувствуют. Слишком хорошо — потому и гонят соответствующую пургу. Отсюда неизбежность Виктора Пелевина, отсюда трагифарсовый провал Людмилы Петрушевской («Номер один, или В садах других возможностей»), отсюда конвейерное производство Дмитрия Быкова («Орфография», «Эвакуатор»; куда ветер дует он почуял уже на «Оправдании»), отсюда триумф суррогатного Михаила Шишкина (опять-таки смекнул что к чему еще во «Взятии Измаила», но вполне удовлетворил любителей интеллектуально-трагических — «два в одном!» — коктейлей «Венериным волосом»), отсюда попытки слепить из мастеровитого исторического романиста Алексея Иванова («Сердце Пармы», «Золото бунта») культовою фигуру. (Прочли бы его говорливые доброхоты лучшие книги покойного Дмитрия Балашова, или «Царицу Смуты» Леонида Бородина, или «Не мир, но меч» и «Новгородского толмача» Игоря Ефимова — может, поумерилось бы аханье о «невиданном» миро-, мифо- и языкотворчестве Иванова.) Отсюда еще куча амбициозных опусов. Отсюда же (но не только отсюда!) — «2017», книга совсем иного масштаба, писавшаяся долго (предыдущий роман — «Бессмертный» — вышел без малого пять лет назад) и, похоже, трудно.

Планировался роман, который могли бы счесть «своим» все, все, все. Потребители крутых боевиков, смахивающие на их персонажей; продвинутые клерки-менеджеры; ценители оппозиционно-метафизической фантастики; гурманы-постмодернисты, юнцы, грезящие баррикадами (и/или социальной справедливостью); те, кто тоскует по «нормальным» историям «про жизнь и людей» и те, кто зависли меж астралом и интернетом; привыкшие читать только переводы и отвыкшие читать вовсе. Слабо веря в возможность сотворения такой книги, я, однако, убежден: из наших писателей на ее автора больше всех похожа Славникова. У нее есть темперамент борца и непоказное сострадание к тем, кого жизнь швырнула на дно, опыт незаурядного психолога и азарт рассказчика затейливых историй, любовь к вымыслам и вдумчивый интерес к быту, умение фиксировать приметы времени и выявлять (создавать) их символический план, склонность к «набоковскому» письму и жажда быть услышанной, почтение к традиции и тяга к новизне (иногда не шибко новой). Все это есть и в романе «2017».

Там вообще много всяких разностей. Переливчато-прозрачные драгоценные камни и заплеванные улицы демонически обычного города с четырехмиллионным населением и монотонно вымирающими заводами. Дремучие таинственные леса и купюры достоинством в шестьсот долларов с портретом женщины-президента США. Похоронная контора, где родным покойника предлагают сыграть в лотерею (ибо похороны должны быть праздником), и армейская тушенка из оленины (оленей в оны годы сгубила экологическая катастрофа; а может, это очередное вранье). Шпана, блюдущая свои территории, и театрализованные парады «красных» и «белых», заканчивающиеся нешуточной кровью и предчувствием новой революции, приуроченной к столетию сами знаете чего. Необъяснимая и неодолимая любовь мужчины и женщины, которые, не зная даже имени избранника (избранницы), изо дня в день встречаются (каждый раз в новой точке всюду равно чужого города), дабы — в лучшем случае — утолить страсть в замызганной гостинце, а если не повезет, бродить где ни попадя, перекусывая в дешевых кафешках. Вульгарное провокаторское (до боли знакомое) телешоу, взорванное мордобоем в прямом эфире, и россказни хитников (беззаконных добытчиков драгоценных камней) о зловещих играх, которые затевают с людьми демоны-хранители подземных кладов. Всеведущая мировая бизнес-элита и аномальные зоны, где огонь превращается в лед. Тоскливый стандарт нищей стабильности и голливудские погони, неотличимые от тех, что наблюдались персонажами на экранах. Эротические забавы Хозяйки Медной горы и липкая, мерзкая уголовщина. Череда предательств и спасенная на очередной ходынке девочка, отец которой сослужил волшебную (компьютерную) службу спасителю (да только счастья ему не принес). Неизменность русского бреда, мифология рифейского пространства (чего в романе нет, так это топонимов «Урал» и «Екатеринбург» — есть Рифей и город), дурман гламура, дурман рационализма, дурман риска ради риска, дурман тайновидения (и следующее за каждым из них похмелье), судороги отчаяния и предсказуемый «открытый финал». Потеряв миражно-подлинную возлюбленную (Хозяйку? ее воплощение? ее жертву?), герой с верным помощником отправляются из призрачной страны, где вот-вот громыхнет гражданская война, в суровый край чудес. Там их ждут сокровища. Место вычислено. Снаряжение в порядке. По пути нам дано увидеть последних настоящих людей, дряхлых и хворых «жителей прошлого века, еще не забывших подлинный, соленый и горелый, вкус Истории». Судьба хранит героя для будущей роковой встречи с кладом, который его то ли погубит, то ли преобразит в Ивана-царевича. «На вокзале их никто не провожал».

Не хочу я спорить со Славниковой о судьбах России и вкусе истории. О многом думаю иначе и, назвав в свою пору рецензию на «Бессмертного» «Колдовство опасно для вашего здоровья», имел в виду как героев романа, так и его автора, по-моему, слишком верящего в силу старых и новых фантомов. Не в этом суть. Как и не в том, что временами повествование в «2017» становится изнуряюще тягучим, иные ювелирно обработанные периоды испорчены бляшками канцелярита, некоторые описания «самоигральны», а сюжет не помешало бы прояснить (на дух не переношу многозначительных умолчаний и намеков). Не знаю, выйдет ли роман «2017» в бестселлеры и войдет ли он в букеровск6ую шестерку. Знаю другое: эту путаную, лихорадочную, то интересничающую, то наивную, то завораживающе красивую, целенаправленно бередящую душу книгу должно прочесть и продумать.

И, быть может, тогда станет ясно, что вся прокрученная фантасмагория — пролог, а главные испытания героя — впереди, после проклятой годовщины, по возвращении в историю. По возвращении истории.

Андрей Немзер

17.04.2006.

[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]