На московские экраны вышел фильм "Романовы. Венценосная семья"

Ругать новый фильм Глеба Панфилова неудобно, а хвалить - невозможно. Неудобно - потому что герои картины "Романовы. Венценосная семья" - бессудно убитые, а потом много лет бесстыдно поносимые - безусловно достойны сострадания, а режиссер в работе своей руководствовался именно этим чувством. Невозможно - потому что благими порывами вымощена дорога в ад.

Панфилов снял фильм о хорошей русской семье - большой и дружной, со своим "ролевым раскладом" (властная и нервная жена, мягкий, чуть тяготящийся вечной опекой супруги, но бесконечно ее любящий муж, взрослеющие и оттого малость своевольничающие дочери, трогательный, больной - а потому всем особенно дорогой - единственный и младший сын), своим обиходом (от молитв до музицирования), радостями, тревогами и проблемами. Эту самую семью сперва вырвали из привычных ("нормальных") условий существования, а потом - убили. Страшно. Страшно, даже если не показывать расстрел во всей его кровавой красе, как это сделал Панфилов.

Теоретически мы знаем, что всякая личность бесценна. Потому бесценна и всякая жизнь. Совсем не случайно вопрос о допустимости смертной казни (в том числе - казни отъявленных злодеев по юридически безупречному приговору) остается мучительным - для всякого человека, помнящего о своем человеческом начале. Большевики - не первыми и не последними, но с поразительной последовательностью - настаивали на прямо противоположном: личность - ничто, а ее уничтожение оправданно, коли необходимо "для пользы дела". Кажется, в этом они убедили даже тех, кто скорбит по погибшим и на дух не принимает ленинскую квазиэтику.

Романовых убили зверски. А если бы придумали какой-нибудь "гуманный" способ (ну, не загоняли бы скопом в подвал), лучше? Романовых убили бессудно. А если устроили бы собачью комедию "юридического процесса" (в фильме такой вариант предлагает Троцкий, а затем один из красногвардейцев, отказывающийся участвовать в казни), лучше? (Уж "доказали" бы "виновность" государя - тем, кто и без всяких судов именовал Николая II "кровавым".) В Екатеринбурге убили ребенка и юных девушек. А если бы "только" взрослых? Цесаревич был не только смертельно больным, но и одаренным мальчуганом (модели кораблей клеил), великие княжны чудесно пели, государь играл на рояле, а государыня - одолевая акцент - читала наследнику "Евгения Онегина". Кроме того, все они верили в Бога, сердечно любили друг друга, с уважением относились к приближенным и слугам, были просто хорошо воспитанными людьми. Ну а будь иначе - в семье торжествует религиозная индифферентность, все друг с другом собачатся, в доме нет ни рояля, ни пушкинского романа, ни томика Мопассана, супруг пьет горькую, мать изводит дочерей, а мальчишка мучает кошек... Тогда финал бы не ужасал?

Слышу возражения: "Ну зачем же так? Ведь семья-то была хорошая. История все-таки. И потом ведь Панфилов не скрывает, что у его персонажей имелись человеческие недостатки. Государыня истерикует, император, отбыв в последний раз в Ставку, со зримым удовольствием опрокидывает рюмку, а после - забыв про все на свете - распевает "Степь да степь кругом...", великая княжна, стреляя из рогатки, невольно расшибает голову часовому". Про "историю" речь впереди. Милые недостатки лишь оттеняют добрые нравственные основы. И не в том дело, что Панфилов упростил характеры и "не доложил" темных тонов. (Грязи на царскую семью вылили сверх меры - можно понять, почему режиссера повлекло к идеализации на грани сусальности.) Дело в том, что даже между 2 марта 1917 (отречение Николая II) и 17 июля 1918 (убийство царской семьи) в России было вырвано из привычных ("нормальных") условий существования превеликое множество семей. Дворянских, чиновничьих, поповских, интеллигентских, рабочих, мужичьих. Исполненных обаяния и заурядных. Дружных и вздорных. Счастливых и несчастных. Кого-то убивали целенаправленно, кого-то - "по ходу дела". Кого-то "только" мучили, насиловали, морили голодом, били. Кого-то обрекали на разрыв родственных связей. И муки этих самых семей, то есть всего народа рухнувшей империи, растянулись на многие десятилетия. Их не жалко?

Выходит, что нет. Фильм снят так, будто не было в 1917 году оголения фронта, дележа помещичьих земель, бесчинств всякого рода "советов", всеобщей смуты, разгула самых страшных инстинктов. Словно февральская революция (и с чего это она случилась?) и логично из нее выросший большевистский переворот нанесли страшный удар не по всей России. Отрекшийся государь счастлив в своем семействе - даже в заточении, даже терпя произвол и хамство, даже предчувствуя временами страшный итог. Каково-то тем, от кого он отрекся?

Трагедия 1917 года - следствие общего греха. Редкая семья не заплатила сторицей за этот грех. Жалко всех. Без сострадания к каждому загубленному нельзя приступать к нашей истории. Но сострадание не отменяет вопроса о смысле случившегося. А стало быть - об исторической ответственности людей, позволивших ввергнуть себя, своих близких, Россию в катастрофу революции. Всех. Будь то питерские солдаты и рабочие, затеявшие февральские манифестации, депутаты Государственной думы, решившие "направить" бунт, министры и генералы, игравшие - кто по глупости, кто из страху и безответственности, а кто и "с прицелом" - в свои игры. Или император Николай II. Или те, для кого его капитуляция стала сигналом - к вседозволенности, равнодушию, своекорыстию. "Роковым" названо в фильме решение государя отбыть из Ставки в Царское Село - навстречу отречению. Справедливо. Только роковым оно было не для одной венценосной семьи.

Осмысление истории вовсе не противоположно скорби по сгинувшим под разбегом "красного колеса". Тому и другому противостоит благодушное мифотворчество, умиленное смакование "красивых картинок", меланхоличная тоска по светоносным избранникам, павшим жертвой разномастных злодеев. Мыслить и чувствовать вообще труднее, чем имитировать мысль и чувство.

12.03.2001